Девушки прилежно тянули коктейль. Игорь и Антонов вели обычный для себя импровизированный треп, нарочито пикируясь друг с дружкой, осыпая своих новых знакомых бумажными цветами самых беззастенчивых комплиментов.

Девушки сказали, что не верят, будто Алексей и Игорь модельеры.

– Вы чертовски проницательны, – взяв за руку шатенку, восхитился Игорь, – увы, мы всего лишь военные, царица полей – матушка пехота. Разрешите представиться: капитан Никольский, – он привстал, не выпуская из своей руки руку шатенки, и умудрился щелкнуть каблуками.

– Майор Антонов, – не вставая, представился Антонов.

Ловким движением, как бы невзначай, шатенка освободилась от Игоревой руки. Профессия кавалеров не вызвала у девушек энтузиазма, лица их потускнели, было ясно, что Игорь вмазал в «молоко». Он и сам не понял, зачем ляпнул про военных. Но не говорить же ему в самом деле правду. Не говорить же, что он доктор наук, автор семидесяти работ, профессор, член ученого совета крупнейшего института. Все равно не поверят – и выглядит он слишком моложаво, и всем своим мальчиковым чубчиком, сухостью фигурки, верткостью больше похож на жокея, чем на ученого, тем более что и одеты они с Антоновым кое-как, «не фирменно».

Блондинку в темно-розовом кримпленовом платье звали Людой, а шатенку – Лидой, она явно лидировала в своей паре.

– А какая у нас специальность, угадайте? – спросила Люда.

Они гадали-гадали, да так и не угадали, выяснилось, что девушки – инженеры-конструкторы, работают на «Уралмаше», стало быть, живут в Свердловске.

– Был я там в аспирантские годы, – сказал Игорь, – у меня там деньги свистнули, пришлось продавать свитер, чтобы добраться в Москву.

Хотя это его замечание мало вязалось с воинской службой, девушки не обратили на него внимания. Да и Игорь не имел в виду намекать на свою ученость, просто вспомнился ему замечательный шотландский свитер, который пришлось отдать фактически чуть не задаром.

Потом Антонов неожиданно взял бразды правления в свои руки и поставил дело так, что шатенка, на которую Игорь первым «положил глаз», должна принадлежать ему, Антонову. Она нравилась ему все больше, правда, зубки у нее были плохенькие, наверное, после родов, а так ровненькие. В остальном же все было в полном порядке, особенно темно-карие глаза с ореховым отливом, сулившие много радостного.

Игорь сделал вид, что соглашается со своей участью без борьбы. Девушки жили в санатории «Орлиное гнездо», так высоко на горе, что, пока дошли, с непривычки заболели ноги. Санаторий был типовой: бетон, стекло, коммунальные удобства. По дороге Антонов много и удачно острил, явно набирая баллы в состязании с Игорем, крепко держал Лиду за руку, помогая ей преодолевать крутые подъемы, а когда подошли к санаторному корпусу, даже взял ее за талию.

– Лида, у вас есть дети? – прокурорским тоном спросил вдруг Игорь.

– Есть, мальчик семи лет, – дрогнувшим голосом ответила Лида и безотчетно освободилась от руки Антонова, лежавшей на ее талии.

Игорь сказал, что у него тоже есть мальчик, восьми лет, – последнее соответствовало действительности, но только мальчик жил далеко от Москвы с бывшей женой Игоря и видел своего отца крайне редко.

Блондинка Люда сказала, что у нее тоже есть дети, девочка, в третьем классе.

– А как зовут твою дочурку? – с подлой участливостью спросил Игореша Антонова, прекрасно зная, что у того нет детей.

– Клеопатра, – грубо ответил Антонов.

Но девушки не засмеялись, видимо, им было не смешно.

Прощание вышло вялое, хотя и назначили свидание на другой день, на пять часов вечера, у борта «Испаньолы».

На свидание девушки не пришли.

Антонов и не думал, что это так сильно огорчит его, ему вдруг стало казаться, что Лида и есть та самая женщина, о которой он сказал как-то Игорю в минуту откровенности: «Кого люблю, та мне не встретилась…»

Чувствуя себя виноватым, Игорь предложил подойти в обеденное время к столовой «Орлиного гнезда», перевстретить девушек и выяснить, в чем дело, почему они не пришли.

– Мало ли что бывает, а она симпатичная, зачем тебе ее терять, пойдем, не ленись, – уговаривал он Антонова.

– Ладно, – с благодарностью согласился Антонов и подумал, что Игорь все-таки молодец, умеет быть великодушным.

По жаре залезли на гору, нашли санаторную столовую, сели на нагретую солнцем скамейку у входа.

Сердце Антонова колотилось, как в юности, словно на карту была поставлена его любовь.

Народ собирался к обеду медленно: шли мужчины в обтягивающих животы спортивных трикотажных костюмах, шли тяжелые в походке женщины, честно трудившиеся весь год на фабриках и в своих семьях, заработавшие отпуск в поте лица своего, непривычные к отдыху. Наконец появилась Лида – в махровой майке в зеленую полосу, в светлой сарпинковой юбке, свежая, стройная.

При виде ее Антонов так растерялся, что даже не встал навстречу, а кивком головы пригласил подсесть к ним на скамейку, – жест получился довольно развязный, если не сказать – наглый.

Она подсела и сказала, что ей некогда, что сейчас она не может, потому что обед, а потом «мертвый час», вечером провожает подругу Люду, завтра есть кое-какие дела.

Словом, дело было ясное. Лида отказывала Антонову в своем дальнейшем внимании. Они вежливо попрощались с ней и по жаре поплелись на пустынную в этот час набережную, а она, молодая, веселая и голодная после пляжа, пошла к своему рассольнику и бифштексу.

– Уже опередил тебя какой-то клиент в трикотажном спортивном костюме и семейных трусах – ей нужен человек основательный, солидный, может быть, она приехала с серьезными намерениями, а ты ведь с виду жулик, – хихикал Игорь, – жулик, к тому же еще и майор, она как представила, бедненькая, пески Кызылкума, где стоит твоя часть и где ей нужно будет жить с тобой, как представила, так и предпочла телемастера из Бобруйска. Ладно, не расстраивайся, все будет нормально, еще найдем кого-нибудь.

Но за оставшиеся дни они так никого и не нашли, им просто фатально не везло.

Светлым предвечерьем, накануне отъезда, пошли в последний раз погулять по набережной, просто так, уже безо всякой задачи.

– А у этой Лиды поцарапана правая нога выше щиколотки, – грустно сказал Антонов, глядя на ровную гладь залива.

Маленький грязно-бурый буксирчик отводил от пирса белого трехпалубного красавца – шведский теплоход «Викинг». По этому случаю на пристани собралась толпа, люди улыбались отплывающим иностранцам и махали им руками. Рядом с Антоновым и Игорем стояла краснолицая коренастая женщина в плаще болонья, видно, приехавшая «из глубинки», с нею девочка лет восьми. В руках девочка держала букет сирени.

– Нюра, помахай им цветами! – велела женщина дочери. Нюра рассматривала свои новенькие сандалии из желтой кожи и не слышала слов матери. – Нюра, помахай им цветами! – взвинчено повторила женщина.

Но Нюра и на этот раз не услышала поданной команды. Тогда женщина вырвала из тонких рук дочери букет, ударила им с размаха девочку по лицу и стала жадно и радостно махать сиренью незнакомым ей шведам.

«О русская душа, нерасчетливая во зле и в добре! – горько подумал Антонов и уже не смотрел на шведов, на их белый теплоход, а только на девочку, судорожно сглатывающую слезы, боящуюся плакать так, как ей хочется, – навзрыд… – Ведь наверняка эта женщина любит свою дочь, наверняка любит и наверняка работает с утра до ночи, чтобы прокормить ее, одеть, обуть, чтобы “не хуже других” была, а этот свой поступок она и не сочтет дурным или важным: “Подумаешь, смазала чуть цветами, слушать мать надо!”»

На холостых оборотах, медленно накреняясь всей своей громадой, выходил из бухты белоснежный «Викинг», и было удивительно, откуда у букашки-буксира такие силы…

Так и закончилось их ялтинское путешествие. Вино не выпили, решили оставить дежурной, которая придет убирать номер и удивится, и порадуется своей находке. Так и уехали, сначала на такси в Симферополь, оттуда на самолете улетели в Москву, к делам, к суете, к жизни, туда, где, казалось, их любили и ненавидели, во всяком случае знали.