На курорте Шира, у лечебных павильонов, их ждали. И командир с франтоватыми усиками, по-цыгански свободно сидевший в седле, отсалютовал: «Отряд в количестве… Рапортует помкомотряда Никитин».

Хотя фамилия ничего ему не говорила, мог поручиться, что Никитина знает. И когда все направились к штабу, сказал Никитину:

- Я вас, по-моему, где-то видел… Вы не бывали в Арзамасе?

Никитин хитро улыбнулся:

- Бывал… Мы ехали на Восточный фронт и делали там остановку…

- Пашка, - изумился, - Цыганок?!

- А вы, - растерянно, - Аркадий?!

Забыв, кого сопровождают, кинулись друг другу на шею. Пришлось объяснять командующему: встречались мальчишками. Никитин уже служил в ту пору в кавалерийском отряде, хотел помочь поступить ему, а его не взяли по молодости. Командующий рассмеялся.

Они с Цыганкой, конечно, после Арзамаса подросли. Считали себя вполне взрослыми. Тем временем Пашке было девятнадцать, а ему - начальнику боевого района - восемнадцать^[5].

После обеда обсуждали: теперь, когда созданы бое-районы, есть ли смысл собрать все отряды в одном месте, перебрасывая их в нужном направлении?

Пашка сказал: «Как мне кажется, сливать отряды ни к чему. Пусть остаются где есть». Он поддержал: банды редко нападают на вооруженных. И предложил: не только оставить отряды там, где они стоят теперь, но и подразделить их еще на более мелкие, по семь-восемь человек, чтобы в селах и возле дорог, где чаще всего появляются банды, всюду имелись как бы заслоны. Это должно произвести особое впечатление на тех, кто попал к Соловьеву по ошибке или принуждению.

- У нас и так мало сил, - произнес командующий, - чтобы их еще больше дробить.

- Сил, конечно, мало, - согласился он. - И я бы не отказался, если бы мне подбросили еще хотя бы сто или двести человек.

- Хорошо. Действуйте, как находите нужным, - согласился командующий. - Получится - применим ваш опыт. Не выйдет - взыщем. А подкрепление вам, я думаю, удастся подкинуть.

И слово сдержал - прислал ему, как говорилось в приказе, «для усиления района Голикова» восемь человек. Видимо, больше командующий дать не мог.

СВОЯ РАЗВЕДКА

Пинкертоновщина

Создал свою разведку, о которой думал с тех пор, как его провел Родионов.

Разведсводка штаба, как правило, запаздывала на несколько часов. О действиях банд в окрестных селах чаще всего узнавал, когда банда уже совершила налет и крестьяне приходили просить, чтобы красноармейцы догнали Соловьева и отобрали награбленное имущество. Если же банда просто появлялась в селе или ее встречали где-либо на дороге, об этом не сообщали. Или сообщали очень редко, хотя такие сведения были важней всего.

Разумеется, каждый день выделялись разведгруппы, которые нередко добывали ценные сведения, но ему нужны были люди, способные проникнуть в расположение банд.

…Начал с того, что поменял армейское седло на мягкое хакасское, переоделся в крестьянское платье и отправился со своим знакомым, Федором Кочкиным, просто так по большой дороге.

Со всеми, кто попадал навстречу, здоровались и закуривали. У него с собою был полный кисет и номер «Красноярского рабочего». Он щедро делился табаком. С ним делились новостями: «Соседей моих сын у Ивана Николаевича служит, так он сказывал…» Или: «Еду за дровами вчера, а они навстречу: «Дядька, далеко в лес не ходи - заблудишься». И хохочут».

Когда возвращались с Кочкиным, кисеты были пусты, во рту горчило, а самодельный его блокнотик был весь исписан только ему понятным шифром. В арзамасском реальном вся школа играла в шифры. У него их было целых два: один простой, другой хитрый. Второй, хитрый, теперь пригодился.

Беседы на большой дороге давали немало, а тут еще о н договорился, чго отец Федора Кочкина - Иван Кочкин, который жил в дальнем селе, выдаст его за племянника из Ужура.

Село, в которое попал, было богатое. И он угодил прямо на помочи, когда мир помогал солдаткам, которые остались без мужей. Помогая «маломочным», мир демонстрировал свою послушность Советской власти, призывавшей: «Ни один осиротевший дом не должен остаться без внимания», одновременно страхуясь перед Соловьевым, Кулаковым, Другулем, поскольку немало «погибших» и «пропавших без вести» на самом деле служило в бандах.

…Он знал эти «бандитские гнезда» еще по Украине, когда, бывало, куда ни сунься, «либо костры горят, а над кострами котлы со всякой гусятиной-поросятиной, либо атаман какой заседает, либо просто висит на дубу человек, а что за человек, за что его порешили - за провинность какую-либо, просто ли для чужого устрашения, - это неизвестно». И даже на дальнем-раздальнем хуторе, если заходил в дом, - ставили тебе на стол кринку молока, отрезали шматок сала, не жалели ковригу хлеба, а укладывая спать, запирали двери на висячий замок - то ли ты в гостях, то ли в ловушке. И курсант Левка Демченко попал однажды в такую ловушку: заперли его в чулан. И стали уже звать какого-то не то Гаврилу, не то Данилу. Только Левка тогда не растерялся. Задвинул засов со своей стороны. Выставил винтовку в щель, благо винтовка при нем оказалась, и «начал спокойно садить выстрел за выстрелом», думая: «А наши-то стрельбу сейчас услышат - вмиг заинтересуются…»

«Помочи» проходили празднично. К нему скоро привыкли, и развязались языки. О чоновских отрядах здесь знали не меньше, нежели о Соловьеве. Когда ж один старик произнес: «А Голик-то, новый командир…», он даже вздрогнул, на мгновение представив, что с ним бы сделали, подметь кто: «А Голик-то, вот он, родненький, сидит с липовым своим дядькой и давится поднесенным пирогом с рыбой».

Конечно, это была непростительная пинкертоновщина, но для себя он объяснял ее так: для того чтобы посылать в бандитское гнездо других, он должен испытать, что же это такое, на себе.

Кузнецов

Одним из его постоянных разведчиков стал Василий Кузнецов, черный, широкоплечий мужик с широкими скулами и острым, хищным носом. Родом Василий был с Дону, как занесло его в Сибирь - мало кто знал. Биография у Василия была путаная, а сам он человек странный. Со скандалом, например, сдавал всякий раз налог, а по его заданию уходил на несколько суток в тайгу, чтобы выяснить, какими дорогами Соловьев ходит с Теплой речки. И выполнял все в точности.

Поначалу он Василию не вполне доверял, посылая для проверки других, пока не убедился: Кузнецов тайно за что-то ненавидит Соловьева, Соловьев же считает Василия своим. Повстречав Кузнецова однажды в лесу, атаман даже спросил:

«Чего сидишь в своей берлоге - давай к нам».

«Детишек много… - ответил Кузнецов. - Без них идти - заедят, что я с тобой. С ними идти, случись что - куда денешь?…»

На тот случай, если б Соловьев спросил о нем и о его отряде, каждый раз уславливались, что говорить. Все ж бандиты держали Васю в некоем, отдалении. Узнавал Кузнецов преимущественно о результатах вылазок и о том, куда свезено украденное (это бывал очередной временный склад). По прошествии некоторого срока он склад этот забирал.

Пашка Никитин объяснял: у Васи кругом друзья. Не так ловок Вася, как ловки друзья, а у них свои счеты с Соловьевым…

Аграфена

Несколько раз ему помогала Аграфена Кожуховская, у которой снимал в Форпосте комнату и столовался.

Сначала жил при штабе, и работать приходилось круглые сутки: есть ли дело, нет ли - все прут в штаб. И тогда он по совету Кузнецова снял квартиру в доме Аграфены. И очень удачно.

Было ей под сорок. Жила с мужем, которого о н видел мало. Сноровистая и веселая Аграфена делала все быстро. Принесут, бывало, ей полотна, ниток, пуговиц (из кузнецовских трофеев) шить рубашки бойцам. Она в несколько дней раскроит, сметает, раз-раз - готово цело. И рубашки лежат, словно у купца в лавке, целой стопкой.