На другом конце сада по стене змеей проползла тень и скрылась в сакуре, не издав ни единого звука, кроме шелеста листьев на весеннем ветру.

Ничего не подозревая, священник шел дальше.

Он прошел мимо пруда с карпами, даже не взглянув на него. Было слишком темно, чтобы любоваться рыбками. В задней части сада иезуит перекрестился и преклонил колени возле статуи человека, распятого на кресте. Колени священника, склонившего голову в истовой молитве, опустились на влажную землю.

Тень прокралась дальше по стволу дерева. Мокрые листья и скользкий ствол сделали восхождение коварным, но синоби не дрогнул. Его ладони и ступни отыскали опору, которой не нашел бы ни один другой человек.

Одна из веток перекинулась через дорожку, соединявшую дом и пруд с карпами. Наемник переполз на нее, не потревожив ни единого листочка.

Там он и ждал.

Шли минуты. С приближением рассвета небо на востоке стало фиолетовым. В воде плеснул хвостом карп, звук деликатным эхом разлетелся по саду.

Губы священника беззвучно шевелились.

Черные глаза синоби сверкнули в глубине капюшона.

Когда небо поблекло, отец Матео завершил утреннюю молитву. Он встал, стряхнул листья со своего коричневого кимоно и нахмурился, глядя на мокрые пятна, расплывшиеся на коленях. Когда влагу не удалось оттереть, священник пожал плечами и, кивнув статуе, направился в сторону деревянного строения, служившего одновременно и домом, и церковью.

Дыхание синоби замедлилось настолько, что его темно-синяя куртка почти не шевелилась.

Отец Матео, не останавливаясь, прошел мимо пруда. Как только он ступил под дерево, наемник спрыгнул с ветки и положил руку на плечо иезуита.

Испуганно вскрикнув, отец Матео обернулся. Руки синоби приняли оборонительную позицию. Лицо священника стало напряженным, но потом смягчилось.

– Хиро! – воскликнул отец Матео. – Сколько раз нужно повторять, чтобы ты так не делал?

Из-под капюшона сверкнули темные глаза.

– Перестану только тогда, когда не смогу застать тебя врасплох.

Иезуит нахмурился:

– Ты опять всю ночь где-то бродил?

Хиро опустил материю, прикрывавшую рот, и откинул капюшон на плечи.

– Я не отвечаю на подобные вопросы, разве ты забыл?

Он полез в мешок, висевший на боку.

– Я кое-что тебе принес.

– Еще один сердечный приступ? – поинтересовался отец Матео.

Хиро изумленно вздернул бровь и вытащил из мешка что-то небольшое и темное. Это нечто съежилось.

– An presenta, – сказал он по-португальски.

– Um presente, – поправил его отец Матео. Хиро достаточно хорошо говорил на португальском, учитывая, что изучал его всего лишь полтора года. Японский самого священника был гораздо хуже, несмотря на то что он учил его два года до приезда в Киото и полтора года после.

– Presente, – повторил Хиро.

Подарок попытался вырваться и мяукнул.

– Это кошка!

Отец Матео сделал шаг назад.

– Котенок, – согласился Хиро. Он перешел на японский: – Поскольку ты разговариваешь с рыбой, я решил, что тебе понравится.

Следуя примеру Хиро, священник тоже перешел на другой язык.

– Где ты достал кошку?

– Из канала. У нее не совсем счастливая окраска, но ты всегда говорил, что не веришь в удачу.

– Моей удачей распоряжается Господь, – подтвердил его слова отец Матео. – Но не в удаче дело, я не могу взять себе кошку. Я от них чихаю.

Хиро посмотрел на извивающийся комочек шерсти:

– И что мне делать? Я не хочу, чтобы она умерла.

– Ты что за одну ночь стал буддистом? – хохотнул над своей собственной шуткой отец Матео.

– Тебе лучше знать. – Хиро хмуро поглядел на котенка. – Ей нужен дом.

– Трогать ее я не могу, но пусть остается. Теперь это твоя кошка, если хочешь.

Котенок вывернулся и вцепился когтями в руку Хиро. Синоби прижал его к груди, чтобы тот перестал сопротивляться.

Котенок приглушенно пискнул.

– Ты же ее задушишь, – сказал отец Матео.

– Она меня поцарапала, – возразил Хиро. – Так что мы квиты.

Котенок принялся мурлыкать. Он спрятал коготки и расслабился в руках Хиро. Тот посмотрел вниз на крошечный комок черно-оранжевого меха. На горлышке котенка поблескивало белое пятнышко, малыш смотрел в ответ зеленовато-желтыми глазами.

Раздался громкий стук. Стучали в главные двери дома.

– Открывайте! – проорал мужской голос. – Мне нужен иноземный священник!

Выгнув бровь, Хиро посмотрел на отца Матео:

– Кого ты оскорбил на этот раз?

– Насколько я помню, никого. По крайней мере намеренно.

Священник зашагал в сторону дома.

Лишь считанная горстка иностранцев имела право с позволения сёгуна работать в японской столице. Но многие самураи даже такую ограниченную численность считали неприемлемой.

– По крайней мере это не люди сёгуна Асикаги или императора.

Хиро следом за священником подошел к деревянной веранде, по периметру окружавшей дом.

Мужчины скинули сандалии и ступили на гладкое неокрашенное дерево.

– С чего ты так решил? – спросил отец Матео.

– Император и сёгун не стучат в дверь.

Хиро последовал за священником в дом.

В комнате, служившей отцу Матео и спальней, и кабинетом, не было письменного стола. Для этого в стене была устроена ниша. А в комнате вообще не имелось мебели западного образца. Только распятие, висевшее в токонома – алькове, куда обычно помещали произведения японского искусства, – намекало на присутствие чужестранца. Несмотря на то что иезуитская миссия приобрела дом у японской семьи два года назад, весной тысяча пятьсот шестьдесят третьего, отец Матео ничего за это время не изменил.

Священник пересек комнату, открыл раздвижную дверь и вышел в главный зал. В этой открытой комнате в пол был утоплен очаг, а сам пол был устлан татами. Зал служил и гостиной, и приемной, и даже храмом. Отец Матео повернул направо, к небольшой прихожей в передней части дома. Священник пробежал рукой по своим темно-каштановым волосам.

Он обернулся к Хиро.

Синоби исчез в своей комнате, находившейся рядом со спальней священника. Хиро не мог позволить, чтобы его увидели в одежде наемного убийцы. Более того, было бы странно, если бы посланник увидел, что все в доме встревожены и вскочили ни свет ни заря.

Отец Матео поднял было руку, чтобы снова пригладить волосы, но поймал себя за этим жестом и остановился. Он повернулся к двери и крикнул:

– Кто там?

Его португальский акцент часто приводил людей в замешательство, но на этот раз мужской голос откликнулся сразу:

– Матео Авила де Сантос? Вас ждут в Чайном доме Сакуры.

Отец Матео открыл дверь.

– Такую рань?

На посетителе было простое кимоно с широким поясом оби. У бедра висел кинжал, но меча мужчина не носил. Коротко остриженные волосы на макушке были совсем реденькими. Ситуация казалась странной еще и из-за того, что голова пришедшего едва доходила иезуитскому священнику до груди.

Посетитель вздрогнул, увидев чужеземного священника, но тут же взял себя в руки.

– Произошло убийство. Человек мертв.

– Жертвой стал один из моих слушателей?

Отец Матео старался избегать слова “новообращенный” в присутствии незнакомцев.

– Нет. Вас зовет убийца.

– Убийца?

Посланник кивнул:

– Саюри, гейша.

Отец Матео отступил назад и покачал головой:

– Это невозможно. Саюри не способна никого убить.

– Она это сделала, и убила самурая. Вам лучше поторопиться, если вы хотите ее увидеть.

– Она собирается покончить собой? – спросил отец Матео.

– Вам лучше поторопиться, – повторил посланник. – У нее осталось не так много времени.

Из своей комнаты появился Хиро в сером шелковом кимоно. При нем было два меча. Один короткий, вакидзаси, висел на поясе, в то время как длинная катана в покрытых черным лаком бамбуковых ножнах торчала из-за спины. Каким-то образом у синоби нашлось время, чтобы уложить свои длинные волосы в самурайский пучок на макушке. При этом у него не торчало ни одного волоска.