Отключившись на мгновение я увидела Нардо в обществе Люцифера и Олимпии. Как они сидят в красивейшем зале и на полу новое художество разводят поверх старого и сосредоточенно так. Точнее Нардо сосредоточенно, а почти женатая парочка воркует, позабыв о напольной резьбе по мрамору. Демонесса, улыбаясь, что-то спрашивает у дьякола, а тот с легким ужасом в глазах отказывается.
— Я не поняла, а что это за крестики-нолики?
Нардо дернулся:
— Галя здесь.
Он отложил кинжал в сторону и пошел на мой голос. Дьякол и Демонесса удивленно переглянулись, одновременно спросив:
— Ты уверен? Мы ничего не чувствуем.
Чувствовать они не чувствуют, но явно уже мысленно переговариваются между собой, по лицам видно.
— Ага, передай всем привет пламенный, а Люциусу подзатыльник. Потому что меня опять из-за него убить хотят. Точнее, как сказать, хотят… Меня тут чуть не…
— Что, не…? — прохрипел мой бледный муж, остановившись рядом.
— Не… не приобрели, — нашла я красивое слово, полученное из уст рыбки Тиото, — в виду физической несостоятельности второй стороны, приобретение отсрочено!
— Ты о себе? — рука Нардо медленно скользнула по моему лицу, но я так ничего и не ощутила.
— О, нет. Меня стабилизировали по всем статьям жертвоприношения, так что и не рыпнешься. Лежу на камне, в круглом костяном храме, наверху чудики своими крыльями купол создают, в мою грудь бьет бирюзовый свет. — Про вампирюгу обнаженного, который почти что лежит на мне, говорить не захотела. Мой брюня синеглазка черногривый и так уже бледный и вспотевший. Поэтому я пожаловалась на другого вурдалака. — И Лихо неизвестно где пропадает. Перепродал меня, что ли?
— А сейчас что происходит? — насторожился дьякол и чельд повторил за ним.
— А… так меня там бьют, — поделилась я последними событиями из жизни Гали.
— Что?! — взревел лорд подземных чертогов.
Никогда не видела его таким разъяренным, даже в бою с зомбиками, а тут «вах!» какой мужчина, то есть чельд разозленный. И это все из-за меня?
— Я отказалась снимать кулон Шпунько, и он так озве…
А дальше, видение заволокло белым туманом, и в нем растворились Люциус с Олимпией, взбешенный Нардо и красивая белая зала, в которой они ножами портили порядком исписанный мраморный пол.
Я ощутила легкий удар по щеке.
— Галя! — знакомый шепот вывел меня из забытья, — не спи!
Как не спать, если происходящий со мной ужас продолжается?! Вот озверевший красавец, вот слепящий бирюзовый свет, вот я на камне и все еще не могу пошевелиться, а когтистая ручища неизвестного в замахе уже достигла моей головы. Если мне после такого удара ее не оторвет, считай, счастливица. И вот тут я заметила изменения — в мрачном храме появилась новая деталь! Две «пустотелые» кожаные перчатки. И они в мгновение ока перебили руку нападающего вампира в двух местах. Вурдалак взвыл, рухнув ничком на плиту, с которой меня только что сдернули перчатки.
— Атас! — прошептала я, когда вслед за одной конечностью у извращенца вывернулись и другие. И внесла свое предложение, — пятую ему тоже перебей!
— Что? — не понял Лихо-невидимка.
— Пятую конечность перебей, уроду!
— Ты в своем уме? Какая пятая, их у него всего четыре…
— Ладно, не гордая, я сама.
— Стой!
И не успела приблизиться к уже скулящему маньяку, грозно вещающему что-то на своем родном языке, как оказалась закутанная в простыню с ног до головы.
— Как можно быть такой безголовой? — рыкнул серокожий. В следующее мгновение он перекинул меня через плечо и помчался в неизвестном направлении с неизвестной скоростью. Правду сказать, с огромной скоростью, моя точка опоры подмерзать начала.
— Как-как? А вот так! — Перекривила я. — А что?
— А ничего бы от тебя не осталось, задержись ты еще на десять секунд. Мы восстанавливаемся стремительно, перелом — как вывих, вправляется и зарастает быстро.
— Насколько быстро?
— Сама посмотри, он за нами не бежит?
— Как смотреть, если я в простыне? И какого черта лысого, ты надел на меня то, что соприкасалось с его голым…
— А то, что ты только что фактически была под этим голым, тебя не смущает? — язвительно поинтересовался серокожий.
Сцену свежеперенесенного ужаса прогнала с трудом. К вампирам в кинематографе никогда особой любовью не пылала, а вот на тебе, получите, распишитесь. Если когда-нибудь приснится эротический сон с вурдалаком в главной роли и мной во второстепенной, будет, с чем сравнить.
— Смущает другое, как я у него оказалась?
— Тебя за прошедшие сутки дважды выкрали и трижды перепродали. В нашем мире это нормальная практика с иномирянами…
— Не поняла!
Спешно начала искать «выход» в простыне, чтобы взглянуть на этого умника. От возмущения не только силы появились, но и голос прорезался.
— Тихо! — он предупреждающе накрыл точку моего тела, в данный момент находящуюся выше всего. Вспомнилась нетривиальная фраза о прикрытии тыла, но, с учетом вышесказанного, благородный жест был воспринят без должной благодарности.
— Убери ру…!
Вот тут меня стряхнули с плеча, перевернули, распрямили и, прижав спиной к груди впечатляющих размеров, закрыли рот. Окончание промычала в перчатку и едва успела поймать соскользнувшую с головы простынь.
От представшего перед глазами ужаса мне захотелось исчезнуть. Лучший вариант исчезновения — режим невидимка, но он от природы недоступен, спрятаться за простыней, натянутой на макушку, с шипением не позволил Лихо, осталось зажмуриться. Что я и сделала, благоразумно предположив: не вижу их я, не увидят и они меня. Чертовски глупо! Зато спокойно.
И уже, кажется, что это не я видела ослепительно бирюзовое море, к которому со всех краев стекаются ручьи и речки, плоское сиреневое небо без облаков и переливов цвета, как натяжной потолок и почти черную скалу, над которой мы зависли. Из впечатлений перед глазами осталось самое яркое — каменный обрыв, забитый снизу доверху огромными горизонтальными шипами, и белые полупрозрачные тени, которые ползут по скале и на каждом «шаге» принюхиваются.
— Так-так… — прошептал Лихо, — к твоим поискам уже подключили низших ищеек, неужели о твоем появлении прознал сам Владыка.
В мгновения ока открыла глаза и промычала:
— Ммм-ху!
— Дома расскажу, — пообещал вурдалак и, обернув меня снова с головой, крепко сжал.
— Я… — тихо подала голос, просто чтобы уточнить детали. Но серокожий умник быстро спохватился и со словами «да, точно!» опять закрыл мне рот рукой, то бишь пустотелой перчаткой.
Вопрос: «С чего бы это?» отпал, как только мы начали падать.
— Мммммму! — завопила я.
— Тихо! Набери как можно больше воздуха и потерпи… еще минуту.
Дальше нас заволокло чем-то жидким и липким, падение замедлилось, а хватка вурдалака осталась все такой же крепкой. Радовало, что из рук не выпустил, не радовало, что полет не закончился. То есть это была не последняя инстанция, а воздуха уже не хватает. Потому что, ощутив, как какие-то нити пытаются меня скрутить, я взбрыкнула, ругнувшись, и забыла о предупреждении не дышать.
Итого воздуха в легких нет, снаружи тоже нет. В горле стало сухо, а к глазам подступили слезы:
— Мммххх!
— Я же сказал… — вздохнул Лихо и ускорил наше падение сквозь жижу.
Мои ребра сдавило с удвоенной силой. Сила первая вурдалак, сила вторая — атмосфера, гнетущая и явно предсмертная:
— Мммх!
— Считай до двадцати пяти, и мы выберемся.
В области солнечного сплетения появилась тяжесть:
— Ммм…
— Считай! — рыкнул он.
Ок, без проблем, посчитаю! Один, два, три…, семь,…, пятнадцать,… Далее в моей считалочке появилась незавершенная мысль: «Господи, если ты на свете есть, очень прошу тебя, верни меня до…»
Перед моими глазами вновь появилась белая зала и задумчивое трио: Люциус хмур и решителен, Нардо зол, Олимпия переводит осторожный взгляд с одного на другого. Неожиданно в поле моего зрения появляется инкуб Шпунько, который вносит свою лепту в порчу напольного покрытия. Точнее, очень быстро и весьма талантливо создает на многострадальном полу роспись из черной смолы.
Напряженную ишину прервала демонесса:
— Люциус, ты уверен, что необходимо идти на такие меры? — изменив интонацию, демонесса тихо добавила, — их можно считать крайними.