Примитивный сукин сын.

С силой потерев свое лицо ладонью, Эохайд выругался. Боже, ее запах, ее вкус… он до сих пор ощущает ее на своей коже, на своих губах и языке. Нет, это не любовь, Айрис была права. Это какой-то долбаный инстинкт. Вот только не физический, а душевный. И потому все в нем так стремится в ту комнату. Оказаться снова в постели, между бедер Айрис. Быть внутри нее. Двигаться внутри нее.

Каким-то чудом Брес сообразил, что уже находится в коридоре на пути в спальню. И что его тело готово к продолжению вечеринки. Перед глазами уже стояла та отчаянно желанная сцена, которая должна осуществиться через минуту. Он войдет в эту дверь, наплюет на протесты, возьмет ее жестоко и совершенно не так как она заслуживает, все испортит…

Ругая себя последними словами, Эохайд оказался на подземной парковке. Всерьез надеясь, что скорость и ночной город помогут ему справиться с тем, что он безрезультатно пытался в себе подавить столетиями.

На сумасшедших двухсот семидесяти километрах в час боинг отрывается от земли, оставляя ее, грешную и еще сонную, под собой. Интересно было бы узнать, какую скорость нужно развить, чтобы в прошлом оставить не только землю, но и ненужные, мучительно-навязчивые воспоминания. Конечно, вряд ли средство от терзаний совести имеет математическую формулу, но как насчет скорости свободного падения?

Выглядывая за прозрачную преграду иллюминатора, Каролайн пыталась занять свою голову чем угодно, так почему бы не подумать о досадной вероятности скоропостижной… посадки?

— Плед? Мэм, вам нужен плед? — Услужливо обратилась к ней профессионально улыбающаяся стюардесса.

— Нет, благодарю. — Поспешила ответить Кэри, поворачивая к ней свои пылающие щеки: «как видите, мне нужен огнетушитель».

И кажется, спусти ее сейчас в Антарктиду, и процесс под названием «глобальное потепление» ускорится как минимум раз в десять. И в чем, спрашивается, причина? Причина… о, эта чертовски порочная, греховно красивая, преступно желанная причина.

Два часа утомительного перелета могли бы пройти под аккомпанемент книги или же сна, вот только с некоторых пор Каролайн не доверяет своему подсознанию и воображению. Ей нужно вцепиться в реальность всеми пятью чувствами, чтобы оставаться на плаву, потому что любой уход мысли в сторону грозит обернуться катастрофой… нервным срывом, как минимум.

Но вся эта борьба, конечно же, бесполезная и глупая попытка спрятаться за занавеску от чудовища: воспоминания были еще слишком свежи. Всего несколько часов назад (казалось — минут) она лежала в постели с мужчиной. И чтобы определить разницу между ее первым сексуальным опытом и вторым понадобятся не метры и даже не мили. А года. Световые. Ведь, честное слово, Джей со своей примитивной собачей техникой «туда-сюда» казался Кэри сейчас жителем иной галактики.

Могла ли она предположить, что ее тело вообще способно так чувствовать? То, что вынудил ее испытать (чужой!) мужчина сегодняшней ночью, было похоже на пробуждение. Словно до того самого момента она и не жила вовсе, не чувствовала, не слышала, не видела, не знала в принципе, что может быть настолько хорошо. Хорошо? Боже! есть ли такое слово, которое могло бы объять то, что делал с ней Эохайд и что она чувствовала при этом в течение всего лишь получаса? Или даже меньше. Чем были ранее для Кэри полчаса? Разве до этого короткоживущие тридцать минут могли вместить в себя столь много?

— Вам плохо? — Взглянула на Кэри соседка, — полная дамочка в летах — рассматривая ее горящее лицо глазами-окулярами, угадывая все признаки малярии, быть может.

— Мне… мне нужно в уборную. — Отозвалась сипло девушка, с трудом пробираясь к проходу.

В уборную, серьезно? Скорее, стоило дать шанс седативным препаратам, а не холодной воде и уединению, и все же она в итоге заперлась в тесной кабинке, кидая на зеркало осуждающий взгляд.

Что было в ее положении самое ужасное? Не то, что Эохайд был женат. Не то, что он ее преподаватель по зарубежной литературе (хотя, уже после перечисления этих двух причин, ее совесть начинала биться в болезненных конвульсиях). Не то, что мужчина неприлично богат и красив, покупая всех и вся, если не первым, то вторым. Главной ошибкой всего произошедшего между ними Каролайн казалось не его поведение, а ее! Ведь ей пон-ра-ви-лось. Настолько, что она всерьез была обеспокоена, когда он внезапно ушел.

С тихим стоном, она уперлась руками в раковину.

Быть в его руках, это как попасть в эдемский сад. Наткнуться на искусителя и запретный плод. Испробовать, насладиться, почувствовать себя единственной и неповторимой Евой, а потом самолично себя изгнать. Изгнать тайком, пока его нет дома, чтобы не заметил, не остановил. О, нет, не силой, конечно. Теперь, казалось, хватило бы одного взгляда, одного «хочу», чтобы подчиниться.

В кого она превращается?!

Еще больше контраста холодной воды и пылающего лица.

Ссылка к родителям на неограниченный срок — достойное наказание и спасение по совместительству. Возможно, приземлившись за сотни километров от Эохайда, она даже поверит в то, что когда-нибудь сможет забыть его лицо. Между ее бедер.

Дьявол!

Закусив губу до боли, Каролайн виновато посмотрела на свое отражение. Неудивительно, что та миссис, сидевшая рядом, была обеспокоена ее здоровьем. Ведь Кэри выглядит так, словно с момента ее встречи с мистером Эохайдом прошли не часы, а секунды.

Отодвинув в сторону высокий ворот водолазки, она протяжно выдохнула: на шее вызывающе алел след от страстного поцелуя. И Каролайн знала, где на ее теле можно обнаружить несколько таких же.

Она вспоминала, обессилено закрыв глаза. Ее дрожащая рука соскользнула с края раковины, подбирая край юбки.

Кажется, она знает, как ненадолго избавиться от этой проблемы.

На ее счастье (беду?) посадка прошла успешно. И будь проклята эта давка при выходе из самолета, ведь Кэри казалось, что эти порядочные люди смотрят на нее и всё знают. Вопреки логике знают, чем она занималась неподалеку не так давно. Боже, кажется в ряд смертных грехов пора добавлять ее чрезмерную испорченность, которую она не пожелала в себе подавить.

Не сообщив никому из родных о приезде, Каролайн не торопилась домой. Если честно, теперь, по прибытии в аэропорт родного города, ей даже хотелось оттянуть момент встречи с родителями, момент объяснения. Она — никудышная лгунья, а они слишком проницательны, чтобы поверить, будто она сорвалась с места и приехала обратно только потому, что ее не устроил климат. Все-таки несколько недель назад Кэри взахлеб рассказывала маме о том, как ей повезло поступить в такой престижный университет, что с Чейзом у них отношения — лучше некуда, и место жительства ей нравится. И тут вдруг, как снег на голову «я передумала?». И что она ответит на резонное «почему?».

Сдаст Чейза? Или же себя? Думая об этом теперь, Кэри казалось, что ее преступление в разы тяжелее.

Она еще долго стояла в пункте выдачи багажа, бессмысленным взглядом уставившись на движущуюся ленту. И лишь когда ее чемодан сделал третий круг, она смогла его узнать и вернуть телу подвижность. Ох, казалось, стоило ей встать на землю обеими ногами, и гравитация заработала с удвоенной силой.

Таща за собой вещи, Кэри вышла в зал ожидания, почувствовав щемящую тоску. Это был первый раз, когда после тяжелого перелета, ее отвагу не награждают улыбками, распростертыми объятьями и заботой родные люди. В окружении сотни встречающих и новоприбывших, Каролайн чувствовала себя болезненно одинокой… до той самой минуты, пока ее внимание не привлек ажиотаж, развернувшийся вокруг какой-то конкретной персоны. Знаменитость? Здесь?

Она недоуменно следила за тем, как эта суматоха притягивает все новые взгляды, как люди невольно замедляют шаг, оглядываются, всматриваются.

И стоило ей разглядеть инициатора суматохи, как Кэри остолбенела, ожидая услышать глас над своей головой: «ныне отпущаеши раба твоего…» Ведь, она готова была поклясться, что карающая десница Творца должна выглядеть именно так. Пугающе великолепно. Оправдано грозно. Не оставляя надежды на помилование. Конечно, какое помилование для такой великой грешницы…