— Наверняка, у себя в комнате, — Этьен пожал плечами, — прямо по коридору, потом направо, поднимешься по лестнице, увидишь еще один длинный коридор, повернешь налево, потом снова налево. Третья дверь — то, что требуется.

Я ошеломленно покрутила головой. Так, направо, налево… Или нет, сперва прямо, потом направо… Тьфу, черт!

— Послушай, — я посмотрела на Этьена, — ты не мог бы показать мне это место?

Он усмехнулся, прекрасно понимая мои колебания. Сделав паузу, специально, чтобы меня позлить, он величественно кивнул.

— Хорошо, покажу, — и направился к двери, — новому человеку ориентироваться в нашем замке сложно.

— В «нашем»? — не выдержала я, — кстати, а кто ты такой? Я имею в виду, кем ты приходишься Каронакам?

— Разве тебе не сказали? — удивился он, оглядываясь на меня, — я сын кузины дочери двоюродного брата матери Огюстена.

Это было в высшей степени понятно. Почти также понятно, как и описание маршрута к комнате Эвелины.

— Сын кузины дочери матери…, - повторила я машинально, — а что это значит?

Этьен расхохотался.

— Родственник. Не мучайся напрасно. Я и сам этого не понимаю. Как говорит «наш милый» Огюстен, седьмая вода на киселе. Но слово «родственник» обязывает. Я прав?

Не знаю. Был бы у меня такой родственник, я бы велела ему не приближаться к моему дому ближе, чем на милю.

Кажется, Этьен не ожидал ответа на свой вопрос, считая его риторическим. Он продолжал разглагольствовать по пути, изредка оглядываясь на меня:

— Наверное, ты хочешь спросить, почему же я не живу в доме своих предков. Я бы с удовольствием жил там, но дом давно продан за долги, а вырученная сумма не покрыла и половины. Так что, я должен быть благодарен Огюстену, он ко всему прочему, еще и оплатил долги моей семьи. Вот, что значит родственник.

— А ты не благодарен? — поинтересовалась я, главным образом потому, что в его голосе не слышалось и ничтожной доли признательности, одна язвительность и едва уловимая горечь.

— Вот видишь, ты все поняла, — хмыкнул он, — судя по всему, ты тоже не питаешь к «нашему милому» Огюстену теплых чувств.

— Почему ты называешь его так? — вновь спросила я.

— Потому что, его так зовут.

— Полагаю, ни один здравомыслящий человек не назовет своего ребенка столь странным именем. «Наш милый Огюстен». А если и захочет, то у него ничего не выйдет.

Этьен захихикал.

— У тебя есть чувство юмора, — признал он, — я называю его так потому, что он не обладает и сотой долей данных качеств. И есть еще одна причина.

— Какая? — не смолчала я.

Понимала, что это выглядит не очень красиво. В сущности, этот самый Этьен был мне абсолютно незнаком, а я допрашиваю его с пристрастием, да еще и по поводу столь деликатных вопросов. Но удержаться не могла. К тому же, раз начала, то поневоле приходится завершать.

— Так Огюстена называет одна наша общая, хм, знакомая. Давненько не слышал столь нелепого и абсолютно не подходящего к нему прозвища.

Он остановился.

— Вот комната Эвелины. Надеюсь, ты найдешь дорогу назад? Или мне подождать тебя где-нибудь тут, в уголке?

Он, как обычно, насмехался. Я презрительно фыркнула и отозвалась:

— Да, найди уголок потемнее. Главное, чтобы тебе там было удобно.

И постучала в дверь. Ее открыли спустя полминуты. На пороге появилась пухленькая, но чрезвычайно опрятная горничная.

— Что вам угодно, ваша светлость? — с поклоном осведомилась она.

— Эвелина здесь? — спросила я.

— Да, ваша светлость. Проходите, пожалуйста, — она посторонилась.

Эвелину я обнаружила сидящей на диване. Лицо ее было еще несколько бледным, но уже не того изысканно зеленого оттенка, который обычно бывает у утопленников. Видев меня, она улыбнулась.

— Проходите, Изабелла. Простите, пожалуйста, что я так вас покинула. Мне было… нехорошо.

Я кивнула.

— Но теперь вам уже лучше?

— О да. Спасибо. Этьен мастер рассказывать такие жуткие истории. Всякий раз после очередного кошмара я клянусь себе, что больше никогда не буду его слушать, но все равно слушаю и поделать с собой ничего не могу. Присаживайтесь.

Я опустилась рядом на диван.

— Я просто поражаюсь вашей выдержке, — продолжала Эвелина, — вы так спокойно это слушали. И еще при этом…, - дальше она продолжать не могла.

Судорожно сглотнула. Я усмехнулась.

— В этих россказнях нет ни слова правды. Ни к чему принимать это так близко к сердцу. Хотя, надо признать, что у вашего родственника изощренная фантазия. Я правильно поняла? Он — ваш родственник?

— Да, — согласилась Эвелина, — правда, дальний. Но не думаю, что это так уж важно. Бедняжке негде жить и Огюстен был столь великодушен, что пригласил его сюда.

Да уж, бедняжка, слов нет.

— Он очень милый мальчик, — добавила Эвелина, — хотя, конечно, выдумщик, но ведь он еще так молод. Ему всего семнадцать.

Надо же, он на год старше меня! И не поворачивается язык называть его «мальчиком». Интересно, сколько Эвелине лет?

— Я очень рада, что Огюстен наконец женился, — вдруг сказала девушка после непродолжительного молчания, — давно следовало это сделать. Но раньше вы были слишком молоды.

— В этом случае, он мог жениться на ком-нибудь другом, — ненавязчиво отозвалась я.

Как же это было бы прекрасно!

— Что вы! — горячо воскликнула Эвелина, — вы — самая подходящая из всех, какие только есть.

— Я? — я была немало изумлена, даже глаза вытаращила.

Я — самая подходящая из всех? Милая девочка, да ты еще не знаешь, с каким чудовищем столкнула тебя судьба! От таких невест, как я люди с ужасом отмахиваются обеими руками. Ведь для того, чтобы меня выносить, нужно обладать громадными запасами терпения, всепрощения и христианского милосердия. А главное, иметь стальные нервы. Боюсь, что эта чересчур чувствительная особа от любой из моих выходок грохнется в обморок.