Очухиваюсь с трудом, несмотря на наглый голос, требующий моего пробуждения.
Именно очухиваюсь, потому что пробуждением это не назвать. Да и чувства почти те же, что были после расставания с Глебом. Когда я впервые, имея за пазухой, типа разбитое сердце, обратилась не к сладкому и сопливо-романтичным фильмам, а к неразбавленному алкоголю. И спиртное, на радостях от такого доверия, чуть не отправило меня на тот свет. Спасибо, от тоски отошла, как только меня врачи скорой откачали. А вот потом было четыре незабываемых дня неподвижного возлежания на собственной кровати, и каждый раз, как встану по нужде или к телефону, накрывало такое неприятное чувство дезориентации и вертолетиков, что жить не хотелось — вот как сейчас.
— Эй! Человечешка, просыпайся! — прогремел незнакомый голос.
Открываю вначале один глаз, затем второй, прищуриваюсь. Я все еще одета и все еще в себе, это радует. Не радует другое. Обстановка, как в круглом храме жертвоприношений: колонны явно из берцовых костей, стены выложены черепами, свод из цельных скелетонов неизвестных существ, их ребра удивительным образом сочетаются с огромными кожистыми крыльями, которые образуют купол со звездчатым отверстием в центре. Через отверстие в храм проникает сиреневый луч света и бьет он прямо на жертву. А кто у нас жертва? Правильный ответ — Галя.
Из-за луча я мало, что вижу, из-за мутного сознания мало, что осознаю. Но раз уж жертва определена, то удивляться не приходится, почему лежу я поверх твердой каменной плиты, связанная по рукам и ногам. Хотя нет, один момент удивителен — нога левая вроде как бы на свободе и согнута в колене. Видимо, сделано это для придания большей убедительности моего согласия на «процедуру», потому что сдвинуть ее в сторону я так же не могу.
Краем глаз заметила движения справа, поворачиваю голову и сталкиваюсь взглядом с неизвестным красноглазым красавцем, медленно идущим ко мне. Это не Лихо, но он чем-то очень доволен и раздет. Простыня, с трудом удерживающаяся на бедрах и распахивается на каждом шагу. В общем, этот кусок материи всего лишь жалкий намек на прикрытие.
Глядя на грациозное шествие вампира в мою сторону, ехидно интересуюсь:
— У нас все? Или все еще не приступили?
Если подумать, то у меня никакой защиты, кроме слов, так что использую их напропалую. Говорят, словом убить можно, мне бы хоть временно оглушить, а там, быть может, снова повезет. И как-нибудь хоть кто-нибудь меня отсюда заберет.
— Проснулась, — удовлетворенно заметил он, остановившись вплотную к плите и ко мне.
— На таком «ложе» только мертвяки не очнутся. Тебя как зовут, лапочка?
— Язвишь?
— Не без этого.
Прищурился и сделал единое плавное движение ко мне. В этом порыве неизвестный красавец перетек из состояния «стоя возле меня» в положение «сидя меж моих ног». То, что он оказался в непростительной близости от места, ранее тщательно охраняемого поясом чести, я осознала с некоторым опозданием. Просто отвлеклась на простыню, мягко соскользнувшую с красавца, но это не помешало мне прокомментировать:
— Как? И без прелюдии?
Судя по движению, субъект схватился за самое ценное с определенными намерениями — придать должную твердость. Нет, ну такое действо оставить без внимания было бы глупо, а потому я громко возмутилась:
— Я, конечно, слышала, что мужики эгоисты…, но не до такой же степени!
Вампир в гневе хлопнул свободной рукой по плите:
— Молчать!
— Неужели мешаю сосредоточиться? — съязвила я. — А ты думай о хорошем… И вообще-то, чтоб ты знал, к аперитиву надлежит приступать обоим. А ты я смотрю, вообще занялся самообслуживанием.
На меня сердито зыркнули, но от действа не отступили. И вот тут мне вспомнились все советы «для поднятия тонуса партнера» от противного. То есть, чего делать и говорить не стоит, если не хотите остаться без сладкого. Вдруг поможет! Чем черт не шутит. Хотя бы устное сопротивление устрою, чтобы потом с чистой совестью использовать последний совет инструктора по самозащите «молча лежать и получать удовольствие».
— Чего спешим, приборы уже горят? — я оторвала ватную голову от плиты и воззрилась на любителя самообслуживания. — Или основной прибор настолько мал, что показать стыдно?
Он встал на колени в поисках кляпа, о другом явно не думал, потому что я тут же дала оценку его достоинству.
— А, нет, не стыдно. То есть, продемонстрировать не стыдно. — Улыбнулась во все тридцать два зуба, глядя на его звереющую мордашку. — Но, чтоб ты был в курсе, сообщаю, порноиндустрия тебе не светит.
Подумала и внесла дополнение:
— Тебя в нее, даже с приплатой через постель режиссера, не пропустят.
Он бросил мысль о кляпе и с рычанием продолжил свое простое дело.
— Нежнее, — подсказала я. — Трепетнее…
Красавец не внял.
— Слушай, старшеклассники в школе и те знают, что дергать себя за самое ценное нельзя. Или ты так стар, что основ уже не помнишь?
На лице неизвестного проступила холодная решимость меня удушить, желваки заходили ходуном, кадык дернулся, а затем уже и плечи напряглись.
— Что ты на меня смотришь? Не отвлекайся, сконцентрируйся. Проговаривай про себя как мантру: «Ты у меня не маленький, а миниатюрный, не вяленький, а дряхленький».
— Заткнись! — прошипел он.
— Ой, да точно! Так не надо. Лучше вот как: «Ты, как лев, непобедим, а всего-то пять сантим!»
От бывшего владельца простыни послышался тихий рык.
— А еще можно так: «Встряхнись, стручок, воспряньте, колокольчики…»
— Молчать, я сказал!
Я бы помолчала, но тут в голове возникли новые доводы в пользу его несостоятельности, и так захотелось их озвучить:
— А знаешь анекдот про балованную Галю? Так вот, я не балованная, но прекрасное ценить умею. А, глядя на твою «бесценность», задаюсь вопросом, где же замещение недоступных в твоем лице удовольствий?
И пока он озадаченно молчит, глядя на «творение» рук своих, я продолжаю:
— То есть, где блага, оправдывающие этот, извини за выражение, мини контакт? Где дворец, горы шоколада и шелковых одеяний, сундуки драгоценностей, толпы некастрированных евнухов и бардов, поляны цветов, путевки в Таиланд и другие места отдыха? И личный массажист где? Ну, знаешь, такой отличный личный массажист с внушительным массажером?
Скосила взгляд на онемевшего чудика и, прищурившись с едкой улыбкой, завершаю свой перечень претензий неприятным сравнением:
— Раз так в семь внушительнее, а можно и в восемь раз.
Кажется, я только что видела, как у него глаз дернулся, вначале правый, затем левый. На лице появилось очень неприятное выражение хищника, и в кривой улыбке показались совсем не маленькие клыки. Страх сковал не хуже наручников, которые уже имелись, а вот язык продолжал работать, как заправский трудоголик.
— Хочешь сказать, что я тебя уже достала? К твоему сведению это не я, а ты тут кое-что достал.
Он наклонился ко мне, потянув расширившимися ноздрями воздух. Жуть просто, но мысль пришла, надо же ее озвучить.
— И за… задолбать я тебя тоже не могу. Тут уж, извини, твоя прерогатива и прямая обязанность. Хотя, с последним справиться будет ой как не просто, с такими-то размерами…
Его рычание усилилось, и этот красивый, основательно озверевший вампирюга начал медленно подтягиваться ко мне, чтобы нависнуть сверху в непозволительной близости.
Ой! Что-то это как-то совсем уж страшно!
— Я… я! Я пилить умею… — его перекошенное гневом лицо оказалось на уровне моей груди, поэтому окончание мысли получилось сбивчивым, — кстати, ты удостоился этой чести чисто по-дружески… так как я еще не разогре-л-а-лась.
Вот он уже зло смотрит в мои глаза и позволяет оценить свои клыки. Кажется, наступило самое время поговорить по душам, начать его расспрашивать о жизни, состоянии дел и прочих насущных вопросах. Что я и сделала, срывающимся голосом:
— Ну, а ты как? Там…? — глаз он него не отвожу, но по интонации, надеюсь, он понял, к чему веду и о чем беспокоюсь. — Накалил докрасна, или он от активных действий он у тебя вообще отвалился?
— Ты…!
С перепуга я глаза все-таки опустила, чтобы в следующую секунду заметить:
— А нет, не отвалился, висит.
— Рашарасса, рашвараварса! Раррвирут, грыгр рогошарс, грашорторах риишш-шс! — взревел неизвестный и начал срывать с меня одежду.