— Но где — где мы? — Эйнин недоуменно нахмурился. Сознает ли он, что с ним произошло?

— Мы в сердце проклятия Лигарета, под которые ты попал…

— Лигарет! — При звуке этого имени он, похоже, полностью пробудился. — Где Крунисенда? Где моя супруга?

— В полной безопасности, в замке Громового ущелья, — ответила я, и при этом мне, странным образом, почудилось, что Эйнин от меня далеко, хотя я продолжала держать его руку.

— Я не помню… — Он снова был охвачен растерянностью.

— Не имеет значения. Ты свободен.

— Сейчас мы все свободны, но останемся ли такими? — заметил Джервон.

— Здешняя Власть исчезла, — отвечала я с уверенностью.

— А если она в округе не одна? — не унимался Джервон. — Я лишь тогда буду уверен в безопасности, когда мы уберемся отсюда.

— А это кто? — спросил у меня Эйнин.

Я решила, что его сознание все еще одурманено, и быстро объяснила: — Джервон, офицер Хефордейла. Он пришел вместе со мной, чтобы освободить тебя. Его меч помог мне победить проклятие.

— Премного благодарен, — безразлично сказал Эйнин.

Считая, что он все еще находится под влиянием чар, я простила бы ему столь жалкую благодарность, но его дальнейшее поведение привело меня в недоумение.

— Далеко отсюда Громовое ущелье? — спросил он жадно и нетерпеливо.

— Один конный переход, — отвечал Джервон.

Я уже не могла вымолвить ни слова. Во время поединка с серебряной женщиной я не помнила усталости, но теперь, когда все было кончено и Эйнин свободен, невероятная усталость разом рухнула на меня. Я пошатнулась, но сильная рука за моей спиной, как надежная стена, поддержала меня. Эйнин уже успел отойти.

— Тогда едем, — заявил он.

— Стой! — голос Джервона хлестнул, как военная команда. — Ради твоего спасения леди сутки провела в седле и сейчас ехать не может.

Эйнин обернулся. Выражение лица его было упрямым, как у ребенка.

— Я… — начал он, но тут же осекся и, помолчав, кивнул. — Хорошо. — Согласился он с явной неохотой, но я чувствовала себя вконец измученной и не придала этому значения.

Как нам удалось выбраться из спиральной колоннады, я точно не помню. Смутно вспоминается только, что я очутилась на земле, закутанная в свой меховой плащ, с другим свернутым в скатку плащом под головой. Твердая рука поддерживала меня, а твердый голос приказал мне спать.

Разбудил меня соблазнительный запах жаркого, и я открыла глаза. Передо мной плясали языки костра, на котором, нанизанные на прутья, жарились маленькие тушки лесных птиц, обладавших таким нежным мясом, что и знатные лорды на своих пирах не пренебрегали ими. Джервон, без шлема и со сброшенным на плечи капюшоном, деловито озирал свою стряпню. Но где же Эйнин? Я с трудом оглянулась, но нигде не увидела брата. Приподнявшись, я окликнула Джервона. Тот мгновенно повернулся в мою сторону.

— Примерно в полдень он уехал, опасаясь за свою леди и, ясное дело, за свой замок.

Моя сонливость тут же улетучилась, ибо тон Джервона меня сильно насторожил. — Но округа небезопасна… и ты сам всегда утверждал, что нельзя разъезжать в одиночку… а нас трое… — я поняла, что несу чепуху и что-то до меня не доходит.

— Он — мужчина, в полном вооружении. И он хотел ехать. Мне что, нужно было его связать? — продолжал Джервон в том же тоне.

— Не понимаю, — я смолкла, запутавшись полностью.

Джервон резко отвернулся к огню. Мне были видны только его скула, твердый подбородок и сжавшийся в прямую линию рот.

— Я тоже! — яростно произнес он. — Если бы кто-нибудь ради меня совершил то, что совершила ради него ты, я бы от этого человека ни на шаг не отошел! А он только и знал, что лопотать о своей супруге! Если он так любит ее, зачем тогда пошел к этой?!.

— Может быть, он обо всем забыл? — Я сбросила свой плащ. — Чары на такое способны. И когда он был захвачен властью, то уже не в силах был воспротивиться. Ты должен помнить, каковы ее чары. Если бы петля захлестнула тебя, ты бы тоже не вырвался.

— Отлично! — Ярость продолжала биться в его голосе. — Ну пусть он поступил, как любой мужчина, но он твой брат. От брата можно бы ждать, что он не станет вести себя, как любой! И… — он осекся, словно подыскивая подходящие слова, потому что те, что сами рвались на язык, он произносить не желал. — И не надейся, леди… Хотя, может быть, мне мерещатся обнаженные мечи там, где они скрыты в ножнах. Ладно. Как насчет того, чтобы подкрепиться?

Конечно, я предпочла бы услышать, что именно вывело его из себя, но силой вырвать это у него я не могла, к тому же и голод порядком давал о себе знать. Я с жадностью схватила птицу, и, дуя на пальцы, принялась отрывать мясо с хрупких костей.

Я проспала так долго, что мы завершили трапезу почти с рассветом. Джервон вывел одного коня. Значит, второго забрал Эйнин… Этого я не ожидала, поэтому поступки моего брата смущали меня все больше и больше.

Когда Джервон настоял, чтобы я поехала верхом, я не стала спорить, заметив только, что мы будем сменять друг друга, как подобает друзьям. Сидя в седле, я размышляла об Эйнине. Не потому, что он нас бросил — сознание каждого человека, едва освободившегося от колдовского наваждения, настолько затуманено, что единственное желание, застрявшее в нем, будет требовать немедленного осуществления. Раз для него так важна Крунисенда — вот он и бросился к ней, как утопающий к берегу. Нет, я не считала его уход предательством. Я сама никогда не была околдована, а значит, не вправе его судить.

Но я вспоминала Эйнина в детстве, вспоминала все, что некогда казалось мне само собой разумеющимся, и почему-то у меня было чувство, что мне предстоит новое испытание. А у причастных Мудрому Знанию без причины такое чувство не возникает. И бежать от испытаний они не должны. Эйнин никогда не стремился идти по пути Мудрых. Более того, сопоставив различные воспоминания, я поняла, что он боялся этого пути. Хотя Учение, в основном, не подлежало огласке, часть его была доступна непосвященным, и он мог бы многому научиться. Эйнин не любил, когда я выказывала свое умение при нем. Странно, но он не возражал, чтобы я участвовала в его военных играх, как брат с братом, а стоило мне заговорить о наших с Эфриной занятиях — он шарахался от меня, как перепуганная лошадь. Он разделил со мной кубок прощания, верно, но это было единственное магическое действие, на которое он согласился.

Мы оба знали, что наша мать, желая подарить отцу сына, обратилась к Силам, вызвала к жизни кубок дракона, и в последнее мгновение вымолила себе также и дочь, расплатившись своей жизнью без сожаления. С самого начала магия была причастна к нашей жизни, мы оба были ее порождением. Так почему же Эйнин ее страшился?

Большая часть моей жизни проходила в обществе отца и Эйнина, но была в ней и другая сторона, о которой мой отец всегда умалчивал. Теперь я понимаю — он предпочитал делать вид, что ничего не знает, словно мое призвание было сродни врожденному уродству.

Прошлое представилось мне совершенно в новом свете. Я тяжело вздохнула. Может ли быть, что магия внушала отцу и Эйнину лишь чувство стыда и отвращения? Неужели они могли… А наша мать? Что, собственно, произошло в Эсткарпе? Почему родители оказались выброшены из прежней своей жизни в нищий Варк? Как можно стыдиться Силы? Выходит, моим отцу и брату я представлялась заклейменной… нечистой?

— Нет! — произнесла я вслух.

— Что «нет», леди?

Я со страхом обернулась на Джервона, шагавшего у стремени. Мне очень хотелось задать ему вопрос, но я не решилась. Наконец мне удалось взять себя в руки. Его ответ мог разрешить мои сомнения, и я поставила вопрос напрямик.

— Джервон, ты знаешь, кто я?

Собственный голос показался мне хриплым, ибо от его ответа зависело слишком многое.

— Очень смелая девушка и Госпожа Власти, — сказал он. Но я не нуждалась в лести.

— Да, я — Мудрая Женщина, которая общается с незримыми силами.

— Но ради благого дела, как ты только что доказала. Что же тебя смущает?