Она дернула плечами.

— Что-то слишком. Не скучно им по шнурочку ходить?

— Да, не наша кровь. Зато стопроцентная надежность!

Наконец, достигли гостиницы. Большинство окон были темны, лишь над входом по-прежнему переливались затейливые готические буквы.

— Где твое окно? На пятом, где балкон? — поднял голову Сергей. — Твоя соседка либо не спит, либо включила ночник. Странно. — Он всмотрелся внимательнее. — Странно… Похоже, что в комнате плавают завитки дыма? Бежим скорее.

Они пробежали мимо портье к лифту, по тихим коридорным коврам пятого этажа к двери, толкнулись в номер. Замок был заперт изнутри, за дверью стояла тишина. Сергей налег плечом. Тщетно. Марианна смотрела на него.

— Что могло случиться, Сережа? Надо позвать пожарных, начальство.

Он отрицательно мотнул головой.

— Ни за что. Огласка — это конец всему. Здесь не шутят. Бежим вниз, я что-нибудь придумаю.

Вокруг дома росло несколько высоких деревьев, не близко к зданию, но так, что дальние, самые тонкие ветки могли шелестеть у балкона на расстоянии вытянутой руки. Одно из таких деревьев, липа, темнела на фоне засвеченного городского неба недалеко от балкона. Медлить было нельзя.

— Держи! — Сергей сбросил на руки Марианны плащ, пиджак, часы, галстук и рубашку, швырнул на замерзшую землю ботинки и носки. — Смотри снизу и желай удачи. Пока.

Подпрыгнув до нижней ветки, он подтянулся и с проворством таежного «шишкователя», привыкшего забираться на вековые кедры, пошел вверх по стволу, как по ровной дороге, и это в Лейпциге, в самом центре города! Поровнявшись с пятым этажом, он заглянул в окно, увидел всю картину и продолжил подъем к самым верхним тонким ветвям дерева. Ухватившись сразу за несколько, повис на них всей тяжестью тела, склоняя к балкону, на страшной высоте.

— Ой, мамочка, ой, мамочка, помоги ему, помоги ему, — дрожала внизу Марианна.

Липа наклонялась небыстро. Рывками, раскачкой, вцепившись, как жук, сразу в несколько ветвей, Сергей приближался к балкону. Рывок, рывок, еще один, ближе… Вот уже палец ноги ощутил холод железа. Крах! — сломалась, будто выстрелила, верхняя ветка, его шатнуло вбок, но босая нога успела зацепить решетку, словно утюгом. Сергей повис на сгибе лодыжки между балконом и охапкой схваченных ветвей.

— Все будет хорошо, хорошо, хорошо… — заклинала внизу Марианна.

Он бросил ветви, подтянулся к коленям, ухватился за перила и спрыгнул на балкон. Со свистом распрямилось потревоженное дерево.

Открыть балконную дверь труда не составило. Распахнув настежь обе створки, впуская холодный свежий воздух, он в первую очередь выдернул из розетки кипятильник, опущенный в сгоревшую кастрюлю с чадящей едой, после чего взялся за людей.

Настя и Магомед лежали в объятиях друг друга. Оба опьянели от водки и угорели от дыма, но дышали и мычали что-то в ответ на его расталкивания. Не теряя времени, Сергей набросил на обоих их нижнее белье, завернул в одеяла и вытащил на балкон. Кое-как заправил постель. После чего разрешил подняться Марианне.

— Убери на столе и в номере так, чтобы комар носу не подточил, — сказал ей командирским тоном. — Я сбегаю за крепким чаем и лимонами, больше им ничего не нужно, пока не очухаются окончательно. Эту гадость из бочонка вылей, куда следует, кастрюлю и кипятильник заверни в пакет, я выброшу по дороге.

Марианна незамедлительно исполняла все, что он приказывал. Через несколько минут комната обрела прежний вид, даже цветы ее стояли в вазе, но горький дух горелища впитался в стены и мебель как самая прямая улика. Еще через полчаса оба пострадавшие сидели в креслах, бледные, вялые, как зимние картофельные побеги, и пили крепкий чай с половинками лимонов в чашке, со стоном держась за виски. К рассвету молодые люди окончательно пришли в себя. Настя надела лучшее платье и подкрасилась, Магомед сбегал к себе переодеться в черную рубашку и вельветовые черные брюки с поясом, украшенным наборной чеканкой. Под воротником появился красный шейный платок.

Сергей принес еды и фруктов.

Мужчины вышли на балкон. Прекрасный город блистал огнями, как драгоценная брошь на черном бархате.

— Ты из Махачкалы? — спросил Сергей.

— Из Хасавюрта, — ответил тот. — В пяти километрах от чеченской границы.

— Как там, на границе? — тихо поинтересовался Сергей.

— По-разному, — уклончиво ответил тот.

— Но жарко, солнца много, да?

— Солнца много, — широко улыбнулся красавец-южанин.

Сергей вздохнул.

— А мне придется ехать на Север, на Новую Землю.

— Зачем? Работа такая?

— Да. Я подписал договор о совместном строительстве целого комплекса в Заполярье, на вечной мерзлоте. В конце апреля поеду смотреть. Туда как раз день приходит.

— Не советую, — поежился Магомед. «Нэ совэтую», — прозвучало с его акцентом.

— Не сладко, что и говорить. Но у меня две тысячи рабочих, выбирать не приходится. По всей стране строим, выкручиваемся. Есть работа, значит, работаем. Теперь вот с немцами завязались.

Дверь в комнату распахнулась.

— Ребята, идите завтракать. Все готово.

Выставка продолжалась три дня.

Сергей был с Марианной ежедневно. Его переговоры давно завершились, он отправил в Москву свою секретаршу («О-о?» — ревниво удивилась Марианна.), а сам задержался на целые сутки, чтобы быть с нею и лететь одним самолетом.

Вручение наград состоялось в последний день. Сидя с Сергеем в третьем ряду кресел, поставленных прямо в зале перед возвышением, где за длинным столом разместились устроители, Марианна от волнения скручивала в трубочку листок с расписанием церемонии, с немецкой точностью выверенной по минутам. Все они — и студенты, и приветливые хозяева — подружились и сроднились между собой, обменивались адресами, чтобы писать и ездить в гости.

— Марианна Волошина, Россия, первая премия, — объявил председатель, седой и суховатый мужчина с доброй улыбкой, похожий на Ганса Христиана Андерсена.

Бросив мятую бумажку, Марианна, взволнованная, с пушистыми прядями у висков, в новом зеленом платье, подбежала к столу. Ей вручили два диплома, ее и Академии, конверт с денежным чеком и огромный «Альбом мирового искусства», тяжелый, как два кирпича. Председатель легонько обнял ее, а она, едва поблагодарив, вдруг расплакалась от избытка чувств у него на груди. Заиграл оркестр. Смущенная, она вернулась на место. И тут Сергей при всех привлек ее и поцеловал в мокрые ресницы. В зале началась овация. Их окружили, зацеловали, задарили сувенирами, всем хотелось дотронуться до любви. Председатель не останавливал, русская пара нечаянно сломала регламент, но как это украсило само торжество!

На прощанье, после всех волнений, они ходили по магазинам. Марианна выбирала подарки на половину своей премии. Ах, счастье!.. В заключение она приценилась к рулону широкой ленты, вытканной золотым узором. Двенадцать метров! Ясное дело, золотом в ней и не пахло, но работа была так хороша, а нить люрекса этого качества так долго сохраняет благородный золотой блеск, что можно спокойно отделывать любую одежду, занавеси, косынки, просто носить в виде шарфа или на голове. Однако Настя, увидев ленту, из-за которой никак не застегивалась молния на дорожной сумке Марианны, милая веселая Настя аж затряслась вся и с такой мольбой принялась просить уступить ей весь рулон, пожалеть ее, бедняжку из провинции, что Марианна только руками развела.

— Ну, бери, раз так.

— Я ее Магомеду подарю, на память. Я вышлю деньги, не сомневайся, в тот же день, как приеду, куда, сколько, скажи? — истерично восклицала она, словно в беспамятстве, мешая слова и слезы. — Пусть помнит обо мне, посмотрит и вспомнит о своей Насте из Самары.

В самолете Марианна и Сергей сидели рядом сплетя руки. Сергей, когда она тихонько сообщила ему о судьбе своей ленты, снисходительно усмехнулся и промолчал, а Марианне стало страшно. Любовное рабство Насти было очевидно, а давно ли она, Марианна, вырвалась на свободу?