Этот термин мы встречаем в католическом мире повсеместно. Иберийские переселенцы, появившиеся на Пиренейском полуострове в конце XI—XII веке, были франки и следовали «законам

4. Образ завоевателя

119

франков». Известно, что Альфонс I Португальский утвердил существенные привилегии специально для иноземных переселенцев — так называемый «закон франков» (forum Francorum)^, и возможно, этим объяснялось проявленное им знание их порядков во время нападения флота крестоносцев в 1147 году. После сдачи Константинополя крестоносцам в 1204 году они создали на его месте империю, которую можно было бы назвать «Новой франкией»Ю1, а когда греки подчинились новым правителям, они, возможно, добивались себе права именоваться «привилегированными франками» (фрссуко1 еукоисатсн)1*-*2. В Восточной Европе иммигрантские поселения в Силезии, Малой Польше и Моравии получили «франкский закон»10-^ либо могли пользоваться для обмера своих полей мерами «франкского типа».

Таким образом, термин «франк» относился к западноевропейцам тогда, когда они становились переселенцами либо находились в захватническом походе вдали от родины. Вот почему не приходится удивляться, что когда португальцы и испанцы в XVI веке появились у берегов Китая, местное население называло их «фолан-ки» (Fo-Lang-ki)^^, то есть принятым у арабских купцов касательно франков термином «фаранга» (Faranga), только на свой лад. Еще и в XVIII веке в Кантоне для обозначения чужеземца с Запада употреблялось то же слово, что и в отношении их далеких мародерствующих предков.

5. Вольное поселение

«Большая польза государству от привлечения к освоению незаселенных мест людей из разных областей путем предоставления им вольностей и правильных обычаев»1.

ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ

Вопрос о причинах столь заметного расширения границ латинского христианства в эпоху Высокого Средневековья естественным образом влечет за собой другой — увеличивалась ли при этом численность христианского населения. Конечно, рост населения не является ни необходимым, ни достаточным условием для расширения культурного ареала. Превосходство в техническом и организационном плане, в совокупности с такими неуловимым моментами, как более высокий уровень культуры или агрессивные устремления, могут вылиться в распространение какого-либо конкретного типа культуры без больших изменений демографического свойства. Так, например, частичная европеизация Японии проходила на фоне очень незначительной по численности западной колонии. Однако в средневековой Европе ситуация была явно иной. Миграция населения безусловно играла свою роль в экспансии, и мы с полным основанием можем задаться простым, но важным вопросом: увеличивалась ли в этот период численность населения в Европе и если да, то с какими темпами и с какими последствиями.

Исторические свидетельства, которыми мы располагаем для прояснения демографических процессов в Европе, различны в зависимости от рассматриваемого периода. Выделяются три эпохи: последние сто или около ста лет, когда применение сложной статистической методики не только уместно, но и продуктивно в силу регулярных переписей населения, регистрации рождений, браков и смертей; период между XVI и XIX веками, в отношении которого возможен достаточно детальный анализ благодаря регистрации крещения, похорон и браков, а также наличию податных ведомостей, которые велись в общенациональных масштабах, хотя подчас эти документы ограничиваются сугубо местными рамками и точностью не отличаются; и, наконец, период древности и Средневековья, когда, вообще говоря, те цифры, которыми мы располагаем, крайне скудны, разрозненны во времени, локальным и неполным охватом. Высокое Средневековье как раз и попадает в этот, наименее поддающийся изучению, период демографической истории.

5. Вольное поселение

121

Учитывая все сказанное, вряд ли можно ждать многого от анализа тенденций демографического развития в средневековой Европе. Доступные цифры, разумеется, необходимо использовать, но из них невозможно сложить нечто, что имело бы право именоваться статистически обоснованной демографической историей. Более того, в отсутствие надежного статистического ряда, приходится буквально по капле выжимать все возможные данные — будь то косвенные или основанные на субъективном восприятии. Таким образом, сама природа доступной нам информации данных ставит перед исследователем демографии средних веков совсем иную задачу, нежели та, которую решают его коллеги, занимающиеся Европой Нового времени.

Однако впадать в пессимизм вовсе нет нужды. Все косвенные либо субъективные свидетельства указывают в одном направлении, и это позволяет сделать вывод, что Высокое Средневековье в Европе было эпохой роста народонаселения. Так, например, не вызывает сомнения тот факт, что в этот период росло число городов и увеличивались их размеры. В одной только Англии за XII—XIII века было основано 132 новых поселения городского типа2. Если в 1172 году городскими стенами во Флоренции была обнесена территория в 200 акров, то для городов моложе всего на сто лет, то есть основанных, скажем, в 1284 году, обычной была площадь свыше 1 500 акров3. Вполне вероятно, что к 1300 году некоторые крупные европейские города уже имели численность населения порядка 100 тысяч жителей. Эту радикальную урбанизацию средневекового общества нельзя считать абсолютно бесспорным явлением, однако она представляется весьма логичным следствием роста населения. В том же направлении указывают и сходные по характеру данные в отношении расширения пахотных земель. Повсюду наблюдалось увеличение числа поселений и территориальных образований на единицу площади — церковных приходов, феодальных поместий и округов. Целые области Европы, особенно на востоке континента, подверглись широкомасштабному планомерному заселению. Экономические индикаторы, такие, как цены, оплата труда, размеры рент, проба металла для чеканки монет, хотя и трудно поддаются интерпретации, однако тоже свидетельствуют о росте населения. «Сильное инфляционное давление» в XIII веке, к примеру, ученые объясняют «опережающим ростом населения по отношению к сельскохозяйственным ресурсам»4.

При общем дефиците статистических источников относительно Европы того времени есть одно значительное исключение. Это Англия. Книга Страшного суда 1086 года и данные налоговой переписи за 1377 год являются документами общенационального охвата и дошли до нас практически в целости и сохранности. Опираясь на них, некоторые историки, поддавшись искушению к обобщению, пытаются на основе этих источников установить общую численность населения королевства^. Конечно, отчасти привлекательность

122

Роберт Бартлетт. Становление Европы

этих документов заключается в том, что они относятся приблизительно к одной и той же области с интервалом в 300 лет. Для нас они особенно заманчивы, поскольку практически датируются началом и окончанием процесса территориальной экспансии, являющегося предметом нашего рассмотрения. Исследователю, желающему установить численность населения поколением или двумя ранее 1377 года, то есть до Черной Смерти 1348 года, открывается возможность воссоздать подобие картины «до и после». Однако не исключено, что для такой реконструкции этих двух источников все-таки недостаточно.

Оба источника представляют несомненные сложности для интерпретации. Ни один из них не является переписью. Вычисление вероятной численности населения на основе того либо другого предполагает определенную долю догадок. Например, Книга Страшного суда называет общую численность населения — 268 984 человека. Это не население Англии 1086 года. Однако к какой именно территории относится эта цифра — вопрос неясный. В своей диссертации Дарби перечисляет некоторые требующие уточнения пробелы в этом тексте: численность городского населения, население северных графств, не охваченных Книгой, и т.п.6 Вдобавок, разумеется, и в отношении охваченных документом областей наверняка имеются ошибки и неполные сведения, особенно по сельскому населению. Более того, и это куда важнее, в Книге переписью охвачены только главы домохозяйств, а не все население. Следовательно, чтобы получить цифры по всему населению, данные документа надлежит умножить на среднее количество членов домохозяйства — на злополучный и довольно спорный «множитель». Дарби приводит шесть различных версий расчета, основанных на коэффициенте 4,