Первое, на что обратила внимание Лайцзе-лу — это на чашку с соусом, которым китайцы пользовались для придания пище особого вкуса. Его готовили из помидоров.

— О, надо же, ты захватил для меня кетчуп! — радостно воскликнула она.

Джонатан рассмеялся и покачал головой, предоставив право дать пояснения Хомеру.

— Каждый американский и английский корабль, приходящий на Восток, при отплытии обязательно берет на борт несколько бочек кетчупа, миссис Рейкхелл, — сказал Хомер. — У нас на родине многие не притрагиваются к помидорам, которые называют любовными яблоками и которые считают ядовитыми. Однако всякий моряк, побывавший на Востоке, настолько привыкает к ним, что кока, который, не дай Бог, забудет пополнить запасы кетчупа, просто выбросят за борт.

— А помидоры выращивают в Америке? — спросила Лайцзе-лу, широко раскрыв глаза.

— Да, но там они были дикорастущими, по крайней мере так было, когда я жила в Америке, и их никто не трогал, — заявила Сара.

— Их и сейчас не используют, мадам, — заверил ее Хомер.

— В таком случае у нас не будет недостатка в кетчупе в любое время, — успокоила прекрасная китаянка, — рецепт его приготовления — один из многих рецептов, которые я захватила с собой, чтобы внести небольшое разнообразие, когда приедятся блюда американской кухни. Но вот эти кушанья, просто великолепны! — заявила Лайцзе-лу, воздавая хвалу бифштексу с зеленым горошком и свежеиспеченному хлебу.

— Посмотрим, что ты скажешь, — с улыбкой заметил ее супруг, — когда подольше пробудем в море и кончатся запасы свежих продуктов. В море приобретаются другие вкусы.

В тот же вечер Джонатан с молодой женой, стоя бок о бок на палубе, смотрели на огни Макао, проплывавшие мимо по мере того, как клипер выходил из дельты реки в Южно-Китайское море. Лайцзе-лу пожала плечами.

— Если бы ты не успел приехать, вряд ли я смогла бы еще продержаться. И весьма скоро бы перебралась сюда в качестве маркизы де Брага.

Обняв Лайцзе-лу за плечи, словно защищая ее от опасностей жизни, Джонатан вспомнил предупреждение о том, что генерал-губернатор славился необычайной мстительностью. Как только он вернется домой, сразу же отдаст распоряжение, запрещающее всем кораблям компании «Рейкхелл и Бойнтон» под каким-либо предлогом заходить в порт Макао. Его жена в безопасности, но интересы дела могут оказаться под угрозой, к тому же могут пострадать матросы.

Согласно неписаной конституции Португалии королевский суд составлял отдельную ветвь государственной власти, ответственную лишь перед короной. В Макао, однако, дон Мануэль Себастьян расправился со всеми судами. Здесь он является высшей властью, и потому действовал как вершитель правосудия, выделяя для рассмотрения жалоб и прочих дел часть своего дообеденного времени. Адвокаты, выступавшие перед ним, знали, что вести процесс согласно юридическим канонам, в данном случае было бы пустой тратой времени. Решение любого дела определялось исключительно настроением, в котором пребывал генерал-губернатор.

Подзащитные и их адвокаты вздохнули с облегчением, когда в то утро генерал-губернатор вошел в зал с улыбкой во все лицо. Он весело кивнул капитану военной охраны, выжидательно стоявшему около кресла с высокой спинкой, подозрительно напоминавшего трон. Маркиз уселся, приладив поверх яркого мундира, фасон которого он придумал сам, широкий кусок муарового шелка. За шумным дыханием угадывалось, что он мурлыкал песенку. Едва слышный вздох облегчения пронесся по рядам узников, сидевших под охраной королевских войск, облаченной в сине-красные мундиры.

У дона Мануэля имелись все основания быть довольным собой. Буквально несколько мгновений назад он отправил восвояси наложницу, которая провела с ним всю ночь; а стоя у окна, видел как в порту бросила якорь джонка с вымпелом Сун Чжао. Через короткое время, в этом у дона Мануэля не было ни малейшего сомнения, у него в руках окажется письменное подтверждение его непоколебимой уверенности в том, что Лайцзе-лу будет отдана ему в жены. Последнее письмо, направленное ее отцу с требованием незамедлительно дать ответ на сделанное им предложение, отличалось особенной твердостью.

Витая мыслями в облаках, он довольно быстро рассмотрел первые три дела, решив их в пользу ответчиков. Затем, когда в залу вошел китаец-слуга из домашней прислуги маркиза, он приостановил слушания и взял запечатанный конверт из рук слуги.

Короткое письмо было написано предельно вежливо. Сун Чжао выражал свои сожаления по поводу отсутствия у него возможности выдать свою дочь за Его Превосходительство, поскольку давний возлюбленный дочери прибыл в Кантон, женился на ней и увез ее с собой к новому месту жительства.

На лице дона Мануэля не отразилось никаких эмоций. Он тщательно сложил письмо и сунул его в карман, затем кивком головы подал знак королевскому прокурору.

Чиновник вышел вперед.

— Ваше Превосходительство, два шведских военных моряка вчера устроили дебош в таверне на набережной. Заявляя будто их обманули, они поломали мебель и угрожали владельцу таверны расправой. Позвольте ответчикам предстать перед Вашим судом.

Два темноволосых загорелых солдата с красными глазами, нетвердо стоя на ногах после вчерашней попойки, с трудом вышли вперед. Один из них начал было что-то говорить на ломаном английском языке, который, как он слышал, понимал генерал-губернатор. Величественным жестом маркиз де Брага велел ему умолкнуть.

— Я не потерплю нарушения спокойствия иностранцами, которые считают, что наши законы написаны не для них. Пусть каждый из этих дебоширов получит по пятьдесят ударов длинным кнутом.

Оба моряка ахнули, королевский прокурор и тот остолбенел от изумления, а вместе с ним и капитан — начальник охраны. Адвокаты, сидевшие в зале, недоуменно переглянулись, пораженные подобным решением. Генерал-губернатор славился пристрастием к наказаниям, но пятьдесят ударов длинным кнутом наверняка вышибут жизнь из бедных шведов. Подобный приговор вне всякого сомнения вынудит Стокгольм заявить решительный протест Лисабону.

Дону Мануэлю было решительно наплевать на возможные последствия и осложнения. Он правил так, как считал нужным. Он отлично понимал, что ни один чиновник в Лисабоне — или в Кантоне — не посмеет упрекнуть его. Поэтому он объявил слушание следующего дела.

Юную китаянку, мать двоих маленьких детей, обвиняли в краже небольшого пакета риса с кухни местного торговца. Несчастная женщина признала вину и объяснила, что взяла рис, потому что ее малыши голодали.

— Отдать ее палачу, — хрипло заявил дон Мануэль, — и предать казни медленной смертью.

Утомившись выносить приговоры, он резко поднялся с кресла и вышел из залы, направившись тяжелой поступью в свои апартаменты. Там он дал волю своей ярости, вдребезги разбив вазу и выпоров короткой плетью слугу, вбежавшего в комнату на шум.

Дон Мануэль яростно шагал по комнате, судорожно сжимая в руке плеть. Он поклялся себе, что разузнает подробности о замужестве Лайцзе-лу и отомстит за нанесенное ему оскорбление. Лишь один Господь сможет защитить их, если эта женщина или ее муж попадут к нему в руки.

Брэкфорд Уокер с особой тщательностью готовил свой доклад, нашпиговав его всевозможной статистикой и цифрами, правильность которых вряд ли бы кто сумел проверить. Теперь, полагал он, настало самое время нанести удар. Именно теперь, до возвращения Джонатана с Востока, самое время сделать решительный шаг, который в случае успеха вернет ему утраченный статус второго человека в американской ветви компании «Рейкхелл и Бойнтон». Нет же такого закона, по которому только Рейкхеллы и Бойнтоны могли достигать высших постов в компании. Он, Брэкфорд, женат на женщине из семейства Рейкхеллов, и этого для него было более чем достаточно.

Уверенным шагом Уокер прошел по коридору главного административного здания компании в кабинет своего тестя.

— Входи, Брэкфорд, — негромко пригласил Джеримайя Рейкхелл. — Ты просил меня уделить тебе время с утра.