Тридцатое января тридцать четвертого года. Пятый день работы семнадцатого съезда партии. На трибуне — Климент Ворошилов. Говоря об увеличении оснащения техникой Красной Армии, он рассказал и о расширении сети специальных военно-учебных заведении: факультетов и академий.

В этих академиях, — отметил Ворошилов, — готовятся наши квалифицированные военные и военно-технические кадры, часть из коих, правда незначительную мы даем промышленности, транспорту и связи. Даем товарищу Серго хороших инженеров.

Орджоникидзе тут же заметил:

— Ты у меня их потом отбираешь.

За этим шутливым диалогом двух наркомов стояло многое. И четкое, острое понимание нарастания военной опасности как на западе, так и на востоке страны.

И железная необходимость подчинения оборонным нуждам ряда отраслей индустрии, многих выпусков инженеров самых различных профилей.

Косвенно затронули тогда слова наркомов и студенческие судьбы будущих членов НИГ. Ведь уже в самом начале тридцатых годов во многих институтах были созданы факультеты с военным уклоном, на которые посылались студенты гражданских вузов. Был среди таких, к примеру, третьекурсник МВТУ Федор Петров, ставший впоследствии крупнейшим конструктором, создателем многих прославленных артиллерийских систем, Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премии.

Случалось и так, что группы студентов из гражданских вузов по партийной мобилизации направлялись в военные академии. Подобная судьба постигла выпускника рабфака, молодого партийца Алексея Клюева, который в химико-технологическом институте специализировался по выпуску искусственного волокна. Перейдя вместе с несколькими однокашниками в артиллерийскую академию, он стал осваивать премудрости взрывчатых веществ. Видно, делал это успешно, ибо по окончании академии был оставлен в ней адъюнктом. И произошло это в том самом тридцать четвертом, когда работал семнадцатый съезд.

Примерно в одно время с Клюевым крестьянский сын Николай Каплин, выпускник рабфака в Вологде, отличник-третьекурсник горного института, был направлен в артиллерийскую академию, которую и окончил по металлургическому факультету. За успехи в учебе его оставили на ведущей кафедре.

Тремя годами позже, в тридцать седьмом, с блеском окончил военный факультет химического института Николай Мещеряков. И, попав по специальности «взрывчатые вещества» в артиллерийскую академию, был также приглашен на кафедру, ибо его способности и умение быстро распознал большой дока в этих делах — генерал Снитко.

В тридцать девятом отлично завершил учебу в артиллерийской академии недавний студент химико-технологического института Владимир Борошнев. Его тоже оставили для работы в академии, где он в короткий срок сумел зарекомендовать себя знатоком составов всевозможных порохов.

В сороковом году с отличием закончил учебу на химическом факультете Московского университета Николай Попов. Во время распределения он заметил среди членов комиссии двух военных. Один запомнился особенно — среднего роста, с крупной, лобастой, наголо выбритой головой, с цепким пристальным взглядом. Он задал несколько сложных вопросов. Спустя пару дней Николай Попов узнал должность и фамилию лобастого — генерал Снитко, узнал и о его настойчивом предложении: направить молодого инженера-химика Попова в распоряжение Наркомата обороны, а точнее — в артиллерийскую академию. И как только начал там Попов службу, так и загрузил его Снитко разными своими заданиями.

В этих судьбах не было ничего исключительного. Страна спешила. Спешно готовились кадры военных специалистов, запускались в производство новые образцы вооружения. Ведь оголтелый антикоммунизм на Западе не оставлял никаких сомнений в своей направленности. Хотя до поры до времени многие сговоры и приготовления были надежно засекречены, закамуфлированы. С их-то результатами и предстояло столкнуться в не столь уж далеком будущем членам группы НИГ, которые пока не знали еще ни о группе, ни друг о друге.

В тридцать третьем году, в Германии, всего через несколько месяцев после прихода к власти фашистов, один из ближайших соратников Гитлера, его тезка Адольф Розенберг, отправился в Англию погостить у сэра Генри Детердинга.

Там, в загородном поместье Бэкхерст-Парк, близ знаменитого Виндзорского замка, один из заправил фашизма и могущественный нефтяной, финансовый, промышленный магнат договорились о совместных действиях по подготовке антибольшевистского крестового похода. Детердинг в этой дружественной беседе представлял тоже целую группировку: пронацистскую.

Нарастала лихорадочная возня гитлеровских эмиссаров и за океаном. Кое-кто из них занимал там вполне официальные должности. Так, генеральным консулом Германии в Сан-Франциско стал весельчак и циник барон Манфред фон Киллингер, в недалеком прошлом — один из главарей штурмовых отрядов, убийца и провокатор участвовавший вместе с Герингом и Рэмом в нашумевшем поджоге рейхстага.

Киллингер очень рьяно взялся за организацию на западе Америки «Германо — американского союза», профашистской организации, которая должна была распространить свою деятельность на американские артиллерийскую и танковую, кораблестроительную и авиационную отрасли промышленности.

А когда разоблаченному в шпионаже Киллингеру пришлось срочно убираться из Сан-Франциско, его сменил на посту генерального консула тощий, словно по контрасту, сумрачный долговязый субъект — капитан Фриц Видеман.

В его биографии была заслуживавшая пристального внимания страница: командование в годы первой мировой войны ротой, в которой служил ефрейтор Адольф Шикльгрубер, ставший потом всесильным фашистским вождем Гитлером. Фюрер весьма благоволил к своему бывшему командиру. Несколько раз даже благодарил его, посылая специальные телеграммы в связи с успехами Видемана в завязывании финансово-промышленных связей и в развертывании шпионско-диверсионной сети.

А чем хуже был другой гитлеровский генеральный консул — в Новом Орлеане — барон Эдгар фон Шпигель, в годы первой мировой войны командовавший подводной лодкой и переквалифицировавшийся в нацистского дипломата — разведчика и провокатора? Или еще один консул — в Бостоне — Герберт Шольц, личный агент Гиммлера и представитель гестапо?

Благодаря этим «дипломатам», а также постоянным визитам в Англию и Америку немецких промышленников и финансистов наладился вполне действенный, конструктивный альянс, росший на антисоветских, антикоммунистических дрожжах.

В первый же год фашистской диктатуры резко повысился ввоз в Германию из США и Великобритании таких стратегических металлов, как алюминий, медь, никель, марганец, железо. Американские влиятельные круги через третьи страны предоставили нацистской Германии размещать свои временные заказы в США, вывозить оттуда любое необходимое для милитаристских приготовлений сырье.

Самая передовая технология, конструкторские ухищрения — все направлялось прямым ходом в третью империю, чтобы сделать ее еще сильнее перед броском на Советы, чтобы сделать тот бросок неотвратимым и всесокрушимым.

Так, например, американские компании «Этил газолин корпорейшн» и «Дженерал моторс», с любезного разрешения своего правительства, передали крупнейшему германскому концерну «ИГ Фарбениндустри» секрет производства тетраэтилсвинца — необходимой добавки в бензин для того, чтобы обезопасить его от детонации. С конструкторской, технической и сырьевой помощью американцев и англичан эта фирма стала выпускать наибольшую часть всех взрывчатых веществ и пластмасс, весь объем синтетического каучука, синтетического бензина, синтетических смазочных смол. Без этой продукции Германия не могла бы провести ни одного сражения!

Лихорадочно готовясь к войне, фашисты охотно шли на всевозможные провокации, клевету и шантажи с целью дезориентировать мир, отвлечь внимание от своих реальных замыслов и дел. Об одной из подобных акций зашла речь во время приема в Кремле Сталиным и Молотовым министра иностранных дел Великобритании Идена в марте тридцать пятого года.