— Вы скоро приступаете к делу, молодой друг мой, — сказал улыбаясь Дартевель, — когда предпринимают войну или торговый оборот, то, конечно, с целью, чтобы они принесли пользу — не правда ли? И так первым средством к успеху, это — обдумать все прежде, не торопясь, но и, об, думав, не приступать к исполнению, если не предвидится трех случаев к успеху.

— Мы их будем иметь тысячу.

— Вот ответ, который ни на что не отвечает. Берегитесь ошибиться в гербе Франции; вы думаете, что в нем три лилии, напротив, это три копья; и верьте мне, если одни только ваши леопарды замышляют это предприятие, то они переломают себе зубы и когти, не сделав ничего полезного.

— Поэтому Эдуард и не начнет войны, не удостоверясь в помощи герцога Брабандского, владетелей Империи и добрых городов Франции.

— Вот в этом-то все и затруднение. Герцог Брабандский характера нерешительного, и без сильных причин он не примет сторону — ни Эдуарда, ни Филиппа.

— Может быть, вы не знаете, что герцог Брабандский — двоюродный брат короля Англии.

— Напротив, я это лучше всех знаю; но знаю еще и то, что сын герцога Брабандского женится на дочери короля Французского; и доказательством этому служит отказ его графу Ганаусскому, дочь которого Изабеллу он хотел взять в замужество.

— Но я думаю, — сказал Вальтер, — это не касается других владетелей, и что граф Жюлие, епископ Колонский, мессиры Фокемон и Куртрезьен не откажутся выступить в поход.

— Все это — правда, но только первые три зависят от Империи и не могут участвовать в войне, не получив увольнения от императора. Что же касается четвертого, то он свободен; но он не что иное, как простой рыцарь, имеющий поместье от короля, и как владетель этого поместья, обязан следовать за ним на войну; поэтому и может оказать помощь Эдуарду, только своею особою и двумя прислужниками.

— Но, я могу надеяться, — сказал Вальтер, — по край ней мере, на добрых жителей Фландрии?

— Еще менее, господин рыцарь, потому что мы связаны клятвою, и не можем воевать против короля Франции, не заплатив двух миллионов гульденов штрафа и не подвергнув себя отлучению от церкви.

— Вы мне сказали, — вскричал Вальтер, — что война с Францией опасна, но теперь я вижу, по словам вашим, что она даже невозможна.

— Ничего нет невозможного в этом свете для того, кто способен все хорошо обдумать; нет никакой неизвестности, которую бы определить было невозможно, трактата, которого нельзя бы было нарушить золотом, и клятвы, у которой не было бы потаенного выхода, где на страже всегда стоит выгода.

— Говорите, я вас слушаю, — сказал Вальтер.

— Во-первых, — продолжал Дартевель, как будто не замечая нетерпения молодого человека, — оставим тех, которые на стороне короля Филиппа и короля Эдуарда, потому что их трудно заставить переменить свои мнения.

— Но король Богемский?

— Его дочь вышла за Дофина Иоанна.

— Епископ Льежский?

— Филипп будет обещать ему кардинальство.

— Герцог Австрийский Альберт и Оттон?

— Их можно бы было купить, но они уже продали себя. Что же касается короля Наваррского и герцога Бретанского, то они природные союзники Филиппа; значит, все за Францию. Теперь будем говорить о тех, которые за Англию.

— Первый — Гильом Ганаусский, тесть короля Эдуарда.

— Но знаете ли вы, что он при смерти от подагры?

— После него сын его будет наследником, и я в них обоих равно уверен, как в одном, так и в другом. Потом Иоанн Ганаусский, находящийся при дворе Англии, и который дал уже обещание королю.

— Если он его дал, то, наверное, и исполнит.

— Рено-де-Гельдр, женившийся на Элеоноре, сестре короля.

— Потом еще кто?

— Никого более, — сказал Вальтер. — Вот все наши друзья и недруги!..

— Начнем же говорить о тех, кого нельзя назвать ни другом, ни недругом.

— Или о тех, кого выгода заставит сделаться тем или другим.

— Все равно, начнем с герцога Брабандского.

Но, вы говорите, что он нерешителен, и что трудно его принудить на что-нибудь окончательное.

— Правда, но у него есть недостатки, из которых один сильнее другого, — и я забыл сказать вам, что он больше скуп, нежели нерешителен.

— Эдуард даст ему 50 000 фунтов стерлингов, если это будет ему нужно, и возьмет на свое жалование все войска, которые он ему пришлет.

— Вот, что называется, говорит дельно. Теперь я отвечаю вам за герцога Брабандского.

— Потом следуют граф Жюлие, епископ Колонский и сир Фокемон.

— О! Это честные люди, — сказал Дартевель, — богатые и сильные, из которых каждый поставит тысячу воинов, если только получит на это дозволение Людовика Бавг 1ского, их императора.

— Но, кажется, есть договор между ним и королем Франции?

— Есть трактат формальный и положительный, которым король Франции обязывается ничего не приобретать на землях Империи.

— Но, подождите, — сказал Вальтер поспешно, — мне кажется…

— Что такое? — спросил улыбаясь Дартевель.

— Что в противность этого договора, король Филипп приобрел замок Крев-Кер в Камбрезии, и замок Арлеан-Пюсель; а эти два замка на земле Империи, и зависят от императора.

— Что же из этого, — сказал Жакемар, желая как будто понудить Вальтера яснее изъясниться.

— Этих приобретений достаточно, чтобы найти причину к войне.

— Особенно, если король Эдуард примет на себя все расходы и ответственность за эту войну.

— Я поручу завтра графу Жюлие съездить к императору.

— По какой власти?

— Я имею бланкеты за подписью короля Эдуарда.

— Браво! Вот два из наших затруднений уничтожены.

— Остается третье.

— И самое трудное.

— Вы говорили, что добрые города Фландрии заключили договор, которым в случае военных действий с их стороны против Филиппа Валуа…

— Нет, нет, не против Филиппа Валуа, а против короля Франции; выражение это ясно, положительно.

— Филиппа Валуа или короля Франции — это все равно.

— Напротив, большая разница.

— Но в случае военных действий против короля Франции, добрые города Фландрии должны заплатить 2 000 000 гульденов и подвергнуть себя отлучению от церкви папою. Итак, эти 2 000 000 гульденов заплатит Эдуард; что же касается отлучения от церкви, то…

— Но, Боже мой, совсем не это, — сказал Жакемар, — 2 000 000 гульденов безделица, а отлучение от церкви, наложенное Римским папою, может быть снято Авиньонским. Но что всего важнее для торгового народа, то это — их слово, слово, которого они не продадут за золото целого света, потому что оно один раз нарушенное теряет навсегда кредит. Ах! Молодой человек, подумайте получше, — продолжал Жакемар, — есть средства на все, стоит только их найти; и вы, конечно, сами видите, как необходимо королю Эдуарду иметь за собою в случае неудачи Фландрию с ее крепостями и ее гаванями.

— Это и его мнение, — сказал Вальтер, — и поэтому он прислал меня вместо себя переговорить лично с вами.

— Если бы нашлось средство согласить данное Фландрией слово с выгодами Англии, то король Эдуард сделает какие-нибудь пожертвования со своей стороны?

— Во-первых, король Эдуард отдаст Фламандцам Лиль, Дуе и Бетюн, три гавани, которые Франция открывает для всех и которые Фландрия будет иметь только для себя.

— Хорошо, потом?

— Король Англии очистит остров Кадсан, и сожжет все, что на нем находится, потому что он служит вертепом Фламандским и Французским пиратам, вредящим меховой торговле Дании с Швецией.

— Этот остров хорошо укреплен.

— Готье де Мони храбр.

— Потом?

— Король Эдуард снимет запрещение, наложенное на вывоз шерсти из Валлиса и кож из Йорского графства, — свободная торговля восстановится между обоими государствами.

— Это будет выгодно для Фландрии, — сказал Дартевель.

— И первый вывоз, заключающийся в двадцати тысячах мешков шерсти, назначен будет Иакову Дартевелю, который…

— В ту же минуту разделит их на все фабрики, потому что он пивовар, не торгует сукном.

— Но который согласится принять за это поручение по пяти стерлингов с мешка.