Сам король Карл на сыновей Хальвдана особого впечатления не произвел. Не слишком высокий, средних лет, вполне обычный усталый человек, он не походил на великого воина, и ясно стало, почему норманны и прочие враги делают с Франкией почти все, что хотят. Как выяснилось, появлением возле Перона король Карл был обязан весьма своеобразной победе. Войско конунгов Сигтрюгга и Годфреда, уже два года осаждавшее Париж, было поражено опасной болезнью – кровавым поносом, в чем франки видели Божью помощь. Ослабленные и поуменьшившиеся в числе, викинги согласились принять выкуп за то, чтобы снять осаду с Парижа, и ушли, получив пять тысяч фунтов серебром. Теперь король располагал возможностью заняться и другим норманнским войском, которое хозяйничало на Сомме и Уазе. Как выяснилось, франки не слишком разбирались в отношениях Ингви конунга с сыновьями Хальвдана и даже не видели между ними особой разницы. В их глазах скорее все выглядело так, что Харальд и Хрёрек явились на помощь Ингви. А что сам он, по слухам, убит – так это, должно быть, добычу не поделили.

Однако, сестра Карла, графиня Гизела, уверяла, что с молодыми норманнскими королями можно договориться, и именно это он собирался сделать.

– Я предлагаю вам оставить берега Соммы, не разоряя более этот злополучный край, – говорил король, а Хериберт переводил, чтобы ни одно слово не осталось непонятым. – Также я предлагаю вам освободить взятых пленных, среди которых первые – Теодрада, вдова графа Санлисского, и отец Хериберт, аббат Сен-Валери-на-Сомме. За них я предложу выкуп. Если же будет то угодно Богу, я предлагаю тебе, Аральд, принять должность графа Фландрского и взять под свою опеку Фландрскую марку, чтобы защищать ее от нападений с моря. Прежде она была поручена вашему соплеменнику, Рагнфриду по прозвищу Железный, но с тех пор как он умер, это место свободно. Сестра моя, графиня Гизела, уверила меня, что вы, сыновья Альдана, вполне способны защитить доверенную вам землю и достойны нашего доверия.

Братья переглянулись. Оба они не раз уже думали о том, что эти земли, пожалуй, могли бы приносить большой доход и служить чести своих владельцев, если бы их не разоряли так часто, но мысль о том, чтобы самим остаться во Франкии, пока не приходила им в головы.

– Мы обдумаем ваше предложение, – надменно произнес Харальд. – Но что касается наших пленных… Хериберт принадлежит моему брату Хрёреку, он сам решит его судьбу. Но что до твоей племянницы Теодрады… Если ты действительно хочешь мира с нами, то согласишься отдать ее мне в жены. Тогда мы с тобой будем в родстве и сможем вполне доверять друг другу.

На лице короля промелькнуло неудовольствие, но не слишком сильное. Зная, что его племянница уже некоторое время находится в руках норманнов, он был готов к такому исходу и даже мог почитать это предложение удачей. Лучше пусть Теодрада станет женой будущего графа Фландрского, чем говорят, что она стала рабыней и наложницей язычников.

– Я не могу допустить, чтобы родственником христианского короля стал язычник, – ответил Карл. – Чтобы этот брак стал возможен, тебе следует принять Христову веру. Но зато после крещения ты сможешь на равных войти в семью христианских королей.

Он сам не очень верил в то, что сейчас сказал. Рери хмыкнул. Но Харальд оставался невозмутим.

– Мы обсудим это с моим братом и дружиной, – сказал он. – Такие решения не принимаются в один миг. Мы подумаем и известим вас о нашем решении.

– Если вы позволите, я хотела бы навестить мою дочь Теодраду, – сказала графиня Гизела. – Она здорова?

– Да, приезжай, когда захочешь, – ответил Рери. – Она давно тебя ждет.

На этом первый день переговоров завершился. Король уехал в монастырь неподалеку, где остановился со своей свитой, а норманны возвратились в Перон.

Бурное обсуждение условий продолжалось весь день и половину ночи, пока спорящие не охрипли. Рери считал, что все предложенное Карлом им совершенно не нужно, за исключением выкупа за пленных. Но Харальду открывшиеся возможности неожиданно понравились.

– Пойми, только норны знают, что и как у нас сложится в Ютландии, – говорил он. – Даже если мы одолеем младших сыновей Сигимара, то сама она может не захотеть нас принять! Свеи правили там семнадцать лет, у них завелись с данами родственные и прочие связи. И Хейдабьюр не так уж плохо себя чувствует под их властью. И если нас не примут, у нас не хватит сил удержаться. Мы не можем вечно держать при себе это все войско, людям нужно вернуться домой. А здесь нам предлагают Фландрию, целую страну, вики, города, пошлины и все прочее. Мы будем иметь поддержку короля, и нам не придется воевать за эту страну, понимаешь ты?

– Но мы давали обет вернуть владения нашего отца! Ты еще не так стар, Харальд, чтобы лишиться памяти!

– Ну, и вернем. Когда-нибудь. Во Фландрии мы тоже сможем набрать войско, когда утвердимся там и разбогатеем.

– У нас и так хватает разного добра, и войско мы сможем набрать без помощи франков.

– Послушайте, конунги, что я вам скажу! – Вемунд поднялся. – Вы оба – достойные вожди, но вас двое, а Ютландия одна. Вы, конечно, могли бы править там и вдвоем. Но зачем, если есть возможность для каждого из вас раздобыть по собственной державе? Один из вас станет править Фландрией, а второй – Ютландией. Одну страну нужно завоевать, но зачем же отказываться от второй, если она сама идет в руки?

Рери замолчал. Ему впервые пришло в голову, что они с Харальдом не обязаны всю жизнь провести вместе и что он, если для него найдется отдельное владение, вполне справится и без старшего брата. А какая-то земля во владение им безусловно нужна. Им, потомкам многих славных конунгов, не к лицу всю жизнь ходить по морям, как морским конунгам, зачастую безродным вождям, которых уважают только до тех пор, пока боятся. Превратиться со временем в кого-то вроде Харда Богача… Рери содрогнулся.

– Но сначала нужно утвердиться во Фландрии, – продолжал Вемунд. – Если мы будем думать слишком долго, король отдаст ее какому-нибудь другому конунгу. Ведь раньше ею владел Рагнфрид Железный, пока не умер. Так что ее жители привыкли к власти норманнов, и нам не составит труда подчинить их себе, тем более с благословением короля франков.

– Но он ведь говорил… Он хочет, чтобы мы приняли Христову веру. А на это я никогда не соглашусь!

– Ну и не соглашайся! – крикнул Харальд. – Никто тебя силой не потащит. Но ведь ее жители – христиане, и их король тоже должен быть христианином.

– Так ты собираешься стать королем Фландрии?

– Само собой. Ведь это мне предложили.

– Этонампредложили, – напомнил Рери. – И еще вспомни, что мы начинали этот поход равноправными. Потому что еще до выхода из дома я сумел доказать, что стою не меньше, чем ты, хоть я и моложе.

Харальд переменился в лице. На него неприятно подействовало напоминание о первом подвиге Рери, когда тот убил разбойника Харда Богача и отомстил за смерть Ингвара конунга. И хотя с тех пор сам Харальд отличился не раз – например, взял в плен графа Гербальда – это давнее воспоминание язвило его в глубине души. С самого начала он словно бы шел на шаг позади младшего брата и никак не мог его обогнать.

– Но ведь этоявозьму в жены племянницу короля, – ответил он, жестко глядя в глаза Рери. – А значит, все предложения Карла относятся ко мне.

– А почему ты? – Рери ответил таким же прямым и твердым взглядом. – Ведь это я, если ты помнишь, нашел ее, отбил у того тролля и привез сюда. Она – моя добыча. Моя! До сих пор я не мешал тебе рассуждать о ее судьбе, потому что делить было нечего, но если ты хочешь забрать себе одному все плоды наших общих побед, то я тебе этого не позволю!

– Сыновья Хальвдана, опомнитесь! – Вемунд поспешно встал и поместился между братьями, которые, казалось, вот-вот бросятся друг на друга. – Вы сыновья одного отца и одной матери, вас связывает общая месть и общая слава, не радуйте ваших врагов ссорой, когда судьба так к вам благосклонна. Может быть, король нарочно пообещал вам все это, надеясь, что вы поссоритесь и он перебьет вас поодиночке.