Грифы в долине взвились вверх и улетели с громким граем, зато снизу подошло на водопой стадо коров. Увидя компанию, пастух, загорелый дочерна, подошел ближе и поздоровался, сняв с головы соломенную, видавшую виды шляпу:

— Здоровеньки булы! Хлиб е, Тарасе?

— Е, е. Сидай з намы, — ответил тот, протягивая пастуху хлеб, сыр, стакан вина.

Следом за пастухом от стада отделилась молодая корова. Сделала несколько шагов и остановилась, словно показывая себя незнакомцам. Женщины смолкли. Такое увидишь не часто. Голова животного, глаза, четкие рога, линия спины, ноги, завораживающая чистота линий — подобное совершенство невозможно представить!

— Это королева округи, — пояснил молодой человек. — В каждом стаде есть своя избранница, но между всеми стадами существует королева, самая прекрасная. Зорька, Зорька, подойди, на хлеба… видите, как ступает? Это божество в обличии животного, единственная на весь полуостров. Если…

— А как они это выясняют? — перебила Анюта.

— Без драки, конечно. Через какие-то пространства, каналы… Живое — оно неуловимо в своем бытии.

Он все больше нравился Анне Николаевне. Ай да Оля! Такого парня отхватила! Все при нем! Разговорчив немного, что правда, то правда, но деловой, преданный, ученый. Кого еще ждать, какого принца?

Она требовательно посмотрела на дочь. Та, по-своему истолковав ее взгляд, поднялась с земли.

— Пора обратно, да? Дождь начинается. Все было очень интересно. Спасибо, Тарас.

Анна Николаевна незаметно вздохнула.

По возвращении в Москву, как ни мало Оля бывала на людях, гуляя в лесу одна или с братьями, от людей она не укрылась. Положение ее заметили все, кто ее знал, одноклассники, соседи, знакомые. Отнеслись вполне безучастно, доказав, что Зеленый округ — все же не деревня, а город. Одна Ленка, считавшая себя близкой подругой, была задета и раздосадована.

— Обижаешь, подруга. От кого хоть подзалетела-то, скажи? Ты же ни с кем не гуляла.

— Ветром надуло, — улыбнулась та.

— А ребенка куда денешь? В роддоме оставишь? — не унималась та.

Оля вспыхнула от возмущения.

— Ты что, с ума сошла? Это же мой ребенок, я уже люблю его. Сама воспитаю, не беспокойся.

Теперь она ощущала родство со всем, что окружало, даже трещинки на асфальте несли успокоительные узоры. Все было отрадно. Она тихо бродила по чистым желтым осенним тропинкам, следила за падением листьев, любовалась холодными голубыми просветами между ветвями. Дима, Дима, о чем бы мы только не переговорили с тобой, будь ты рядом в такое время!..

Однажды, приустав, опустилась она на свою скамейку. Тут же к ней подошли три серые вороны. Черные бусинки глаз умно смотрели в ее сторону, ожидая корма. Она ссыпала в ладонь семечки из кармана, всегда бывшие с нею по совету врача, бросила на землю.

— Красавицы, — сказала, любуясь на птиц.

И вдруг все трое, низко пригнув головы, каркнули одновременно ей в ответ.

— Кар!!!

— Ой, надо же, — схватилась за щеки Оля. — Ответили.

Инга Вишневская преподавала в Академии второй год, еще будучи аспиранткой. Она была признанным знатоком и мастером своего дела, невероятно много работала, была умна и красива. Взгляд ее зеленых удлиненных глаз, подведенных тонкими линиями, не мог выдержать ни один мужчина, а фигура, одежда и главное — оживленная светская уверенность — доделывали остальное. Как преподаватель, она поставила целью успехи своих студентов не только в стенах Академии, но и на всероссийском уровне. И даже на международном. Если цель высока, то и результаты не замедлят сказаться, иначе не стоит тратить ни сил, ни времени. Была и другая установка. Она ясно видела свою нишу в современном декоративном и прикладном искусстве и не могла не задумываться о собственном бизнесе. Для него и присматривала таланты самого высокого класса.

Миша поддерживал ее. С ним уже давно, еще до ее развода, у них сложились те человеческие отношения, когда люди держатся вместе, многое прощая и помогая друг другу.

Миша назвал ей Марианну.

— Обрати внимание на эту девушку, — сказал он. — У нее точный глаз, искусные руки и много-много чего в хорошенькой головке. Для начала я отобрал несколько ее работ для выставки в конференц-зале. И потом, на нее так приятно смотреть! Наши умники просто повалились от восхищения!

Инга рассмеялась. Как это похоже на мужчин! Но согласилась, что в творческом общении личное обаяние — вещь немаловажная.

Куда она только не водила своих студентов! Любоваться на роскошные музейные шпалеры с изображением пейзажей, религиозных, батальных, пасторальных и любовных сцен, эти огромные полотна, созданные вручную знаменитыми лионскими ткачами двести лет назад на огромных ткацких станках, над которыми висели двухметровые зеркала, отражая эскиз и готовую полосу. В закрытые фонды библиотек, где из тяжелых, с золотым обрезом, альбомов студентам надлежало срисовывать и тут же опробовать на своих станочках способы плетения всех времен и народов, на современные ткацкие фабрики и в частные мастерские ручного ткачества… За считанные часы академических занятий ученики ее создавали любой тканый рисунок по своему желанию. Она была крута и надменна. Ее не касалась загруженность молодых людей химией, физикой, математикой, лабораторными исследованиями. Во-первых, это проблемы не ее, а преподавателей тех дисциплин, а во-вторых, на то и молодость, чтобы ежесекундно поглощать новизну. У нее «выживали» сильнейшие.

Первой среди них оказалась, действительно, Марианна. Они понравились друг другу и, можно сказать, подружились.

— Тебе пора смелее раскрываться в творчестве, — заметила ей Инга.

— Я пробую, — кивнула Марианна.

— Не надо пробовать, надо делать. Жду от тебя рисунка, в котором будут твои душа и сердце. В гобелене, в цвете, они заживут собственной жизнью.

— А где достать такие краски? Ни шерсть, ни шелк не продаются с оттенками. — Марианна пожала плечами. — Я пыталась красить сама, но ничего не получилось.

— Ты опережаешь программу, это великолепно. Видишь ли, тут растительное крашение. Травы, цветы, семена, кора, ягоды, корни, ореховая скорлупа, луковая шелуха, много всего. Приезжай ко мне на дачу. У меня как раз вышла вся пряжа, надо обновить запас. Это недалеко, в Опольной, сорок минут на электричке. Лучше с ночевкой, в один день мы не уложимся.

Они договорились на субботу двадцатого октября.

Достижения Марианны никак не врачевали ее душевных ран. Прошло больше трех недель после ужасной мимолетной встречи, а жгучая боль любви и позора все возрастала, захлестывая временами жестким стыдом. Ища спасения, Марианна набросилась на занятия, ткачество, лепку, ходила на теннисный корт, в бассейн. Белым днем, в ясном свете разумных дел страдания отпускали ее, скрывались за шумом и суетой, а с ними и мучительно-дорогой образ Нестора; вновь смеялись ее шуткам друзья, окружали ее, заводилу и любимую старосту курса. Зато поклонники со старших курсов растаяли, как дым, математической прогрессии не произошло.

Отгадка была простая. В пору дипломной работы, в канун окончания Академии практичные молодые люди срочно подыскивают подруг жизни. Общие наклонности, близкий круг интересов и знакомств исключают, по их мнению, произвол случая и способствуют прочности семейных уз. За годы учебы все сочетания внутри альма-матер давно просмотрены, союзы заключены, поэтому свободные «женихи» набрасываются на свежий поток первокурсниц, приглашают в театры, провожают домой, пытаясь, так сказать, вскочить в уходящий поезд… Марианна, сраженная любовью, как недугом, не отозвалась ни на один такой призыв, и ухажеры «слиняли»…

Дома она больше молчала, сидела над книгами и допоздна смотрела телевизор.

— Ты не больна, Масенька? — тревожилась мама.

— Я здорова, — кратко отвечала Марианна, уклоняясь от разговора.

Ей полюбились одинокие ночи, когда мать дежурила в госпитале, в душе стали звучать собственные стихотворные строчки. Бывало, ночь приносила облегчение, светлую уверенность, похожую на прежнюю взлетную радость, но чаще Марианна долго лежала без сна, глядя в окно горячими сухими глазами. Уютным мурлыканьем и лаской мягких белых лапок утешала ее, как могла, пушистая Туся. Марианна думала о Несторе, о том, что она натворила после.