Крестьянам Хебенеса вменялось в обязанность разбить на определенной площади виноградники в течение первых двух лет64. Иногда специально оговаривалось также, что, даже если поселенцам дается свобода распоряжаться землей по своему усмотрению,

отчуждать ее в течение первого года или нескольких первых лет запрещено.

Порядок землепользования в первые годы освоения земли был напрямую продиктован специфическими, но временными обстоятельствами. Эти льготные условия должны были стимулировать освоение земли. Конечно, для колонистов и феодала в том были существенные обоюдные выгоды. Попробуем разобраться, какими мотивами руководствовались переселенцы, когда снимались с насиженных мест и селились в новых краях. Самым очевидным из этих мотивов была земля, которую предлагали лорды. В густонаселенных районах Рейнланда, Фландрии или Англии рост населения медленно, но верно вел к сокращению среднего размера крестьянского надела и сводил на нет перспективу получения такого надела в будущем. Зато в той части Европы, которая лежала восточнее Эльбы, а также в Испании времен Реконкисты свободная земля еще оставалась. Так, в Новой Кастилии стандартным размером надела была так называемая югада (yugctda). Это слово является производным от уида (пара волов) и в принципе обозначает участок поля, который можно обработать парой запряженных волов65. Любому человеку, хоть сколько-нибудь знакомому со средневековой системой обмера земли, понятно, что измеряемые таким образом участки могли сильно разниться в зависимости от конкретных условий. Тем не менее современные испанские историки сходятся в том, что югада в среднем равнялась 80 акрам пашни, и это представляется вполне резонным. Восточнее Эльбы крестьянская ферма площадью 80 акров тоже была весьма распространенным явлением. Стандартной единицей надела там служил манс, либо фламандский — в 40 акров, либо франкский — в 60 акров, но чаще в Бранденбурге, Пруссии и Померании встречались наделы по 2 манса, особенно если речь шла о мансах фламандского типа66. Встречались они и в других областях. Если вспомнить, что в Англии XIII века полные виргаты (25—30 акров) составляли ничтожное меньшинство в целом море мелких наделов (в некоторых областях не более ! процента67) или что на рубеже XIV века свыше третьей части крестьянства в Пикардии имели не более половины акра земли6**, то становится ясно, сколь заманчиво было получить надел земли во вновь обживаемых районах.

Однако колонистам Высокого Средневековья предоставлялась не просто земля, а еще и выгодные условия ее обработки. К востоку от Эльбы надел обычно выделялся на условиях привилегированной ренты. Так, когда рыцарь Герборд Кётенский отдал участок леса севернее Щецина под освоение, он поставил условие, что «все жители, кто здесь поселится и займется обработкой земли, должны будут платить с каждого участка по 1 шиллингу ренты и десятину»ь9 За аналогичный участок в «Лампрехтсдорфе» (Kamjontken/ Liebe) в Пруссии, который Дитрих Штанге отдал под освоение в 1299 году, рента составляла полмарки70. Точно так же и в Силезии

142

Роберт Бартлепип. Становление Европы

5. Вольное поселение

143

обычная ставка ренты и десятины с фламандского манса равнялась половине марки. Эти ставки обложения были намного ниже по сравнению с теми, что платили крестьяне в неколониальных областях Европы. Например, в Бранденбурге суммарные подати в пользу господина, включая десятину и оброк, в конце XIII века составляли в среднем 26 бушелей зерна в год с каждого манса’*. Надел в 40 акров обычно приносил не менее 120 бушелей зерна в год, если засеяно было две трети поля, и полтора бушеля с акра при трехполье. Таким образом, около 1300 бранденбургских крестьян отдавали примерно 20 процентов собранного урожая своему барину. Аналогичной была ситуация и в Силезии, где общий объем податей с каждого манса достигал 20—25 процентов от урожая72. Иначе обстояло дело в Англии, где оброк рассчитывался от среднего валового урожая с каждого манса и составлял «около пятидесяти процентов» — и это помимо десятины и королевских податей73. В Пикардии тех времен положение крестьянина было не намного лучше7”*

Другим примерным критерием для сравнения может служить суммарное количество серебра, которое жители должны были вносить за акр земли. В конце XIII — начале XIV веков английские крестьяне платили от четырех пенсов до одного шиллинга за акр, то есть от одной пятой до половины унции серебра, исходя из тогдашней пробы английского пенса. В Силезии крестьянин в эти же времена платил полмарки с манса в качестве ренты и десятины. Если считать кельнскую марку равной 8 унциям, а надел фламандского типа — приблизительно 40 акрам, то выходит примерно одна десятая часть унции за акр земли. Как бы приблизительны ни были эти подсчеты, а они в самом деле весьма приблизительны, из них ясно, что крестьяне-поселенцы в Остзидлунге несли куда менее тяжкое бремя в сравнении со своими собратьями, обрабатывавшими «старую» землю75 в Англии7^.

В общем и целом, новые поселенцы не облагались трудовыми повинностями (то есть повинностью работать на господской земле), но платили ренту деньгами либо продукцией, в первом случае — фиксированными суммами, во втором — в фиксированном размере либо долей от полученного урожая. В 50-х и 60-х годах XII века архиепископ Толедо давал селянам землю на условиях уплаты ренты в объеме десятой части собранного зерна, шестой части — винограда и несущественной барщинной повинности в количестве трех рабочих дней в году, либо в фиксированном количестве зерна с каждой югады77. В Остзидлунге ссылки на трудовые повинности в отношении новых поселенцев крайне редки™. В Ирландии вольные держатели, преимущественно английские переселенцы, вносили лишь фиксированную денежную ренту, и даже в случае достаточно крупных земельных владений трудовые повинности в их хозяйстве не играли существенной роли. В 1344 году в Клонкине держатели обеспечивали только 16 процентов всех рабочих рук, требовавшихся для уборочной79. Судя по всему, ради поощрения освоения

новых земель и наращивания земельной ренты землевладельцы были готовы идти на уступки своим новым крестьянам в отношении отработок.

Не только непосредственный господин новых поселенцев был заинтересован в их поощрении различными привилегиями исходя из своих долгосрочных интересов. Правители, князья и «хозяева земли» (domini terrae) также рассчитывали и пересчитывали те уступки, на которые можно было пойти, поскольку понимали, что «славу князя составляет число его людей»**0. Когда Хайме Завоеватель Арагонский решил привлечь людей на «заселение Вилановы», он освободил их от длинного перечня обязанностей: «exercitus… cavlcata… peyta либо questa… cena… и прочих королевских налогов»81. Освобождение от пеита (peito) или пакта (pactum), стандартного налога в королевскую казну, либо его низкая ставка были типичны для испанских грамот, касавшихся заселения новых территорий. Колонисты, пришедшие в Артазону (близ Барбастро) в годы правления Альфонса I Арагонского (1104—1134), были полностью освобождены от пеита, наряду с другими льготами8^ Аналогичным образом, одной из существенных составных частей «Тевтонского права», регламентировавшего жизнь поселенцев восточнее Эльбы, было освобождение от целого ряда повинностей в пользу князя:

«Я, Генрих, Милостью Божией герцог Силезии, по просьбе Витосла-ва, аббата монастыря Святой Девы Марии во Вроцлаве, и его братьев, дарую немецкий закон их поселенцам, живущим в Баудише и двух деревнях под названием Кридель, с тем чтобы они были свободны от повинностей, которые возлагаются на поляков по обычаю этой земли и кои называются на местном наречии povoz, prevod и zlad, а также от уплаты податей, таких, как stroza, podvorove, swetopetro, и км подобных»83.

В конце XIII века герцог Пржемысл Краковский подтвердил освобождение «ото всех повинностей, наложенных польским законом, а именно — naraz, povoz, prevod, podvorove, stroza, opoie, ova, vacca, “отметки в замке” (castle citation) и гсех других, как бы они ни назывались»84. «Польский закон», который воспринимается как противоположность «германскому закону», предусматривал, таким образом, разнообразные подати и повинности, одни из которых явно были фиксированы, а другие — нет и исполняемы в форме трудовых повинностей. От этих обязанностей новые поселенцы бььл освобождены. Такое освобождение мог предоставить только князь своей властью, и мы видим из приведенных примеров, что князья и другие феодалы вместе работали над созданием единообразных законов в отношении поселенцев. В конечном итоге колонисты получали еще более существенные льготы в плане сокращения общественных отработок85.