В витиеватых пагодах Запретного города хранилось множество бесценных произведений искусства, стены большинства изысканно украшенных зданий были расписаны изнутри, и снаружи. Внутри повсюду стояли статуи из золота, серебра, слоновой кости и нефрита, число картин не поддавалось счету, вазы и другие изделия из фарфора, некоторые выше человеческого роста, каждому из которых по красоте не было равных. Большинство полов было из мрамора, выложенного в замысловатой композиции, в некоторых комнатах на полу лежали ковры исключительной красоты.

Однако император Даогуан воспринимал окружавшее его великолепие, как нечто само собой разумеющееся, не обращая на него никакого внимания, подобно тому как он зачастую отвергал редкостные экзотические блюда, приготовленные корпусом поваров из более чем трехсот человек. Члены его царственного дома пребывали в отчаянии, потому что он предпочитал простой отварной рис, в который время от времени добавляли кусочки мяса птицы или свинины, тушеные стручки фасоли, составлявшие основной съестной продукт бедняков, и длинную тонкую лапшу из пшеничной муки, которую еще Марко Поло, западный гость Китая, захватил потом с собой в Венецию и назвал спагетти.

Большую часть своего делового времени император Даогуан проводил, восседая на своем каменном троне в форме дракона, который он находил неудобным и потому подкладывал множество шелковых подушек. Сидя на них, наблюдая за министрами, отдававшими традиционные кэтоу, императору приходилось выслушивать их бесконечные сообщения, по окончании которых его долгом было задавать им умные, проницательные вопросы, и лишь после этого принимать решения. Никто, кроме него, во всем Срединном Царстве не имел права принимать эти решения, и, как отлично было известно Небесному императору, один кивок головы мог отразиться на судьбах миллионов его подданных.

Невольник собственных обязанностей, каким в свое время был его отец и к чему следовало готовить его старшего сына, он, тем не менее, не нажил серьезных слабостей. За завтраком император пил много крепкого чая, что служило причиной для приостановки утренних аудиенций, когда он удалялся, чтобы в своих покоях воспользоваться ночным горшком, спрятанным за ширмой у драконового трона. Ему нравилась лапша со свежим луком, с крестьянской приправой из чеснока и небольшим количеством кунжутного масла, которую не переносила его старшая жена. Таким образом, он воздерживался от сна с ней в одной постели в те ночи, перед которыми ел любимое блюдо. Рисовое вино расстраивало его слабый желудок, а крепкий ликер маотай, приготовляемый на основе сорго, вызывал тошноту.

Вечером каждого дня, когда тысячи слуг зажигали масляные лампы по всему. Запретному городу, он уходил от исполнения своего долга, по длинному коридору, рассеянно отвечая на приветствия охранников из личного отряда стражи, и входил в небольшую неукрашенную пагоду, стены которой были голыми. Вся обстановка состояла из нескольких мягких трехногих скамеечек. И чтобы ни случилось в стране, ни один государственный министр, ни один высокопоставленный евнух, ни одна из жен не могли потревожить там императора.

Как обычно, в комнате находилась только младшая сестра Даогуана принцесса Ань Мень, облаченная в изящный, но простой чонсам. Ни одна из его жен не обладала рангом императрицы, все подданные считали, что это предложение, если не номинально, то фактически, занимала Ань Мень.

Ань Мень приветствовала брата поклоном кэтоу только во время официальных церемоний. Сейчас она оторвала взгляд от бумаги, лежавшей на столе, сидя за которым что-то быстро писала уверенным четким почерком, рассеянно улыбнулась и продолжила писать.

Император Даогуан опустился на скамеечку, посмотрел вокруг и вздохнул. Час покоя, который он ежедневно проводил здесь, был его единственным полноценным отдыхом, и он им наслаждался. Некоторое время он глядел на пламя горящего древесного угля в жаровне в дальнем углу пагоды. Затем поднялся, открыл дверь и поднял большой медный сосуд, обложенный снегом. Поднеся его к своей скамеечке, он наполнил изящную нефритовую чашу императорского желтого цвета охлажденным бесцветным чаем. Ань Мень лично каждый день готовила для него этот чай, потому что кроме нее никто не знал как его приготовить так, чтобы он пришелся по вкусу императору.

Сняв плотно облегающий головной убор, украшенный сотнями крупных жемчужин, служивший символом его высокого достоинства Даогуан вздохнул и почесал голову.

— У тебя сегодня выдался трудный день, брат мой, — проговорила Ань Мень голосом, полным сочувствия.

— Две реки в центральной провинции разлились, и никто не может дать мне точных данных, какое количество урожая риса погибло от наводнения. Пришлось приговорить троих преступников к казни тысячью и одной пыткой, потому что слабохарактерному наместнику в Сычуани не хватило духа вынести смертный приговор. К тому же в Вампу произошел еще один инцидент с этим проклятым «заморским дьяволом», англичанином, обвиненным в контрабанде наркотиками. Я уже почти принял решение закрыть Вампу для всех «заморских дьяволов» и лишить права владения территорией Макао португальцев.

— Не делай этого, — кратко возразила сестра.

— Доходы не оправдывают тех реальных неприятностей, которые они причиняют нам. Несмотря на меры, предпринятые Лин Цзи-сюем, поток опиума, ввозимого в страну контрабандой, продолжает нарастать. Наша ничтожная торговля с иностранцами приносит больше хлопот, нежели дохода.

— Если ты попытаешься изгнать иностранцев, вот тогда действительно начнутся настоящие неприятности, — сказала ему Ань Мень.

— Тогда я их уничтожу.

Император снял домашнюю туфлю и почесал пятку.

— Ты опять слушаешь своих адмиралов и генералов. Гуан, всю свою жизнь ты провел за этими стенами. Ты не имеешь ни малейшего представления, что творится в реальном мире, и тебе приходится зависеть от мнения других. Послушай меня, потому что я смотрю на мир твоими глазами! Военные корабли и пушки «заморских дьяволов», особенно у англичан, чрезвычайно современные. Их солдаты и матросы вооружены отличным огнестрельным оружием, по сравнению с которыми берданы и мушкеты наших предков выглядят просто абсурдно. Англичане и французы начнут войну, если ты попытаешься изгнать их. Не знаю как поведут себя американцы, но португальцы наверняка присоединятся к англичанам, также поступят испанцы, возможно и датчане. Они нанесут тебе поражение, заставят испытать унижение и вынудят подписать унизительный мирный договор!

Император Даогуан залпом выпил еще одну чашку охлажденного чая.

— Ты забываешь, что Хризантемный трон непобедим, — заявил он.

— Это ты забываешь, что Хризантемный трон занимает человек, а не Бог, как полагает несчастный народ. И в конце рабочего дня этот человек так устает от выслушивания противоречивых советов из уст людей, жаждущих только собственной выгоды, что в его мыслях уже нет прежней ясности.

— Хочешь, чтобы я сдался требованиям «заморских дьяволов»!

— Пойди на компромисс с ними, Гуан. Затем понемногу, шаг за шагом, лишай их прав, предоставленных тобою. Посягай на эти права. Щипай их по кусочку так, как мышь прогрызается сквозь стену!

Он вздохнул.

— Поговорим об этом подробнее в другой раз. Ты права, Ань Мень. В голове у меня все перепуталось, сегодня вечером. Но я не пробовал лучшего охлажденного чая, чем сегодня. Я хочу, чтобы ты дала рецепт одной из моих жен. Или этой молодой наложнице, которая мне нравится. Не могу сейчас припомнить ее имени.

— У твоих пяти жен этот рецепт лежит уже несколько лет. А твоя новая наложница не в состоянии покрыть лаком свои собственные ногти.

— Не могла бы ты писать в другое время дня? — раздраженно спросил император Даогуан.

— Потерпи. Я почти закончила.

Она написала еще несколько строк, затем протянула руку.

— Твой перстень с печатью, пожалуйста.

Он медленно снял с пальца крупный перстень, содержавший печать его высокопоставленного владельца. Печать была в форме головы дракона, окаймленной хризантемами.