— Какой жалостливый! — взвизгнула пассажирка в пуховом платке. — Из-за таких вот жалостливых воры и разводятся!

Гнусавый голос из репродуктора объявил, что поезд Москва — Ташкент отправляется через две минуты.

— Паспорт-то отдайте! — взмолился парень. — Поимейте чуткость…

— Чуткость будет оказана, — сказал уже не таким железным голосом милиционер. — Через двадцать три минуты прибудет курьерский, на него посадим и вас, и свидетеля. На станции Актюбинск догоните свой состав. А сейчас — прошу за мной.

Он вышел на перрон, и в тот же момент лязгнули буфера вагонов. Пассажиры бросились к поезду.

Происшествий на этой станции почти не бывало, и случай с украденным планшетом внёс некоторое разнообразие в скучное дежурство лейтенанта милиции.

— Докладывайте, товарищ старшина, в чём суть происшествия и тому подобное, — приказал дежурный.

— Суть происшествия, товарищ лейтенант, состояла в срезании в помещении буфета. Срезание было совершено этим неизвестным шкетом. — Старшина подтолкнул мальчишку к барьеру, за которым сидел лейтенант.

Лейтенант метнул на мальчишку свирепый взгляд и приказал:

— Сядь в угол и замри!

Мальчишка, шмыгая носом, размазывая слёзы по грязному лицу, послушно сел в угол.

— Докладывайте далее, товарищ старшина.

— Срезан, товарищ лейтенант, нижеприлагаемый планшет. — Милиционер положил на стол дежурного планшет. — Пострадавший и свидетель в количестве одного человека находятся в наличии. Паспорта прилагаются. — И милиционер положил на планшет два паспорта.

— Ясно! Приступим к протоколу. — Лейтенант вытащил из ящика лист пожелтевшей бумаги и окунул ручку в чернильницу-непроливайку.

— Это не мой планшет! — сказал вдруг парень.

— Что-о-о? — у старшины округлились глаза.

— Не мой, говорю, планшет. Теперь ясно вижу. Я свой в вагоне оставил. Поначалу забыл, а теперь вспомнил. Точно! Мой в вагоне. Мне чужого не надо, своего хватает!

Лейтенант застыл с поднятым пером. Большая клякса капнула на лист бумаги. Клякса окончательно испортила настроение лейтенанту.

— Это как же понимать? Товарищ старшина, я вас спрашиваю, как это понимать? Необоснованное задержание?

Старшина растерянно заморгал белёсыми ресницами и начал медленно багроветь.

— У кого срезал? Говори! У этого? — заорал он на мальчишку.

— Я не срезал… я на полу нашёл… — заныл воришка. — Я нашёл… а меня схватили… А у меня, может, отца на фронте убили…

— Явное недоразумение, товарищ лейтенант, — сказал флегматичный пассажир. — Прикажите посадить нас на курьерский. Он вот-вот прибудет.

— У меня мамаша в Ташкенте помирает, — тянул парень. — Одинокая старушка…

— Темнят они, товарищ лейтенант! — закричал старшина. — Смотрите! У него ремень от планшета болтается!

Из кармана парня торчал конец обрезанного ремешка.

— Вещественное доказательство попрошу положить на стол, — распорядился дежурный.

Парень нехотя выполнил приказание лейтенанта. Дежурный приложил срез ремня к планшету и крякнул от удовольствия:

— Полное совпадение! Ты что же петляешь? Дураков ищешь?!

— Запамятовал, товарищ начальник, — сказал растерянно парень. — Теперь вижу, вроде мой.

— Попрошу гражданина свидетеля принять участие в осмотре содержимого планшета. Товарищ старшина, вскройте планшет и выложите содержимое на стол.

— Есть! — Старшина расстегнул планшет и заглянул в первое отделение: — Пусто, товарищ лейтенант.

— Я же говорил, ничего там нет. — В голосе парня звучала тоска.

— Так и запишем. Продолжайте, товарищ старшина.

Милиционер сунул руку во второе отделение планшета и вынул оттуда плоский, завёрнутый в газету и перевязанный шпагатом пакет.

— Приказываю развернуть в присутствии свидетеля.

Осторожно, точно боясь прикоснуться к бумаге, старшина развернул пакет. В нём оказались две коробки папирос «Северная Пальмира». Обе коробки были перетянуты аптечной резинкой.

— Кроме папирос, ничего и нет, — сказал парень. — Везу в подарок доктору, что маманю лечит.

— Чего ж вы их распечатали? — спросил лейтенант.

Старшина, сняв резинку, раскрыл одну из коробок.

— А тут никаких папирос нет, товарищ лейтенант, — сказал он. — Тут вроде каких-то билетов лотерейных. Не разберу только, что на них написано. И портрет на них незнакомой личности…

— Дай сюда…

Лейтенант поднёс коробку к глазам.

— Доллары! Это же — доллары! — закричал он срывающимся голосом и схватил телефонную трубку: — Соедините с третьим! Третий? Это я — седьмой! Ясно — Чупров, кто же другой? Пришли двух сопровождающих! И незамедлительно! Что? А я тебе говорю — двух! Вот именно — чепе!

Положив трубку, дежурный окинул помещение таким взглядом, точно впервые увидел его. Что-то произошло, но он не сразу понял, что именно.

— Слушай, Федорчук, — сказал он наконец. — А где шкет?

Действительно, мальчишка исчез, словно его здесь не бывало.

— Ты что же, раззява! Ты куда смотрел при исполнении служебных обязанностей?

— Я на доллары смотрел, товарищ лейтенант, я же их отроду не видел… засмотрелся значит… а он — того…

— Ладно, чёрт с ним! — Лейтенант тоже смотрел сейчас только на доллары. — Поймаем в другой раз. Упустили пескаря, схватили акулу! Этот не уйдёт?

— Точно! — подтвердил милиционер.

— Отведи мистера в соседнюю комнату и сторожи! А я пока потолкую по душам с гражданином «свидетелем». Дело ясное: одного поля ягоды! Из таких ягод компот надо делать!

Милиционер увёл парня. Дежурный и свидетель остались одни. Лейтенант, прищурив глаза, долго смотрел в переносицу флегматичного свидетеля. Тот сидел, низко опустив голову.

— Значит, как? — заговорил лейтенант. — Будем и дальше темнить? Будем вилять, петлять, крутить и запираться? Или будем признаваться? Может по-честному скажете: что у вас зашито в подкладке — доллары или фунты? Молчите? Вам же хуже…

Свидетель поднял голову и тяжело вздохнул.

— Эх, лейтенант, лейтенант! — сказал он с досадой, и голос его звучал теперь чётко и энергично. — Испортил мне обедню этот парнишка! Из-за такого сморчка оборвалась нить!..

— Что вы опять плетёте? Какая обедня? Хватит дурочку строить.

Свидетель ещё раз вздохнул и вынул из кармана небольшую красную книжечку. Не выпуская из рук, он показал удостоверение дежурному. Тот вскочил и щёлкнул каблуками.

— Товарищ капитан… это значит…

— Это значит, что валютчик взят прежде времени и, если он не «расколется», мы не узнаем, кому этот «чемодан» вёз валюту. А теперь скажите, где у вас Управление государственной безопасности?

В это ясное апрельское утро Басов был настроен как никогда радостно и беззаботно. Он и сам не понимал почему. Скорее всего, это было безотчётное ощущение молодого, здорового, удачливого человека. Да, он удачник! «А, собственно говоря, что такое удача?» — спрашивал себя Басов. Уметь полностью использовать свои природные данные? Это не так уж трудно. Труднее использовать стопроцентно недостатки других: доверчивость, доброту, скромность, глупость, невежество, легкомыслие! Басов умел это делать, как никто другой. И вот проценты на капитал: милая, любящая жена, готовая ради него на что угодно, любовница, на которую заглядываются мужчины. Правда, она глупа и провинциальна, но зато какая красотка!

Сегодня Басов выехал из дома несколько раньше обычного: надо было завернуть в мастерскую известного художника, посмотреть для холла гостиницы новые акварели, пейзажи зимнего Ленинграда. Мастерская художника находилась далеко, на Выборгской стороне.

Сидя за рулём «Москвича», Олег Владимирович подводил некоторые итоги своей тридцатичетырёхлетней жизни. Да, он мог быть сегодня в хорошем настроении. Жена, любовница, машина, положение на работе… недурные «камешки», «золотые кругляши», доллары… «В Америке про меня сказали бы, что я стою… Сколько же я стою?»

Басов не представлял точно и сам, во что можно оценить драгоценности, которые он прячет у Эфы, но твёрдо помнил, что в футляре от скрипки искусно спрятано на восемь тысяч облигаций трёхпроцентного займа. Долларам он тоже счёт знал. Ситников повёз Гуциеву в Ташкент две тысячи долларов, в Тбилиси отправлено четыре тысячи. Эти операции кое-что дадут ему… Надо только продумать, как лучше пустить в оборот советские денежки. Чтобы рублики снова превратились в доллары, а доллары превратились бы снова в рублики. Но с приплодом! С большим приплодом!