— А ну, стой! Предъяви документ!

Ничему уже не удивляющийся офис–менеджер извлёк корочки, махнул ими перед стеклом будки, шагнул за вертушку… И резко подался назад: слюнявые клыки ротвейлера жамкнули в нескольких сантиметрах от брюк, едва не прокомпостировав некую, весьма важную часть тела.

Собака не издала ни единого звука; но маленькие глазки с присохшими в уголках комочками гноя ловили каждое его движение.

— Что же это такое! – возмутился Сергеев; интонации против воли вышли какими‑то жалобными. Вахтёр гаденько захихикал.

— Ишь, разбежался… Бегун… Читать умеешь? Написано: документы предъявлять в раскрытом виде!

— Да убери ты свою собаку, дед! Совсем уже спятил!

— Я те покажу, кто спятил! – азартно, словно того и ждал, заверещал вахтёр, неловко вылезая из будки и лапая кобуру (это ещё у него откуда?!). – Да я тебя сейчас… Гадина лощеная! К стенке!

За спиной Сергеева кто‑то деликатно кашлянул.

— Пропустите его, Сигизмунд Викторович, – знакомый голос Жеки был тихим и хриплым. – Я его знаю, это наш сотрудник…

— Сотрудник! – вахтёр умудрился вложить в это слово столько презрения, что оно прозвучало как грязное ругательство.

Сергеев обернулся, но слова приветствия застряли у него в горле. Жека выглядел перенёсшим тяжкую болезнь – щеки его ввалились, под блёклыми глазами набрякли здоровенные мешки. От замызганного пальто шел еле уловимый мерзкий запашок. Они молча двинулись про коридору; но на пороге офиса Сергеев застыл, безумным взглядом уставившись на своих коллег. Казалось, здесь, как в кунсткамере, были собраны все возможные паталогии: взгляд то и дело натыкался на морщины, лишаи, дёргающиеся уголки губ, выпирающее из‑под мятого воротничка дикое мясо… С подбородка Клавдии Петровны, секретарши шефа, свисала поблёскивающая ниточка слюны, потихоньку впитываясь в кофту. Весь этот пандемониум освещали тускло помаргивающие лампы дневного света. Синюшные и ядовито–желтые блики отнюдь не добавляли картине привлекательности.

— Сергеев, почему опаздываем?! – истерически взвизгнул старший менеджер Гена; нервный тик передёргивал его обезьянье личико с периодичностью в несколько секунд. – И где накладные вчерашние?! Или я что, один всё должен делать?!

— Его вахтёр пускать не хотел, – тихо заступился Жека.

— А вы, Евгений, вообще помолчите лучше! – каркнула Клавдия Петровна, выйдя из транса и подбирая слюни. — Вы у нас первый кандидат на сокращение!

— Фе–е-едор–р-р–ренко!!! – грянувший из кабинета шефа рык мог издать кто угодно, но только не человек! – На–а-а ковёрр–р-р–р!!!

Все вздрогнули; Жека судорожно вздохнул и торопливо пересёк офис. У самого кабинета он замешкался, печально глянул Сергееву в глаза… Гибкое черное щупальце отвратительно–мягким движением захлестнуло его горло и со страшной силой рвануло внутрь.

— Допрыгался, субчик! – злорадно прошипел Гена. – Увольняют…

Из кабинета шефа донёсся отчаянный вопль, хруст – и на замызганное стекло двери плеснуло красным.

Внутри Сергеева что‑то сломалось. Он выскочил в коридор и бросился к проходной. Вахтёр отсутствовал; но ротвейлер был тут как тут: при виде бегущего он упругим рывком вскочил на ноги. Тяжелый ботинок офис–менеджера вошел в соприкосновение с уродливой чёрной башкой. Тварь пронзительно взвизгнула; клыки полоснули полу плаща, с треском разорвав ткань. Сергеев, не глядя, лягнул ногой назад, в мягкое, перепрыгнул через вертушку – и в тот же миг стена лопнула у него прямо перед лицом, острое крошево впилось в нос и щеку. Второй выстрел рванул рукав плаща, третий срикошетировал от железа вертушки. Высунувшийся из туалета вахтёр, одной рукой придерживая полуспущенные штаны и вывалив от усердия язык, расстреливал Сергеева из нагана. С хриплым воплем офис–менеджер метнулся к дверям. Посланные вдогон пули выбивали фонтанчики штукатурки из стен…

Он бежал по улице, разбрызгивая во все стороны жидкую осеннюю грязь. Дыхание вырывалось со свистом; сердце, казалось, бъется прямо под кадыком, вот–вот готовое выскочить изо рта.

Ту–дук!

Дворник.

Ту–дук!

Колдун хренов.

Ту–дук!

Это всё он.

Ту–дук!

Туда. Быстрее. Спасение…

В одном месте пришлось сделать крюк: мрачные люди в мешковатых комбинезонах химзащиты перегораживали улицу широкими чёрно–желтыми лентами. «Опасно! Патогенная зона!» – мельком прочел Сергеев. Наконец, показалась знакомая подворотня, мусорная куча до небес… Он сбавил темп, стараясь дышать ртом… И услыхал за спиной равномерное клацанье когтей.

Стая была уже близко. Десяток, нет, какое там, больше… Дюжины две тощих, покрытых лишаями и струпьями псов молча и целеустремлённо брали его в клещи. Волосы на голове встали дыбом. Сергеев, забыв обо всём на свете, рванулся к спасительной двери, вцепился в ручку и…

— Знаете, в чем ваша беда, Алексей; да и не только ваша, к сожалению? Вы обладаете поразительными сокровищами, но совершенно не цените их – спокойный и доброжелательный голос долетал будто сквозь вату. – В нашем мире существует великое множество прекрасных вещей, дарующих истинное наслаждение… Возьмём хотя бы то, что называют маленькими радостями жизни. Этот чай, например… Вы пейте, пейте, Алексей… Я с удовольствием угостил бы вас чем‑нибудь покрепче, вам не помешало бы, конечно же; но – не употребляю совсем, увы… Впрочем, чай тоже вещь по–своему замечательная. Только вот сознаём ли мы это, поднося к губам чашку? Вряд ли, дорогой мой, вряд ли… Мы зажрались; когда я говорю «мы», то имею в виду не только нас с вами, но и всю так называемую цивилизацию в целом. Слишком многое мы принимаем как должное, а о благодарности, увы, забываем… Счастье всё‑таки, что Он любит своих чад, даже самых непутевых… Ну, а что бывает там, где свет Его не столь ярок – вы видели…

— Куда вы меня отправили?! – прохрипел Сергеев; дар речи наконец вернулся к нему. – Что это было такое?!!

— Это? Как бы вам объяснить… Это, дорогой мой, всего–навсего один из нижних миров… И он не столь уж далёк от нашего; иначе скромному каббалисту вроде меня не хватило бы сил приоткрыть туда дверь. Но разница прямо‑таки бросается в глаза, не правда ли?