- Правильно. Полагаю, я должна вам обед.

- Если это вам в тягость, я не принуждаю.

- Нет, почему же! - Она слегка пожала плечами. - На войне как на войне. Кроме того, я с удовольствием буду готовить для кого-то еще, а не только для себя.

- Эй, Пэриш! - вмешался мужчина из-за спины Джины. - Чего застрял? Я так давно здесь стою, что мое брюхо думает, не перерезал ли мне кто глотку.

Джина извинилась и отошла.

- Спокойно, Блю. Я не позволю тебе помереть с голоду, раз ты мне нужен на завтрашней ревизии. - Пэриш положил на тарелку выбранный рингером кусок мяса.

Мясо было роздано, почти все уже сидели, и Джина тоже направилась к столу. О любой другой женщине он сказал бы, что она выжидала, чтобы сесть с ним рядом. В случае с Джиной Пэриш в этом уверен не был.

- Угощайтесь салатом, берите зелень, - предложил он, подходя к столу. Фирменный картофельный салат Линн; поспешите его попробовать, пока он не исчез.

- Мм, вы позволите поухаживать за вами? А то... обслуживая всех, сами останетесь ни с чем.

Робкого предложения было достаточно, он передал ей тарелку:

- Спасибо.

- Чего бы вы хотели?

Его глаза остановились на ней:

- Ну-у, сами решайте.

Ее густые ресницы опустились прежде, чем Пэриш разобрался, что вспыхнуло в светло-карих глазах - тревога или желание. Если он правильно понял, и то и другое. Но, дело известное, плохо, когда жаждущий меньше думает об опасности, чем о том, что не получит желаемого.

Надо немедленно взять слово, думала Джина, и объявить всем, что Линн готовит лучший картофельный салат в мире, потому что тепло ноги Пэриша, прижатой к ее ноге под столом, вызывает короткое замыкание в ее гормонах. При такой близости она бы не заметила, даже если бы съела змею!

Его шепот, щекотавший шею и плечо, когда он объяснял ей словечки собравшихся рингеров, совершенно непонятные городскому человеку, смущал больше, чем сам смысл этих словечек.

Оставалось только надеяться, что ее невероятная реакция на Пэриша незаметна для окружающих, но, чтобы дать нервам передышку от его близости, Джина отчаянно искала случая помочь Линн подавать десерт. Покончив с раздачей десерта, она не вернулась на свое место, а села между двумя рингерами на другом конце стола и потом весь вечер старалась не приближаться к Пэришу ближе чем на четыре метра.

И он это знал, черт его побери!

Сначала он озадаченно, хмурился, а потом, когда она, поболтав секунду с группой людей, при его приближении извинилась и перешла к другой группе, нарочно последовал за ней, почти не скрывая усмешки. Куда бы она ни наз"

правлялась, он был рядом или наблюдал за ней с выражением, дававшим ей понять, что он прямо-таки наслаждается игрой и намерен всячески создавать ей трудности. Но Джину не интересовала игра. Под конец она сослалась на усталость и тихо ускользнула со сборища. И все-таки он загнал ее в угол. Закрыв глаза, она приказала себе не отзываться на стук в дверь своей спальни. Не мог же он, в конце концов, видеть сквозь дерево! Через секунду стук повторился. Не отзывайся, Джина. Если ты действительно спишь, то вполне можешь спать и ничего не слышать.

В третий раз стук прозвучал громче. Откуда это ощущение вины? Она же ни в чем не виновата. И имеет право не отвечать на стук, даже раздавшийся в четвертый раз. - Джина, вы не спите? Вопрос прозвучал тихо и сипло, казалось, он проник в комнату и скользнул по коже. Она не любит его, сказала она себе. Ее реакция ненормальна. Но тело не слышало рассудка, и Джина схватилась за бумаги, испугавшись, что незанятые руки сами откроют дверь. Раз она не отвечает, он подумает, что она спит. Молчание не есть ложь, она... просто игнорирует его, оправдывалась Джина. Может быть, это жестоко, но... жестокость иной раз необходима в целях самосохранения.

А это как раз такой случай - истина заключалась в том, что она не доверяла себе. Не окажется ли она в его объятиях в тот же миг, когда дверь перестанет разделять их? Это пугало. Она и не заметила, что затаила дыхание, пока с трудом не перевела дух, когда шаги Пэри-ша стремительно удалились. Ее челюсти сразу разжались, пальцы распрямились. Значительно больше времени потребовалось, чтобы пришло в норму сердце. Пытаясь заглушить чувство некоторого сожаления, она заверила себя, что поступила правильно.

Вздохнув, Джина покрутилась на кровати и решительно закрыла глаза. Прежде всего надо как следует выспаться. А к утру она укрепит свою волю достаточно, чтобы встретиться с Пэ-ришем за завтраком.

Утром обнаружилось, что Пэриш уже ушел. Ее разочарование смешалось с гневом: он не удосужился даже попрощаться.

"Но это уже твоя промашка, не так ли?" - насмехался внутренний голос.

- Эй, Пэриш, я собираюсь вызывать Линн на связь. Есть какие-нибудь сообщения для Джины?

Черт бы его побрал, подумал Пэриш и пробурчал что-то, что должно было означать "нет". Не стоило обнаруживать, чем занята сейчас его голова. Ревизия - трудная, опасная работа, отвлекаться нельзя, тем более что люди, которых он нанял, - уважаемые, испытанные рингеры, и он не слишком годится им в боссы, следует заслужить хотя бы их внимание.

Отъезд Расти послужил сигналом для других мужчин, которые, бормоча, какой трудный день предстоит им завтра, тоже стали прощаться. Пэ-риш продолжал сидеть на бревне, уставившись в мерцающее пламя костра - больше дань традиции, чем потребность. Их недавно закончившийся ужин был приготовлен на современной газовой плите. Через несколько часов ему предстояло сменить Блю, вытянувшего жребий первым следить за скотом, который они осмотрели и поставили на двор сегодня. Пэриш знал, что ему не мешает прихватить хотя бы пару часов сна, пока есть возможность. Но знать и мочь вещи разные.

Обычно в первый день ревизии, кроме ощущения усталости и ноющих костей, он испытывал и возбуждение, уже предвкушая завтрашнюю работу. Сегодня же думал только о том, как бы выкроить шесть дней на путь в усадьбу и обратно, чтобы увидеть Джину. И именно это его беспокоило. Всего один раз в жизни он так же нетерпеливо ожидал окончания еще не начавшейся ревизии, когда в девятнадцать лет пытался ездить верхом со сломанной ключицей.

Вздохнув, он встал и выплеснул остатки чая в огонь, но даже шипение жидкости в пламени напомнило ему их отношения с Джиной.

Все в ней было цивилизованно, современно, отшлифовано, отрегулировано. Даже характер был вполне приемлемый. Несомненно, она взвилась потому, что был нарушен привычный ей комфорт в поездке. И раздражена необходимостью приспосабливаться к капризам древнего водоснабжения. Интересно, приходилось ли ей когда-либо выходить из себя из-за сложного стечения жизненных обстоятельств? Она напомнила ему его мать: неумение спряпать порой доводило ее до бешенства, тогда как глобальные проблемы оставляли равнодушной. Как и его мать, Джина противилась только тому, что угрожало ее привычкам.

Он был увлечен ею. Очарован ее быстрым, острым умом и загипнотизирован ее итальянской красотой. Он хотел ее, как никакую другую женщину в своей жизни. И, страстно желая ее, почти готов был действовать. Не роман имел он в виду, а короткую, необязательную связь, которая им обоим доставила бы огромное удовольствие.

Отметая подобные мысли, он заполз в свой спальный мешок, при этом у него так заныли кости, что, пожалуй, он бы с места не двинулся, даже если бы Джина чудом появилась здесь, рядом с ним, обнаженная. У него вырвался сухой смешок.

- Что смешного, босс? - спросил из своего мешка Блю, лежавший в нескольких метрах от Пэриша.

- Психологией занимаюсь.

- А? - донеслось ошеломленное. - Это о работе?

- Мыслю, как отлынить.

- А, понятно... кажется.

К вечеру вторника Джина уже сходила с ума от тишины. Нет, не от тишины - от одиночества. Она любила уединение, но до определенного предела, которого вполне достигла к трем часам утра. Лежа без сна, уставившись в потолок, она мысленно возвращалась к прошлому разговору с Пэришем, потом начала думать о том, каковы будут дальнейшие их разговоры. Быть может, они закончатся поцелуем?.. Решив, что нужно больше выходить, чтоб не развалиться окончательно, она с благодарностью приняла приглашение Линн прийти к ним на обед, внеся свою лепту в виде десерта.