Гутырь одобрительно кивнул:

— Есть вопрос: понятно тебе, что означает телеграмма?

— Конечно. «Чемодан» — тот самый парень, которому Басов передал на вокзале папиросы. Сообщение о том, что он арестован, заставило Басова дрожать за свою персону. Он боится, что «чемодан» «расколется». «Мама больнице» — значит, Гуциев арестован.

— А футляр?

— Какой футляр?

— Который он вынес от Шмедовой. Со скрипкой…

Эту деталь Дробов упустил из виду.

— Думаю, что в футляре он прячет тоже какие-нибудь ценности.

— По-твоему, Шмедова знает о его преступных действиях? Значит, он ничего от неё не скрывает?

— Уверен, что скрывает. Лишние свидетели ему ни к чему!

— Что намерен сейчас делать?

— Мне нужны два сильных мотоцикла и две канистры с горючим. Вдвоём с Кротовым мы его не выпустим.

— Оружие у вас в порядке?

— В порядке. Но почему вы меня об этом спрашиваете? Вдвоём с Кротовым мы и без оружия….

— Не хвались идучи на рать, сосунок ты ещё в таких делах.

Дробов с трудом удержался от грубого ответа.

— Не понимаю вас.

— Сейчас поймёшь. Вот ты всё время твердишь, что Басов, где-то за городом, неизвестно у кого, спрячет свои цацки. Так?

— Так.

— Ну а потом? Как ты себе представляешь дальнейшее? Спрячет и как ни в чём не бывало вернётся в свою гостиницу, дескать, хватайте меня, начинайте следствие, допрашивайте. Думаешь, он не знает, что Гуциев продаст его с головою. Знает! Потому и бежит! Бежит, чтобы исчезнуть для нас. Был Басов и нет Басова! А документами этот подонок запасся уже давно, не сомневайся. Так вот, когда таким басовым мешают скрыться, исчезнуть, они не останавливаются ни перед чем! Такие ублюдки способны на всё! Уяснил? А теперь — с богом! И держите меня в курсе дела. Понятно?

Город был позади. Басов ехал с обычной скоростью, стараясь ничем не вызывать к себе интерес дежурных ГАИ. Он обрадовался, когда из низкой сизой тучи, как из дырявой перины, повалил хлопьями мокрый апрельский снег. Снег сделал все машины похожими, и сквозь занесённые стёкла нельзя было разглядеть внешность водителя. На крутых поворотах машину заносило в сторону. Басов сбавил скорость.

В этот будний хмурый день на Старом шоссе машин почти не было. Давно уже миновал и последний пост ГАИ, но чувство страха не оставляло Басова.

— Спокойнее! — приказывал он себе вслух. — Спокойнее! Надо разобраться в обстановке! Ситников неминуемо «расколется»… рано или поздно он назовёт меня… Гуциев уже арестован. Валютное дело… Шайка… — Он вспомнил о расстрелянном цыгане и нащупал локтем револьвер в кармане кожаной куртки.

— Я вам не цыган… я вам не цыган… — бормотал он, не замечая, что давит на педаль всё сильнее и сильнее. Машина набрала свою предельную скорость — восемьдесят километров, но на первом же повороте её занесло, и она стала поперёк шоссе.

Басов выровнял машину, сбавил газ и оглянулся. По-прежнему падал снег и шоссе просматривалось метров на сто… Ничего тревожного Басов не заметил. Но беспокойные мысли не оставляли его. Два дня в гостинице его будут ждать… От Эфы он застраховался. Эта глупая цесарка будет теперь сидеть по вечерам у телефона и ждать его звонка… Счастье, что Кати не было дома. Записку он оставил ей самую несуразную. Но она верит каждому его слову! Что он ей написал?

Подул весенний ветер и разогнал низкие набухшие тучи. Снег почти перестал идти, по запотевшему ветровому стеклу змеились тяжёлые капли. Мотор тянул уверенно и ровно. Басов взглянул на часы. Четыре часа назад он, весёлый и беззаботный, вышел из номера Баурса, не чуя близкой беды… А теперь… А что, собственно, теперь?.. Сегодня или завтра случится то, чего в глубине души он давно уже ждал… Ждал и не мог решиться… А теперь другого выхода у него нет. Подставлять свой лоб под пулю? Пусть это делают Гуциев и Ситников. А он через два часа будет у Рубилова. Как хорошо, что он не порвал связи с этим человеком. За тысячу долларов Рубилов поможет ему перебраться за границу! И тогда — всё! Конец тревогам! Конец двойной жизни! Жаль Катьку! Интересно, сын у неё будет или дочь? Впрочем — всё равно! А Эфа? Ничего не скажешь — секс-девочка. Впрочем, таких за границей за свои доллары он будет иметь сколько захочет!..

Снегопад кончился, шоссе перестало извиваться, и теперь путь легко просматривался на несколько километров вперёд. И то, что перед ним не было ни одной машины, Басова и успокаивало и тревожило. «Точно я остался один на всей земле», — подумал он и оглянулся. Позади он различил два мотоцикла. Басов решил пропустить их вперёд и сбавил ход. Ему вдруг захотелось опять остаться одному на этом пустынном, заброшенном шоссе… «Если мотоцикл “Ява”, — загадал Басов, — тогда всё кончится хорошо». Он прижался к обочине, ожидая с нетерпением появления мотоциклиста. Но прошло несколько минут, а мотоцикл не появлялся. Стрелка спидометра стояла на цифре «50». Басов оглянулся снова. Расстояние между «Москвичом» и первым мотоциклом оставалось прежним. Второй немного отстал. Басов уменьшил скорость. Теперь спидометр «Москвича» показывал «40». Впереди по-прежнему никого не было, и Басов вёл машину, не отрывая глаз от круглого зеркала заднего вида, чтобы не пропустить появление мотоцикла. Но мотоцикл не появлялся. Свернуть он не мог, поворотов не было. Басов оглянулся. Первый мотоцикл, точно его связали с «Москвичом» невидимым тросом, оставался на том же расстоянии.

— Что он увязался за мной! — Басов с силой нажал на акселератор, и стрелка спидометра рванулась к восьмидесяти.

Две-три минуты он мчался, выжимая из машины предельную скорость, но, когда оглянулся, мотоцикл был почти на том же расстоянии. Снова Басов плотно прижал локоть к карману кожанки, но ощущение револьвера на этот раз ничуть не успокоило его, а ещё сильнее взвинтило.

Впереди была развилка. Грунтовое шоссе сворачивало направо, налево шла узкая заснеженная дорога. Басов знал: зимой эта дорога вела к лисьему питомнику, до которого было не менее тридцати километров. Никаких населённых мест по пути здесь не было. Сбросив газ, Басов повернул налево. Он был уверен, что мотоциклист повернёт направо: на этой дороге ему делать нечего.

Подскакивая на колдобинах, машина неслась в сторону питомника. Басов потерял представление о времени. Руки его словно окостенели на руле. Он не мог заставить себя оглянуться назад, потому что понимал: если мотоцикл и теперь окажется позади машины, значит, это погоня. И тогда нужно действовать! Действовать решительно и беспощадно!

«Москвич» взлетел на пригорок, и Басов увидел вдали потемневшую от талого снега реку. На другом берегу чёрной непроходимой стеной стоял лес. «Оглянуться, надо оглянуться! — приказывал себе Басов. — Дальше тянуть нельзя! Ну!»

Стиснув зубы, он резко обернулся. Мотоцикл неумолимо оставался на том же расстоянии. За ним маячил второй. Больше сомнений не было: его преследуют. Он рванул застёжку кармана, в котором лежал револьвер, тормознул и, прокатив несколько метров юзом, развернул машину поперёк узкой дороги. Выскочив из машины, Басов залёг у заднего колеса, выхватил револьвер и стал наблюдать за первым мотоциклом. Мотоцикл резко сбавил скорость, но не остановился, продолжая медленно приближаться. Теперь Басов мог разглядеть, что за рулём сидит высокий мотоциклист в шлеме. Лицо его скрывали большие очки-консервы.

«Уложить обоих — и концы в воду!» Едва только он подумал об этом, как увидел, что оба мотоциклиста едут теперь почти рядом.

— Прекрасно… — Басов медленно наводил револьвер на левый мотоцикл. Рука его дрожала, он не мог поймать мотоциклиста на мушку. Наконец он нажал на спуск, и гулкий выстрел, похожий в тишине на взрыв, подбросил в небо стаю ворон из прибрежного леса. Басов увидел, как мотоциклист свалился в снег. Закусив дрожащую губу, Басов снова вскинул револьвер, беря на прицел второго, но выстрелить не успел: второй мотоциклист свалился в сугроб и исчез в глубоком снегу.