И те не стерпели напряжения – не доводя дело до второй сшибки, ряды дрогнули, подались назад… То ли кто-то упал, поскользнувшись в кровавой луже или зацепившись за чьи-то выпавшие кишки, то ли оступился и подался назад – но часть ряда провалилась, а там и остальные, чувствуя открытый бок, поспешно подались назад и побежали.

Позади ревели норманны, словно стая оборотней, жаждущих крови. Видя слабость добычи, они не смогли удержаться и пустились преследовать франков. Видимо, рассчитывали, что те будут искать спасения в городе, и надеялись прорваться за ворота на плечах бегущих.

Час настал – тот самый час, когда граф Амьенский мог переломить ход боя в свою пользу или потерять все. Свою цель он видел хорошо – языческий стяг с двумя черными пятнами непонятного изображения, возле которого наверняка находился вождь норманнов. И граф подал своим людям долгожданный сигнал к атаке.

Затрубила труба, конница двинулась вперед, набирая скорость. Отряд норманнов, стоявший ближе к роще, понял замысел графа и тоже кинулся вперед, стараясь перерезать путь и не дать ворваться в беспорядочно бегущую толпу. Под копытами коней, несущих на себе тяжеловооруженных всадников, начала подрагивать земля, и это ощущение наполняло сердце графа невиданным воодушевлением и бесстрашием. Казалось, он могуч, как Божий гром, что он промчится через толпу пеших врагов, копощащихся где-то внизу, разбивая их голову копытами коня, растопчет, как Святой Георгий змея.

Смалёндцы, никогда не видевшие атаки конного строя, в первый миг чуть было не дрогнули. Но к счастью, граф Амьенский наступал с того фланга, дальше от реки, где выстроились норвежцы под предводительством Оттара. И сам хёвдинг, и большинство его людей провели во Франкии уже не один год и не раз встречались с конницей. Первый удар они встретили сомкнутыми щитами и выставленными копьями. Всадники действовали тоже копьями, стараясь сверху поразить пешего противника то слева, то справа от коня.

Опытные норвежцы, выдержав первый удар, тут же стали отвечать. Благодаря проворству, которое в северных воинах ценилось не меньше, чем сила, они выскальзывали из-под морды коня, избегая занесенных копыт или копья всадника, норовили подскочить к нему сбоку и ударить копьем или двуручной секирой на длинной рукояти либо в шею коня, либо в ногу всадника. Пользуясь численным преимуществом, они нападали на одного конника втроем-вчетвером, и пока один принимал на щит удар, другой успевал нанести свой. Необученные рабочие лошади, чувствуя под копытами тела, пугались, пятились, не слушались всадников. Падали верховые, не имея сил удержаться в седле, падали и лошади, хрипя, оглашая воздух истошным ржаньем, заливая горячей брызжущей кровью глаза своим и чужим.

Лучше шли дела у конников графа – их нарочно выученные боевые кони перепрыгивали через лежащие тела, сами били врагов копытами, не давая приблизиться к себе на расстояние удара, так что достать всадника можно было только броском копья издалека. Но их было слишком мало, и они увязали в массе пеших норманнов. Движение конницы прекратилось, каждый всадник в одиночку, с большим или меньшим успехом, отбивался от наседающих со всех сторон врагов. Глядя на то, как встретили первый удар норвежцы, смалёндцы поняли, как следует действовать, и тоже не позволили ни одному франку прорваться к стягам вождей.

Харальд, едва увидев летящих на него коней, мигом опустил меч в ножны и выхватил у оруженосца двуручную секиру – длина ее рукояти была равна его росту. И не имея опыта, нетрудно было сообразить, что именно с таким оружием пеший сможет успешнее противостоять всаднику. Всадники были в кольчугах и доспехах из железных пластинок, в шлемах без полумасок, но с бармицами, держали щиты, частью круглые, частью овальные. Над отрядом колыхался стяг на высоко поднятой поперечной перекладине – что-то синее с желтым и золотым.

Конников насчитывалось немного – не более пяти десятков. Подрагивала земля под копытами, что могло бы смутить человека робкого. Но молодой конунг не сомневался, что намного превосходящее числом войско викингов одолеет и всадников. Вместо страха он чувствовал почти восторг – пьянящая ярость схватки, тень смертного ужаса, непривычность такого врага, казавшегося особенно грозным, вдохнули в него сумасшедшую решимость, безоглядную смелость. В шуме и грохоте сражения слух различал свист проносящихся над полем валькирий, краем глаза он улавливал мелькающие серые тени – души тех, кто в этот самый миг с ними расставался.

Опережая собственных телохранителей, Харальд бежал вперед, стремясь скорее сойтись с конными франками – и там, за гранью этой схватки, ждет окончательная победа. За свою отвагу он едва не поплатился – не умея правильно оценить расстояние и скорость сближения, он почти столкнулся с одним из всадников. Не сумев вовремя уклониться, он получил копытом по шлему – хорошо, что удар вышел скользящий, а иначе молодому конунгу, упавшему в окровавленную, вбитую в землю траву, грозила опасность быть затоптанным своими и чужими.

От удара на миг потемнело в глазах. Наверное, подоспевшие телохранители прикрыли его, потому что какое-то время Харальд ничего не видел, не слышал и не способен был защищаться. Потом где-то, на другом краю вселенной, забрезжил свет. Он снова видел поле боя, фигуры дерущихся – но теперь они почему-то двигались очень-очень медленно. Каждый заносил руку так, будто она весила в четыре раза больше обычного, а кони величественно плыли по воздуху, будто, наоборот, не весили ничего.

«Я погиб!» – мелькнула мысль в затуманенном сознании. Это было не обычное опасение, какое часто возникает у людей в угрожающем положении, а прямое объяснение происходящего. Он как будто смотрел на мир, находясь уже по ту сторону грани, отделяющей мертвых от живых.

Плавно и медленно, как во сне, всадник занес копье и так же медленно опустил, целясь в Харальда, но тот уклонился и без особого труда, вскинув секиру, ударил всадника по шлему. Пройди удар как должно – и шлем был бы раскроен пополам, а вместе с ним и голова. Но конь дернулся, удар пришелся вскользь – тем не менее всадник так же медленно, будто в воде, начал заваливаться на бок, напрасно стараясь удержать поводья. И Харальд, хотя никто к нему не прикасался, тоже начал медленно падать, словно был связан со своим поверженным противником какими-то узами. И тьма, все это долгое-долгое время маячившая где-то рядом, накрыла его.

Когда несколько уцелевших всадников из графского отряда, по трупам вырвавшись из кольца, умчались к городу вслед за остатками пехоты, их никто преследовать не стал. При виде врага, бегущего по пятам за остатками разбитого ополчения, горожане не станут открывать ворота, рискуя всеми ради спасения нескольких. Викинги остались хозяевами поля, усеянного телами людей и лошадей – бьющихся, стонущих, кричащих.

Под телами зарубленных и затоптанных далеко не сразу отыскали Харальда. Он был бледен, как мертвец, и, хотя опасных ран на нем не оказалось, признаков жизни он поначалу не подавал. Только когда с него сняли шлем, он зашевелился и знаком показал, что хочет сесть. Его посадили.

– Харальд! – Прибежавший Рери, сам бледный и запыхавшийся, взял брата за руку. – Что с тобой? Ты ранен?

– Говори громче, я ничего не слышу, – каким-то деревянным голосом, но вполне членораздельно произнес Харальд.

– А жаль! – сказал Вемунд. Убедившись, что старший из сыновей Хальвдана жив и почти здоров, он с облегчением вытер лоб. – Ты ведь завалил их главного. И после этого все прочие, кто еще был жив, кинулись бежать.

Кто-то принес и положил рядом с Харальдом стяг разбитого отряда. Кругом сидели, лежали, ходили викинги, вперемешку смалёндцы и норвежцы – и хотя битва и им стоила какого-то количества раненых и убитых, все были воодушевлены и довольны своей победой.

Следующие два дня викинги отдыхали, хоронили погибших и перевязывали раны. На поле битвы подобрали чуть ли не сотню пленных – в основном это были раненые, не имеющие сил или не успевшие бежать вслед за здоровыми собратьями. Хериберт без устали ходил за ними, перевязывая раны, утешая и ободряя. Он подтвердил догадку Вемунда, что один из пленных – тот, кого сбросил с коня Харальд – и является предводителем франкского отряда, графом Амьенским, господином этого края. Были среди них и другие знатные люди.