Когда Борошнев увидел памятку, невольно улыбнулся, как же, выпущена арткомом, родной группой! Но в ней говорилось об обычной пушке с цилиндрическим каналом ствола, а эта была с коническим.

Конев попросил открыть затвор, глянул в ствол.

— Да, эта пушка новая…

— А какой тут порох в боеприпасах? — живо спросил Булганин.

Борошнев взял выстрел с подкалиберным снарядом и ударил им по стволу ближней березы. Все невольно отшатнулись. А Борошнев спокойно свернул снаряд набок, вынул его из дульца и высыпал из гильзы пороховые трубочки заряда.

— Понятно, это «макаронный» порох, — щегольнул осведомленностью Булганин.

— Что ж, все ясно! Отправить пушку в Москву, в распоряжение Главного артиллерийского управления, — приказал Конев.

Вот что предшествовало утреннему разговору Клюева со Снитко. Разговору, о котором поведал он потом своей группе.

— Итак, почему такая пушка вообще появилась и откуда? — рассуждал Клюев. — Насколько мне известно, вскоре после окончания первой мировой войны где-то на Западе был запатентован проект противотанковой пушки со вроде бы меняющим калибр снарядом. Автор — не то голландец, не то бельгиец. Когда в сороковом году произошла Дюнкеркская катастрофа и англичане, французы, бельгийцы улепетывали, спасаясь от фашистов, через Ла-Манш, бросая всю свою технику и оружие, в одном из срочно улетавших самолетов был и этот изобретатель. Так вот он каким-то странным образом вывалился из самолета и, как вы понимаете, бесследно пропал. А вскоре у немцев появилась подобная пушка…

Осмотреть необычное орудие и боеприпасы к нему действительно захотели многие. И конструкторы, и наркомы — Устинов и Ванников, и командование артиллерии. Особенно придирчиво исследовал орудие начальник Главного артиллерийского управления Яковлев.

— Было ли что-нибудь известно об этой пушке раньше? — обратился он к генералам арткома. — И, не получив ответа, сердито заключил: — Значит, неизвестно. Плохо работаете, плохо изучаете зарубежную литературу. Наверное, только немецкую смотрите, английскую, французскую. А вот, к примеру, шведскую или швейцарскую? Не мог же какой-нибудь мелкий сотрудник, незначительный специалист, хоть как-нибудь да не проговориться?

В это время послышались легкие удары палочкой по стволу пушки: это дал о себе знать начальник артиллерии Воронов.

— Погоди, Николай Дмитриевич, не кипятись. Мы Василием Гавриловичем Грабиным ее испытаем, изучим.

И все облегченно вздохнули, задвигались. Ну, если caм Воронов и такой замечательный конструктор орудий, как Грабин, возьмутся за эту пушку — значит, результат будет быстро!

Снитко рассказал потом членам группы о результатах этих испытаний.

— Пушка действительно весьма необычная. К тому же — очень и очень сложная в производстве. Имеет ли смысл создавать нечто подобное? Нет, не имеет. Тем более что станочный парк наших заводов здорово изношен — ведь круглыми сутками идет работа для фронта! Одна переброска заводов на восток чего стоила!.. Только крупных предприятий было перевезено более двух с половиной тысяч! Даже американский журнал «Лайф» называет это «одной из величайших саг в истории человечества». И в таких условиях начать производство абсолютно нового орудия, да еще повышенной сложности? Наши противотанковые пушки конструкции Василия Гавриловича Грабина — и пятидесятимиллиметровая, и сотка — намного проще в производстве и эффективнее в бою. Как они щелкают хваленые немецкие танки. Но за то, что добыли секретную пушку, быстро распознали ее конструкцию и боеприпасы, — честь вам и хвала! — При этом Снитко по очереди посмотрел на Клюева, Борошнева, Мещерякова и Попова, словно отмечая вклад каждого. — Сейчас, конечно, не начало прошлогодней зимы, когда в конце боев под Москвой для артиллерии была установлена совершенно ничтожная норма — по одному-два снаряда на каждое орудие в сутки. Но и ныне положение крайне напряженное.

Попов понял — нужно спешить с подкалиберным снарядом. Ему довелось разряжать как раз те снаряды, которые Борошнев привез вместе с пушкой-новинкой. Суть их конструкции была в сердечнике, необычайно твердом и увесистом, который должен пробивать танковую броню. Когда такой сердечник показали Снитко и он легким движением приподнял его, рука генерала задержалась.

— Ого, какой тяжелый! Из чего же он? Определили?

…Лаборатория капитана Каплина, специалиста-металловеда группы, тоже была собрана, как говорится, с бору по сосенке. С помощью все того же Рябикова достали шлифовальные и полировальные станки: расщедрились на автозаводе. Металломикроскопы отыскались среди оставшегося в академии оборудования и приборов. А специальные объективы для фотосъемки структур металлов никак не находились! И опять выручил Рябиков — сообразил позвонить в Политехнический музей.

— Взаймы просим, для фронта, для победы, честной слово, вернем, — торжественно обещал он. — В целости я сохранности…

И Николай Каплин именно в Политехническом получил долгожданные объективы.

В лаборатории у него — на четвертом этаже, с окнами на Москву-реку — работали всезнающие, рассудительные женщины: Антонина Николаевна Лопухина и Анна Ильинична Соколова, можно сказать, профессоры металловедческих анализов и экспертиз. Они были под стать своему начальнику: Каплин и сам отличался степенностью, обстоятельностью, педантизмом в работе. Некрупные глаза его казались всегда прищуренными, словно он постоянно вглядывался в некие микро- и макроструктуры, в невидимые другим срезы металлов.

Бронебойньй подкалиберный снаряд Каплин исследовал дотошно, проникая в него и открывая там нечто неведомое, точно жюльверновский капитан Немо на своем «Наутилусе» проникал в океанские глубины.

«Так-так, а какая у него головка? — рассматривая снаряд, спрашивал он себя. — Из чего она? Очень уж легкая и непрочная… Из алюминия, ясно. Конечно, при ударе о танковую броню она разрушается. Ага, вот чем броня пробивается — сердечником. Его и надо распилить, потом — отшлифовать и установить состав…»

Такого рода заказы для группы Клюева выполнялись на Московском автомобильном заводе. Работал завод напряженно: днем и ночью гнал для фронта автомашины и автоматы, но в металлургическом отделе пошли навстречу Каплину и согласились делать для артиллеристов разрезы различных образцов.

Вот и этот необычно тяжелый сердечник был аккуратно разрезан. После тщательного металлографического обследования, подкрепленного химическим анализом, Каплин наконец уяснил: такая высокая твердость и большой удельный вес соответствуют карбиду вольфрама. Это заключение Клюев немедленно передал и в артком, и в Главное артиллерийское управление.

Но помимо письменного заключения пришлось давать и устные объяснения, когда их выставку вместе с уже хороню знакомыми им наркомами — Ванниковым и Устиновым, с их высоким артиллерийским начальством — Вороновым и Яковлевым посетил Николай Алексеевич Вознесенский, первый заместитель Председателя Совнаркома СССР, член Государственного Комитета Обороны.

Человек этот, одетый в скромный костюм, производил впечатление рядового жителя русской деревни. Но впечатление это вмиг исчезало, как только Николай Алексеевич начинал говорить или задавать вопросы.

Дойдя до подкалиберного снаряда, Вознесенский поинтересовался:

— Не тот ли это противотанковый снаряд, что пробивает броню?

— Так точно, бронебойный, — доложил Яковлев.

— Ясно, ясно… В виде катушки он, понимаю: это чтобы максимально его облегчить и тем самым обеспечить высокую начальную скорость. А пробивает, значит, вот этой сердцевиной. Каков же ее состав?

— Карбид вольфрама.

— Позвольте, — оживился Вознесенский, — ведь у немцев своего вольфрама нет! Откуда же они черпают это стратегическое сырье? Давайте сообразим. Могут, конечно, получать из Испании, от своего союзника Франко. Могут и от другого своего союзника — Японии, из оккупированного японцами Китая. Но подобное снабжение — не очень-то надежное. — Вознесенский о чем-то задумался, но тут же снова заговорил: — А вот у нас свои, отечественные источники вольфрама и молибдена есть. Богатейшие! Так что нам в кратчайшие сроки надлежит освоить эти катушки. — Он пощелкал пальцем по сердечнику. — Есть и заводы, которым мы поручим их выпуск. У немцев благодаря захватам пока производство на подъеме. Но уже сейчас во многом это — инерция. А за нею наступит и спад. Неминуемо наступит! — И повторил раздумчиво: — Стало быть, Испания или Китай. Или то и другое совместно. Что ж, надо принимать меры…