– Не так давно я доказал, что судьба и боги не вовсе лишили меня удачи, – сказал теперь Рери. – И первое, что я намереваюсь сделать, это вернуть в род Золотого Дракона. Сигимара Хитрого, я знаю, уже нет в живых, но у него остались сыновья. Наверняка Золотой Дракон теперь принадлежит кому-то из них. Нам нужно только найти их. Одолеть одного «морского конунга» легче, чем сразу захватывать целую страну. А уж когда Золотой Дракон вернется к нам, снова попадет в род, для которого его предназначил небесный кузнец, он даст нам сил, чтобы вернуть все наследство отца.

– Ну, если вы будете править в Ютландии, то Гудлейв конунг всегда получит от нее поддержку, которая понадобится Смалёнду, – согласился Гейр харсир. – Так мы и объявим на тинге. И если люди вас поддержат и захотят идти с вами в поход, лично я никого не стану отговаривать.

На этом совет и закончился.

– Я же знаю: оба мои сына будут конунгами, – шептала фру Торгерд. – Руны сказали нам, а они не лгут.

На другой день, после погребения, гридница была приготовлена к пиру. Пол был устлан свежими еловыми лапами, все стены покрыты ткаными коврами – частью привезенными из походов в прежние годы, частью изготовленными здесь, в доме. На столах блестела серебряная, медная, бронзовая посуда, заморские блюда – глиняные, расписанные яркими, причудливыми, блестящими узорами, стоившие дороже иных серебряных. Перед каждым из одальбондов стояло по серебряному кубку, так чтобы все могли видеть знатность, богатство и удачу хозяев.

Рагнар лагман, как самый знатный из гостей и старший из родичей покойного, сам провозгласил сперва кубок Одина – за благоденствие Смалёнда и за то, чтобы и впредь во всех битвах Отец Богов даровал им победу. Потом следовал кубок Фрейру и Ньёрду – за то, чтобы битв и сражений все же выдавалось поменьше, чтобы в стране всегда был внутренний мир и хорошие урожаи. А когда всем хватает хлеба, то и воевать особо не за что.

Потом Хильда, одетая в лучшее платье, принесла «обетную чашу» – иначе, кубок Браги. На ней была голубая рубашка из тонкого льна, с красной и золотой вышивкой, и желтое платье из тонкой шерсти, синий хенгерок с золотыми застежками на груди и двумя золотыми цепями между ними. С любимым кубком отца в руках, невольно вспоминая лицо Ингвара конунга, его весело прищуренные глаза с такими родными морщинками в углах, Хильда едва удерживала слезы.

– Во славу богам! Во славу богиням! Во славу всем асам святым! – произнесла она, подойдя к младшему брату. – Прими этот кубок, а с ним силу и славу твоих предков, чей путь ты отныне продолжишь, брат мой, Гудлейв сын Ингвара!

– Во славу богам! Во славу богиням! Во славу всем асам святым! – ответил Гудлейв, принимая кубок у нее из рук. Его голос дрожал, а эту речь, должно быть, заготовил Рагнар лагман и заставил затвердить. – Я принимаю кубок моего рода и даю обет: войной и миром послужить тому, чтобы слава его ширилась и множилась. Клянусь никогда в жизни не поворачиваться спиной к опасности, не бежать от врага, не предать того, с кем я в родстве и в дружбе и никогда в жизни не поступать несправедливо, как не поступал и мой отец, Ингвар конунг.

Потом обетные кубки стали поднимать другие знатные гости, в том числе и Рери.

– Я клянусь доказать, что мой отец Хальвдан конунг оставил сыновей, достойных его знатного рода и его доблести! Я клянусь вернуть землю, которой он правил! Я клянусь стать полноправным наследником моего отца и при необходимости я готов буду оказать роду Ингвара конунга такую же поддержку, которую он оказал нам!

Произнесли и поминальную песнь по Ингвару конунгу, которую потом вырежут на камне над его курганом. Хрут Резчик, знаток рун, искусный скальд, уже приехал и теперь тоже сидел на одном из почетных мест. Вид у него был чуть-чуть обиженный: Хильде не понравился тот стих, который он предложил вырезать на камне, и она объявил, что платит два эйрира серебром тому, кто сложит лучший. В конце концов, самым удачливым скальдом был признан хирдман Эгиль, сложивший вот что:

Ингвар бился

с грозным Хардом,

злобных псов

прогнал от дома.

гордо смерть

отважный встретил;

Хрёрек месть

свершил, не медля.

Этот стих понравился Хильде еще и потому, что воздавал должное и Рери тоже.

Пока гости ели и пили, конунгов сказитель, самый важный человек во время пиров или долгих зимних вечеров, сидя на скамье между очагами, пел «Песнь об Атли», самую любимую песнь павшего Ингвара. Одно из самых жестоких, кровавых, страшных – и в то же время самых гордых сказаний часто звучало в этом доме, и очень многие уже знали его наизусть. И все же сердце замирало, когда люди слушали о том, как посланец коварного, задумавшего убийство конунга Атли приехал к братьям его жены, Гуннару и Хёгни, стал звать их в гости к своему повелителю, обещая множество богатых подарков – щиты и копья, золоченые шлемы, расшитые попоны, богатые нарядные одежды и ретивых коней. Гордые братья не слишком прельстились подарками – у них уже было достаточно сокровищ. Более того – они получили послание от своей сестры Гудрун, кольцо, обвязанное волчьим волосом, и знали, что им придется ехать по волчьей тропе, по тропе коварства и предательства. Казалось бы, любой человек, даже не из самых умных, предпочтет остаться дома. Но нет. Гуннар и Хёгни предпочли поехать – предпочли принять вызов судьбы, как того требовала их честь, рискнуть жизнью и даже почти наверняка с ней проститься, но не струсить, не отступить.

Простились люди

с конунгом, плача,

когда уезжал он

из гуннского дома;

сказала тогда юный

наследник Хёгни:

«Путь свой вершите,

как дух вам велит!»8

– пел сказитель Ульвар, довольно молодой еще мужчина с очень красивым, густым низким голосом. Он сам был бойцом не из последних и отличился в битве с викингами, благодаря чему сам получил новый меч. Но предания старины влекли его не менее, чем воинская слава, и он знал множество песен о богах и героях древности. От его голоса у мужчин бежали по коже мурашки, а женщины плакали, жалея и отважных Гуннара и Хёгни, и своего конунга Ингвара, который пошел на смерть, так же гордо, уверенно и даже радостно.

Поминальные пиршества продолжались три дня, и Хильда гордилась похвалами его изобилию и порядку. Да уж, порядок она знала! Всех гостей, даже самых незаметных, она оделила подарками, так что ни один захудалый бонд не ушел от них без ножа с резной костяной рукоятью или гребешка искусной работы. Хорошо бы им всем взять свои обновки на тинг – чтобы напоминали о долге благодарности.

Случилось это не так скоро: почти целый месяц ушел на то, чтобы по всей стране разошлось извещение о сборе тинга, а еще людям требовалось время на дорогу. Весь этот месяц наследники погибшего конунга провели в волнении о своей будущей участи, но тинг не обманул их ожиданий. Харальд и Хрёрек подтвердили, что отказываются претендовать на престол своего дяди и поддерживают его сына Гудлейва, а взамен просят у Смалёнда поддержки в возвращении владений своего собственного отца.

– Мужчинам не пристало сидеть все время дома, как девушкам, которые ждут жениха! – говорил Харальд, и очень много глаз из толпы смотрело на него с пониманием и одобрением. Рослый, стройный, красивый и уверенный, он выглядел точь-в-точь как юный Сигурд перед началом славных дел. – Мы с моим братом Хрёреком докажем, что мы – мужчины и достойные сыновья нашего отца, Хальвдана конунга, который прославился своей удачей и подвигами по всем Северным странам и даже на южном побережье Восточного моря. Я зову вас в поход! Один пошлет нам или славу и добычу, или достойную гибель, которая прославит нас и наши роды! Только в деле можно испытать свою удачу, и тот, кто вечно сидит дома, никогда не узнает, чего он стоит как человек.