Шотландец не мог проверить правильность своей догадки. Джонатан и Лайцзе-лу были связаны обещаниями, и теперь на ее руке красовалось преподнесенное им золотое кольцо, а она подарила ему драгоценный медальон из нефрита. Два года прошло с тех пор, как Джонатан покинул Кантон и отправился на родину в Нью-Лондон в штате Коннектикут, где его семья строила корабли, продолжая дело пяти предшествующих поколений. Терпение Сун Чжао подходило к концу.

— Два года — большой срок, — сказал Сун Чжао как-то раз, обращаясь к дочери, когда они сидели за столом в обеденном павильоне, одном из многочисленных строений в походившей на дворец резиденции Суна, окруженной каменными стенами и раскинувшейся на вершине холма на самой окраине Кантона. — Я согласился на твой брак с Джонатаном при условии, что он вернется в разумный срок. Два года — это слишком.

— Он любит меня так же сильно, как и я его, — спокойно ответила девушка. — Он приедет за мной.

— Надеюсь, — погружая кусочки омара и крабов в фарфоровую чашку с помощью пары палочек для еды, проговорил он. В голосе Чжао звучала неуверенность, а глаза за стеклами очков в тяжелой оправе сделались непроницаемыми.

Лайцзе-лу обратилась за поддержкой к Саре.

— Помнишь, когда кузен Джонатана, Чарльз Бойнтон, приезжал сюда в последний раз из Лондона, он нам рассказывал, что Джонатан думает только обо мне?

— Отлично помню, — с раздражением проговорила Сара Эплгейт. — Но это было много месяцев назад. Не сомневаюсь ни на мгновение, что Джонатан тогда был искренним и таковы же были его намерения, когда он в последний раз говорил с тобой. Но его отец богат, его клипер «Летучий дракон» сделал его самого состоятельным человеком, а у молодого человека, которому нет и тридцати, много различных увлечений. Я не обвиняю Джонатана в непостоянстве, я искренне считаю, что он не из таких. Но несмотря на самые праведные и достойные намерения, он, вероятно, мог увлечься другой девушкой, оказавшейся там, рядом. И он не был бы первым, поступившим так.

— Никогда, — яростно воскликнула Лайцзе-лу, ее длинные, покрытые лаком ногти вонзились в ладони. Она ела бамбуковые ростки с крабами и морской травой — одно из самых излюбленных блюд, но сразу же потеряла аппетит. С трудом сдерживая себя, она попросила разрешения удалиться.

Сара, которой до боли было жаль влюбленную девушку, кивнула.

Лайцзе-лу поднялась из-за стола и направилась по мощеной дорожке мимо рядов густо растущих цветов различных оттенков, мимо крошечных прудиков, поверхность которых была усеяна листьями лилий, и игрушечных островков, соединенных друг с другом миниатюрными мостиками, в свой маленький, похожий на пагоду домик.

— Чжао, — произнесла Сара обвиняющим тоном, — вы же знаете, что она всегда расстраивается, когда вы упоминаете о том, что Джонатан может не вернуться.

— Тогда почему он не здесь? — упрямо спросил Чжао. — Мне не хотелось ей говорить, но клиперы компании «Рейкхелл и Бойнтон», пришедшие из Нидерландской Ост-Индии, сегодня утром вошли в Вампу. Джонатана нет на борту. Я спрашивал о нем у капитана клипера, который много раз за последние месяцы плавал с поручениями Толстого Голландца из Джакарты, однако у него не было никаких вестей. Я даже сам написал письмо Толстому Голландцу, с которым у меня, как ни с кем другим, много общих дел, но и он ничего не смог сообщить мне о Джонатане, кроме того, что построенные им корабли совершенно исключительные. А это мне давно известно.

— О, Боже мой!

Седовласая женщина питалась исключительно овощами, которые просто обожала, но сегодня ее палочки для еды еле-еле двигались.

— Должна признать, что за многие годы, что живу здесь, я мало общалась с собратьями-американцами. Но тем не менее, я считаю себя неплохим знатоком человеческой природы. И я могла бы поклясться, что Джонатан надежен и постоянен в своих привязанностях.

— Мне самому он нравится, — проговорил Чжао, изучая изображение дракона на дальней стене, исполненное золотыми и серебряными изразцами. — Как создатель новых кораблей — он просто гений. Как капитан — тоже весьма опытен. К тому же у него есть хватка делового человека. Но ни одно из этих качеств несомненно не означает, что он будет верным женщине. Любой женщине.

— Надеюсь время покажет, что вы неправы, — сказала Сара.

Он снял очки и стал протирать стекла квадратным кусочком суровой ткани.

— Может статься, что у нас не окажется столько времени.

— О?

В тоне его голоса прозвучало нечто, отчего у Сары похолодела кровь.

— Сегодня днем, — продолжал Чжао, — я встречаюсь в своем кабинете с доном Мануэлем Себастьяном, маркизом де Брага.

— Португальским генерал-губернатором Макао. — Было совершенно очевидно, что Сара с неодобрением относилась к этому человеку. — Судя по тому, что мне довелось о нем слышать, я рада, что вы не пригласили его сюда.

Чжао слегка усмехнулся.

— Он в бешенстве, поскольку не получил от наместника разрешения на посещение Кантона. Причем не только из-за того, что считает себя очень богатым и высокопоставленным вельможей, а из-за своего положения в Макао. Он мнит себя самым высокопоставленным европейцем на Востоке. Разумеется я мог бы получить для него разрешение, но до настоящего времени я не видел в этом необходимости.

— Какое отношение ваши дела с доном Мануэлем имеют к Джонатану Рейкхеллу? — спросила Сара.

Торговец вздохнул.

— Его письмо, в котором он просит о встрече, ясно говорит, что он хотел бы обсудить со мной один личный, а не деловой вопрос.

На мгновение Сара оторопела. Затем она заговорила с нескрываемым негодованием.

— Только не говорите, что он имеет виды на Лайцзе-лу!

— Вспомни прием, устроенный сэром Уильямом на борту своего флагмана по случаю дня рождения королевы Виктории. Маркиз де Брага прибыл в Вампу на португальском фрегате — единственном корабле такой величины, которым располагает Португалия здесь, на Востоке, насколько мне известно. Мы тогда заметили, что он не мог отвести глаз от Лайцзе-лу.

— Да при свете дня ему дашь все сорок пять, в два раза больше, чем ей, — заметила Сара. — Он невежествен, толст, за столом ведет себя, как свинья. Более того, я наслышана, — впрочем, я уверена, что и вы знаете — о грубости и жестокости, с которой он управляет в Макао.

— Я не обращаю внимания на слухи, — расстроенным голосом ответил Чжао. — Я знаю доподлинно, что дон Мануэль один из первых дворян Португалии, а по линии сестры имеет родственные связи с королевской семьей. Он владеет, по меньшей мере, полудюжиной огромных замков и непомерно богат. К тому же он холостяк.

— У которого во дворце в Макао полдюжины любовниц из Кантона, — с презрением заметила Сара. — Даже если бы сегодня мы вдруг узнали о смерти Джонатана Рейкхелла, несомненно вы могли бы найти более достойного мужа для Лайцзе-лу, нежели маркиз де Брага!

— Благодаря ее родословной и отчасти тому, как ты и я ее воспитали, Сара, все далеко не так просто. Благодаря мне и покойной матери, она принадлежит к сословию мандаринов. Только члены императорской семьи и ученые, посвятившие себя целиком академической деятельности и давшие обет безбрачия, составляют высший класс мандаринов. Среди них нет никого, кого можно было бы выбрать, я попросту потеряю лицо, если выдам дочь за человека более низкого происхождения. Это одна из причин, в силу которой я не высказывал открытого недовольства, когда она и Джонатан решили пожениться. Кроме того, и ты и я — хорошо это или плохо — познакомили ее с многочисленными сторонами европейской жизни. К тому же она слишком умна и образована и должна жить более интересно, чем довольствоваться положением любовницы какого-нибудь провинциального сановника.

— И не пытайтесь меня убеждать, что ее ждет лучшая доля с этим португальцем! О, судя по тому, как она все воспринимает, она не будет счастлива ни с кем, кроме Джонатана Рейкхелла.

Чжао знал, что Сара права, и потому ретировался, отгородившись стеной высокомерия.