И все же из-за предосторожности журнал продолжает настаивать на сокращении части текста, которую считает наиболее опасной. Чтобы найти компромисс с редакцией журнала, Гюстав предлагает предварять публикацию романа предостережением читателям, что перед ними «только отрывки из романа, а не всё произведение в целом».

Тем временем книга продолжает выходить в свет. Женщины читают роман, чтобы пощекотать себе нервы. «Все парижские дамы полусвета вырывают „Госпожу Бовари“ друг у друга из рук, чтобы найти непристойные сцены, которых там нет»[171].

Скандал вполне может нанести вред репутации любого человека, несмотря на уровень его таланта. В случае с Флобером, который пользовался поддержкой литературного мира во главе с Ламартином, нескольких влиятельных придворных дам, приближенных императору и даже императрице, а также всех, кто понимает то, что читает, дело принимает плохой оборот потому, что издание романа «Госпожа Бовари» становится неприятным для общества явлением, влекущим серьезные последствия. В чем же упрекают автора? В том, что он глумится над моралью, семьей, религией. «Но эти судьи глупы, как ослы. Они не знают ничего об этой религии, которую они так ревностно защищают»[172]. Пример? Сцена последнего причастия, детали которого точно соответствуют церковному ритуалу…

И все же глупость не пробиваема, и буржуазия жаждет осуждения инакомыслия. Это вынуждает Флобера выбраться из своего медвежьего угла и броситься в контратаку, как он умеет это делать, когда его вынуждают обстоятельства. Следует признать, что он испытывает при этом некое радостное волнение. Это наводит на мысль, что ему нравится вызывать переполох в вольере с дикими зверями. Он встречается с министром просвещения и шефом полиции, чтобы убедить их в том, что не является каким-то жалким бумагомарателем, идущим на скандал для обеспечения выгодной продажи своего творения. У него «есть, на что жить», он происходит из известной и уважаемой в Руане семьи. Успех книги, а также поддержка известных людей окрыляют его. В свете приближающихся выборов он даже советует брату Ашилю намекать потихоньку тем, кто идет на выборы, на то, что избиратели не поймут, если осудят сына доктора Флобера. Его совет выглядит несколько странным, поскольку известно, с каким «уважением» Гюстав относится к всеобщему избирательному праву…

Решив, что дело закрыто, он возвращается в Круассе. «Я вновь живу бедной событиями жизнью, спокойной и неинтересной, где фразы вместо приключений и где я не собираю других цветов, кроме метафор»[173], — пишет он Элизе Шлезингер.

И все же прокуратура не забывала о нем. 15 января 1857 года адвокат Гюстава и друг семьи Флобер мэтр Сенар сообщает, что его дело передано на рассмотрение в суд. Естественно, что перспектива судебного разбирательства подогревает интерес к «Госпоже Бовари». «Все читали ее, читают и хотят прочитать». Что же касается Гюстава, то он «с минуты на минуту ждет сообщения о том, где и в какой день ему надлежит сесть на одну скамью с мошенниками и голубыми за преступление, выражающееся в написании романа на французском языке»[174].

Этот процесс обещает быть литературным и светским событием, поскольку Гюстав становится знаменитостью. Теофиль Готье публикует даже отрывки из «Искушения святого Антония», которые вызывают восхищение Ламартина. Флобера поддерживают, императрица дважды замолвила за него слово, ему предлагают выгодные контракты на будущие публикации.

Между тем Флобер чувствует себя далеко не в своей тарелке, когда 29 января 1857 года его вызвали на судебное заседание в парижский Дворец правосудия. Он уже приготовился выслушать приговор, осуждающий его на тюремное заключение. При таком исходе судебного заседания он решает, что не будет просить ни о каком снисхождении, чтобы не покрыть себя бесчестьем. Словно Иисус Христос вместе с парой разбойников, скамью подсудимых с ним разделяют владелец типографии Огюст Пийе и редактор «Ревю де Пари» Лоран Пиша. Что же касается генерального прокурора, то это печально известный Эрнест Пинар, кто три месяца спустя будет выступать в суде в роли обвинителя против Бодлера[175] с его «Цветами зла».

Адвокат Жюль Сенар также является известным лицом. Флобер познакомился с ним в 1847 году. В то время он председательствовал на «банкете реформистов», во время которого Гюстав наслушался немало глупых речей. Адвокат и «умеренный республиканец» Сенар был президентом Национальной ассамблеи в 1848 году, затем министром внутренних дел. Еще задолго до этого он вел решительную борьбу в Руане с рабочими и республиканцами самого радикального направления. В ту пору политические волнения стали причиной гибели десятка людей, но Сенар, представленный к награде в качестве поощрения за наведение правопорядка, начал успешную политическую карьеру, которая закончилась с падением Второй республики. Затем он вступил в парижскую коллегию адвокатов. И вот этого «центриста» сомнительного толка, но бесспорно талантливого юриста Флобер выбрал для своей защиты.

Что же касается Эрнеста Пинара… Несчастный человек! Бедолага впоследствии заслужил репутацию недалекого человека, воплощавшего всю тупость правящего класса и императорской власти, упертого поборника давно ушедшей в прошлое морали. Произнесенная им на процессе обвинительная речь, которую Флобер стенографировал за свой счет, чтобы сохранить для истории, заслуживает того, чтобы на ней остановиться немного подробнее. Скажем так: в своей неблаговидной роли Пинар сделал все, что мог. В любом случае нет сомнения, что он добросовестно прочитал роман от корки до корки. Возможно, что он даже наслаждался его отдельными страницами, как служитель церкви, нечаянно оказавшийся в борделе. Впрочем, много лет спустя его схватят за руку на месте преступления как автора поэм непристойного содержания!

И в чем же он обвиняет «Госпожу Бовари»? В «чувственности» и прославлении адюльтера. Он выдает характеристики каждому персонажу, хотя делает это весьма тенденциозно, поскольку убежден в аморальности романа. Совершенно очевидно, что освобождение Эммы от одежды перед Леоном и шнурок, который скользил вокруг ее бедер, как змея, когда она выдергивала его из корсета, произвели большое впечатление на прокурора. Мы можем в порядке юмора привести несколько повторяющихся цитат из его обвинительной речи: «Господа, я говорю, что сладострастные подробности не могут быть прикрыты морализаторством, иначе станет возможным рассказывать обо всех мыслимых и немыслимых оргиях, описывать все мерзости из жизни публичной женщины, когда она находится на убогой больничной койке»[176].

Совсем в другой тональности выдержана речь адвоката, защитника на процессе, мэтра Сенара. Чувствуется, что он вложил в нее душу и скрупулезно изучил роман. Один за другим он разрушает все доводы обвинения и доказывает их полную абсурдность и несостоятельность. Вспоминая, какие слова нашел адвокат в защиту книги, Флобер пишет брату Ашилю: «Защитительная речь мэтра Сенара была великолепной. Он разнес в пух и прах прокурора, который юлой крутился на своем стуле, и заявил, что не будет отвечать. Мы добили его цитатами из Боссюэ и Масийона, а также непристойными пассажами из Монтескье и т. д. Зал был в восторге. Это было прекрасно, и я воспрянул духом»[177].

По правде говоря, мэтр Сенар пускает в ход тяжелую артиллерию. Он ссылается на то, каким уважением семья Флобера пользуется в Руане: имеющий уши да услышит! Он также приводит цитаты из письма Ламартина, в котором автор восхищается романом, высмеивая обвинения в нападках на церковь. 7 февраля 1857 года выносится приговор, согласно которому дело закрывается: Флобер и его сотоварищи по скамье подсудимых оправданы «без уплаты судебных издержек». С вынесением порицания, так сказать, для приличия.