Да и ждать я уже не мог — шкала голода заполнилась полностью. Я начал голодать! Физически не ощущал ничего, но бодрость восполнялась куда медленнее, а тратилась куда быстрее. Жизнь почти не восстанавливалась.

Взяв пару зернышек, закинул их в рот и жадно схлопнул челюсти. Зернышки не поддались, насмешливо перекатываясь между моими скрипящими зубами. Выплюнув каменные зерна обратно на ладонь, злобно посмотрел на них, после чего мой взгляд сполз на стоящий у стены бочонок с водой.

Вода плюс зерно — замоченное зерно. Станет мягче. Замочить можно в глиняном кувшине. А еще есть котел. Котел…

Вода плюс зерно плюс котел плюс огонь — каша. Кажется именно так.

Котел в наличии. Дрова я видел. Огонь я тоже видел — как-никак на пепелище сижу. Место? Подальше от этого накренившегося дома, что продолжает опасно покачиваться, а из стен ползут щепки. Еще я видел железную решетку в очаге. И в кино видел, как обкладывают для чего-то очаг камнями. Главное все успеть до того, как я начну помирать с голода. Что смешно — с моей-то жирной тушей. Но логика у Ковчега своя. Он видит во мне не жирдяя, а перегруженного человека.

Встав, я принялся оттаскивать мешки подальше от дома. Сидеть сиднем и ждать появления спасателей смысла нет. Хочешь жить — начинай действовать. Я не обученный выживанию человек. Я домашний толстяк. Но я уже смог кое-чего добиться. Кое-чего достичь. И надо продолжать в том же духе.

Несмотря на факт, что я никогда в жизни не разводил настоящий костер из настоящих дров, удалось мне это без особого труда. Первым делом я вытащил из готовой рухнуть хибары котелок, решетку и полешки. Все это разместил на земле, в полешки запихнул несколько пучков соломы, после чего с пыхтением добрался до самого края пепелища, где аккуратно подпалил от пары рдеющих углей еще один пучок соломы и, поспешно вернувшись обратно, поджог сложенное топливо. Заходить дальше и осматриваться среди обугленных обломков я не решился — я не факир, чтобы безбоязненно ступать босыми ногами по горящим углям.

Спустя двадцать минут я, обжигаясь и хватая ртом воздух, жадно приступил к трапезе. Вкус имелся. Пресный. Но когда я запихивал в рот разваренное и лишь немного остуженное зерно, то вовсе не рассчитывал познать исключительный и восхитительный вкус какого-либо деликатеса. Мне требовалась еда. Много еды. Чтобы заглушить голод психологический — рассудок хоть понимал, что моя личность и тело состоят больше не из белков, углеводов и прочих элементов, но чувство голода от этого меньше не становилось. И тот факт, что теперь я всего лишь набор хитро сложенных массивов информации, не играл особой роли. И чтобы прекратить голод воплощения. После первой пригоршни зерна шкала «голода» неохотно начала отступать обратно к нулю. Процент за процентом. А я продолжал вкушать манну чердачную, с хлюпаньем и чавканьем пережевывая еду. Да, наверное, я был похож на самую настоящую и крайне голодную свинью. Ну и пусть. Сейчас меня волновало только насыщение.

Еще через десять минут сваренная порция зерна закончилась. А шкала «голода» радостно пожелтела, опустев чуть больше чем наполовину. Запив еду водой из глиняного кувшина, я счастливо выдохнул. И тут же снова насупился, поняв, что опустошенный котелок с примитивной кашей отнюдь не означает успешное окончание дня.

Первым делом я пересыпал зерно из одного мешка в другой. Успешно. Места хватило. Один из мешков полностью опустел, став практически невесомым. Критически осмотрев его и пощупав крепкую мешковину, я закинул мешок за плечо, будто рюкзак. Отпустил руки. Мешок упал на землю.

Черт,… а в других играх срабатывало — любые вещи, включая заплечные мешки, щиты, мечи, секиры или автоматические винтовки, сами собой «прилипали» к спине. И тем самым активировали инвентарь… и позволяли парой жестов или кликов перемещать любые вещи в мешок или из мешка. Иногда даже облегчали ношу — на что я и надеялся. Вдруг обычный мешок, скажем, снижает вес переносимого груза процентов на десять или хотя бы на пять. Система считала, что я перегружен и мне не помешало бы «исчезновение» десяти процентов от сорока с лишним килограмм проклятого веса прижимающего меня к земле, словно неумолимая гравитация.

Нужны лямки, если я собираюсь соорудить нечто вроде заплечного мешка. Материал надо искать. Я может и сплел бы из травы жгуты или травяную веревку, но как-то не чувствовал в себе уверенности, что способен на такое свершение. Пришлось снова вставать и напоминать себе — движение жизнь. Я боролся сейчас не с физической усталостью, а с въевшейся в каждую клеточку моего мозга ленью. С желанием существовать благодаря современным технологиям — вживленному в пальцы интерфейсу управления, со старомодным пультом, в конце концов. Щелк — и пицца на дом доставлена. Щелк — закуплены прочие продукты. Щелк — оплачена квартплата и коммунальные расходы. Щелк — получена работа и по завершению отправлена еще одним щелчком заказчику. Щелк — вызвана медсестра или скорая помощь. Щелк — и вскоре зайдет улыбающаяся массажистка, быстро и умело могущая вправить вечно болящий позвоночник.

А здесь, щелкай хоть пальцами, хоть ластами, хоть зубами… ничего не произойдет. Все надо делать как в древнюю старину — ручками. Когда чтобы отправить письмо, надо было сперва долго писать сам текст, затем запечатывать в конверт, облизывать и наклеивать марку и нести до почтового ящика. И это еще самое легкое.

Подогревая себя подобными размышлениями, опираясь на посох, я шлепал себе потихоньку вокруг дома, пытаясь увидеть что-нибудь полезное. Иногда останавливался и ворошил концом палки кучки пепла. Находил лишь осколки глиняной и стеклянной посуды, полусгоревшие деревяшки, камни. Ничего хорошего не попадалось. А в центр я зайти все еще не мог — слишком уж горячо там было.

— Привет! — радостный и эмоциональный выкрик чуть не убил меня. Я едва не обмочился от страха. Попытался подпрыгнуть, но не смог оторвать свою тушу от земли. Обернувшись, не увидел никого живого. Закрутился по сторонам, для чего-то выставив перед собой посох как меч.

— Я здесь! Меня зовут Леся! Я в кустике спряталась! Смотри, шевелится!

Остановившись, я уже несколько более спокойно обозрел окрестности и вскоре действительно увидал странно дергающий густой кустик. Из-за него показалась тонкая рука и усиленно замахала.

— Вижу! — крикнул я, ощущая нахлынувшую радость. Все-таки я здесь не один — Привет, Леся. А я Жирдяй! Выходи, чего спряталась?

— А зовут тебя как?

— Жирдяй и зовут — развел я руками, как-то не особо желая после столь странного прозвища называть настоящее имя — Выходи! Кушать хочешь? У меня есть зерно и котелок. Можно кашу сварить.

— Кушать хочу!

— Так выходи!

— Не могу… я голая! Из одежды у меня только собственные волосы и закрывают они меня только от макушки до плеч! У тебя нет еще одного такого… такой… одежды.

— Нет — не выдержав, я рассмеялся от идиотской ситуации — А этот отдать не могу. Зато у меня есть два мешка из-под зерна. Они не очень большие, но если как-то приспособить… еще могу дать прочную бечевку — я похлопал себя по пузу — Правда не знаю, получится ли что-нибудь сообразить.

— Давай все что есть!

— Сейчас… — развернувшись, я тяжело захромал к затухающему костру — Сейчас принесу! Ты не поверишь! Так рад тебя видеть!

— А?! Ты что видишь меня сейчас?! Сквозь куст?!

— Да нет! Это я к слову! Я просто рад, что ты здесь! Что я не один!

— Я тоже рада! Не представляешь, как жутко было! Особенно ночью! Спала на дереве. А с утра, с той же ветки увидела густой дым и пошла туда. И вот я здесь!

— И хорошо! — осторожно высыпав зерно прямо на землю, я зашагал обратно, направляясь к притихшему, но не замолкшему кусту — Вот, держи. Два мешка. Еще острый сучок. И вот бечевка.

— Спасибо! А сучок зачем?

— А вдруг дырку проковырять в мешке придется? Или шов распустить.

— Ясно! Сейчас попробую что-нибудь сообразить. Жирдяй… ой, неудобно тебя так называть. Может по-другому как-нибудь? А то будто оскорбление звучит.