Annotation
Книга Бориса Камова рассказывает о жизни, деятельности и творчестве детского писателя Аркадия Гайдара (Голикова).
Борис Камов
Часть первая. "ВСЕ ЭТО ОЧЕНЬ СТРАННО, НО ВСЕ ЭТО БЫЛО…"
ПРОБУЖДЕНИЕ
ПРОГУЛКА
САМОЕ НАЧАЛО
ВОЙНА
УЧИТЕЛЬ СЛОВЕСНОСТИ
ВЕСЕЛОЕ ВРЕМЯ
НАСТОЯЩИЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ
НАЧАЛО НЕОБЫКНОВЕННОГО ВРЕМЕНИ
МАМИНА ХИТРОСТЬ
КРЕЩЕНИЕ ПОД КИЕВОМ
Хитрость командующего
Крушение
Учебная практика
Семнадцать
«РАНЕНЫЙ БОЛЬШЕВИСТСКИЙ МАЛЬЧИШКА»
АРЗАМАССКИЙ АВАНГАРД
НОВЫЙ ВЗЛЕТ
ПО ПРИКАЗУ ТУХАЧЕВСКОГО
ЧТО РАССКАЗАЛ КОМИССАР БЫЧКОВ
«ЧАСТЕНЬКО Я ОСТУПАЛСЯ»
ПОРАЖЕНИЕ БАНДЫ КОРОБОВА
ПРОТИВ СОЛОВЬЕВА
Комбат без батальона
Кто такой Соловьев!
По следам Родионова
НАЧАЛЬНИК БОЕРАЙОНА
СВОЯ РАЗВЕДКА
Пинкертоновщина
Кузнецов
Аграфена
Настя - Маша
ШТУРМ СОЛОВЬЕВСКОЙ ГОРЫ
В ОБНИМКУ С МЕДВЕДЕМ
«НЕ ОБРАЗУМЛЮСЬ, ВИНОВАТ…»
«ТОЛЬКО В РЕВОЛЮЦИЮ МОГУТ ПРОИСХОДИТЬ ТАКИЕ ВЕЩИ»
Часть вторая. "…СКОЛЬКО МУК ДОСТАВЛЯЕТ МНЕ МОЯ РАБОТА!"
ОТСТАВНОЙ СОЛДАТ
ВСТРЕЧА С МАТЕРЬЮ
СПОР С ОТЦОМ
СОЛДАТСКОЕ БРАТСТВО
Одиночество
«Писать вы можете…»
Литературный ликбез
«ПРОФЕССИЯ - ЛИТЕРАТОР, СПЕЦИАЛЬНОСТЬ - ФЕЛЬЕТОНИСТ»
Путь к фельетону
«…Я люблю остро отточенную шашку»
Голубой домик с мезонином
Шаг к Ленинграду
Два принца инкогнито
Бунт фельетонных героев
РАССКАЗЫ «СТАРОГО КРАСНОАРМЕЙЦА»
ПОВЕСТЬ В ТРЕХ ЧАСТЯХ
Возвращение
Новая редакция
«Талантливые люди не имеют права болеть…»
Простая арифметика
«Я пишу главным образом для юношества»
Малодушие
ПУТЕШЕСТВИЕ В «ДАЛЬНИЕ СТРАНЫ»
Взлет и падение
Лагерь у подножия Аю-Дага
«Однако торопят…»
ДАЛЬНИЙ ВОСТОК
Отступление
В полушаге от войны…
Власть творчества
«ВОЕННАЯ ТАЙНА»
ОБИДА БОБА ИВАНТЕРА
«Здравствуйте, веселые люди!»
Редактор "Пионера"
Обыкновенная биография Боба Ивантера
Продолжение «будет напечатано позже»
КОНОТОПСКИЕ ПИРОЖКИ
Самовар имени товарища Цыпина
ВТОРАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ШКОЛА
«Почти каждый вечер…»
Работа
Зависть
«ГОЛУБАЯ ЧАШКА»
Поездка в детство
«Черновик моей любимой книги»
Урок Маршака
УТРАЧЕННЫЙ «ТАЛИСМАН»
" Шел солдат с похода"
«И мы бы хотели в те грозные дали»
"Шел солдат с фронта"
СУДЬБА БАРАБАНЩИКА
Награда
«ДУНКАН»
«…Я и Дора»
Командир отдельного полка
Какие бывают игры!
«Дела с кино»
ИСПЫТАНИЕ СЛАВОЙ
«ЧЕСТЬ СТАРОГО И СЕДОГО КОМАНДИРА»
Часть третья. "…И СВЯЗЬ СО МНОЮ БУДЕТ ПРЕРВАНА"
КАТАСТРОФА
После боя
«На тот случай, если бы я был убит»
Возвращение в юность
«Киев, Крещатик. Штаб Тимура»
Опять дома
«Скоро писем не жди…»
«Посмотри на Киев, на карту…»
Бои местного значения
Крайний случай
Лесник Швайко
Отряд Горелова
«Я могу быть командиром»
Маша - Желтая ленточка
Бой
ЕЩЕ ЧЕТЫРЕ ДНЯ
Решение
Вынужденная предосторожность
Прогулка
Даты жизни и творчества
Краткая библиография
Литература о Гайдаре
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
Борис Камов
Гайдар
Часть первая. "ВСЕ ЭТО ОЧЕНЬ СТРАННО, НО ВСЕ ЭТО БЫЛО…"
Я… всегда с большой теплотою вспоминаю огневые зори на вражьих фронтах - боевую школу, в которой прошли мои лучшие мальчишеские годы.
Аркадий Гайдар,
автобиография
«Командир отдельного полка»
ПРОБУЖДЕНИЕ
Он вскочил среди ночи от толчка неясной тревоги. И первая мысль: «Где я?!»
…За пять с лишним лет службы в армии он спал на чистых нарах казарм и грязном полу случайных изб, на белоснежных койках госпиталей и в навозных хлевах, на полках щелястых теплушек и на спокойных палубах речных барж, в пахнущих могилами погребах и возле жарко тлеющих стволов лиственниц в снегу.
А то бывало: не слышно топота тряпками обмотанных копыт, не брякнет сабля, не звякнет котелок. И только ходят под тобой теплые бока верного усталого коня, успокаивая и убаюкивая.
И вдруг не выдержит, прикроет веки. И хотя знает, не прошло и минуты, - тут же вздрогнет, испуганно их откроет. И чувствует - отдохнул.
Но засыпал ли он на два часа или на несколько минут - о том, что можно спать целую ночь, он уже забыл, то есть забыл, когда сам спал целую ночь, - он вскакивал всегда с одной и той же мыслью: «Где я?!» Это испуганное «где я?» ждало ответа каждое утро, вернее каждую ночь, потому что просыпался он обычно задолго до рассвета, обходил посты, наведывался в штаб, а потом, выйдя снова на улицу, долго вслушивался, прикрыв глаза, в звуки ночи, безошибочно отличая пьяные шаги от крадущихся, стук открываемой калитки от стука хлопаемой ветром, а далекий топот копыт от перебора копытами лошадей, стоящих на конюшне.
И даже вроде успокоенный порядком, за которым следил круглые сутки, успокоенный ровными звуками ничем не потревоженной ночи и четкими, шепотом, докладами часовых, редко если ложился опять: ждала работа.
Но если ложился, то, как в колодец проваливаясь, засыпал. И сны были напряженные, тяжелые, где то, что было, перемешивалось с тем, что могло быть и чего он опасался. И, просыпаясь, в испуге снова спрашивал себя: «Где я?», потому что, ко многому привыкнув за свою бродячую жизнь, никак не мог привыкнуть к почти ежедневному мельканию городов, станиц, сел, хуторов, рек, дорог, озер, лесов, в которых или близ которых приходилось делать привал или останавливаться на ночлег.
И, открывая глаза, должен был мгновенно представить, куда приехал с отрядом вечером, где посты, как относится к нашим население, далеко ли противник… Только вспомнив и представив все это, понимал, что нужно делать немедля, а что погодя.
Но все это требовало времени. Много времени. Поначалу, может быть, целой бесконечной минуты. Потом, правда, свел его до нескольких секунд, но все равно считал, что это непростительно много, и если тревога опять застанет его во время сна, из-за его медлительности будет потеряно время, которому нет цены.
Этот страх за утерянные секунды поселился в нем еще в августе девятнадцатого, когда их, курсантов командных курсов, только накануне произведенных в командиры, бросили под Фастов. И все они в ожидании предстоящего утром боя заснули. (Задремали и сморенные тридцатикилометровым маршем часовые.) А петлюровцы нагрянули на рассвете.
Став полуротным в тот же день, потому что Яшку Оксюза в начале боя почти сразу убило (не засни часовые, может, Яшка жил бы до сих пор), он поклялся: пока будет жить, пока будет командовать, у него такое не случится.
И в самом деле не случалось - ценой таких вот испуганных пробуждений. Ценой того, что разучился спать.
И сейчас, когда он испуганно вздрогнул, сбросил одеяло и сел, он перво-наперво осмотрелся. Он спал в большой комнате с высоким, в полумраке казалось, бесконечным потолком. На окнах висели плюшевые, верно, до революции дорогие шторы, которые не были задернуты. Ион видел часть светающей Москвы, то есть срезанный рамой кусок неба цвета мыльной воды, последний этаж и крышу дома на другой стороне Тверской и еще другие, утыканные трубами крыши.