— А мы же и ведем себя естественно, — заметила Мод. — Джордж мертв, убит. Мы что, должны пастись там, где трава еще забрызгана кровью?

— Да. Именно это мы и должны делать.

Отелло решительно вышел вперед. Посмотрев на испуганных овец, он сказал:

— Не волнуйтесь, я возьму это на себя. Свою юность я провел рядом с хищниками, немного крови меня не испугает.

В тот момент Хайде подумала, что Отелло — очень смелый баран, и решила на будущее пастись рядом с ним, разумеется, когда Джорджа на лугу уже не будет, а свежий летний дождик промоет траву.

Мисс Мапл распределила обязанности. Сэра Ричфилда, у которого, несмотря на возраст, было хорошее зрение, она поставила на холме. Оттуда, поверх живых изгородей, просматривалось все, вплоть до асфальтовой дороги. У Моппла Уэльского со зрением было неважно, но его выручала память. Ему следовало находиться рядом с Ричфилдом и запоминать все, что тот увидит. Хайде и Клауд должны были нести вахту у дороги, пересекавшей выгон; Хайде — у ворот со стороны деревни, Клауд — там, где дорога исчезала в лощине. Зора — Черноголовка, которая не боялась высоты, взобралась на узкий скалистый выступ крутого утеса, чтобы наблюдать за берегом моря. Зора утверждала, что среди ее предков был дикий горный баран, и, глядя, как она легко скользит над пропастью, в это почти верилось.

Отелло исчез в тени дольмена[4], неподалеку от того места, где Джорджа лопатой пригвоздили к земле. Оттуда он мог в случае чего незаметно выйти на пастбище. Сама Мисс Мапл в наблюдении участия не принимала. Она осталась у лохани с водой, чтобы смыть кровь с носа.

Остальные вели себя естественно.

Том О’Мэйли, который был уже навеселе, шел по тропинке от Голаха к Гленнкиллу, намереваясь заглянуть в здешний бар. Он наслаждался свежим воздухом, зеленью и синевой. Чайки с криком носились за добычей, пролетая мимо него так быстро, что у Тома закружилась голова. Овцы Джорджа мирно паслись на фоне живописного пейзажа. Картинка с рекламного проспекта. Одна овца забралась довольно высоко и, словно маленькая львица, восседала прямо над обрывом. Как она туда вскарабкалась?

— Эй, овечка, — посочувствовал Том, — только не свались. Будет жалко, если красотка вроде тебя сорвется вниз.

Ему показалось, что овца взглянула на него с презрением, и он вдруг почувствовал себя идиотом. Идиотом и пьяницей. Но теперь с этим покончено. Он выбьется в люди. Да, благодаря туризму. В туризме будущее Гленнкилла. Нужно срочно обсудить это с ребятами в баре.

Но сначала ему захотелось поближе рассмотреть великолепного черного барана. Четырехрогого. Надо ведь, какой необыкновенный экземпляр! Овцы Джорджа вообще особенные.

Но черный не позволил ему приблизиться, легко уклонившись от его руки.

И тут Том увидел лопату.

Хорошую лопату. Такая бы ему пригодилась. И вокруг никого, кому бы она могла принадлежать. Он решил, что заберет ее сам. Только сейчас ее нужно спрятать под дольменом, а ночью он будет проходить мимо и прихватит ее. Хотя мысль, что ночью придется идти к дольмену, ему не очень понравилась. Про эти места всякое рассказывают. Но ведь он современный человек, а лопата превосходная. Когда он взялся за рукоятку, то почувствовал под ногой что-то мягкое.

В этот вечер в «Бешеном кабане» Тома О’Мэйли впервые слушали очень внимательно.

Спустя некоторое время Хайде увидела быстро приближающуюся небольшую группу людей, шедших явно из деревни. Она заблеяла, издав короткий звук, потом более продолжительно, потом короткий звук повторился, и Отелло как бы невзначай возник среди камней дольмена.

Первым шел тонкий, как щепка, мужчина; овцы его не знали. Его они разглядывали более пристально: ведь вожаку — особое внимание.

За ним шел мясник. Овцы затаили дыхание. Мясник был отвратителен. От одного только запаха, исходившего от него, овец била дрожь. От него пахло мучительной смертью. Криками, болью и кровью. Его боялись даже собаки.

Овцы ненавидели мясника. И любили Габриэля (он шел сразу за мясником), маленького человека в мягкой шляпе с широкими полями и лохматой бородой. Габриэль торопился, стараясь не отставать от двигавшейся впереди него горы мяса. Почему они ненавидят мясника, овцы знали. Но почему любят Габриэля?.. Он был просто неотразим. Его собаки вытворяли фантастические трюки. Каждый год он выигрывал на конкурсе пастухов в Горей[5]. Люди очень уважали его. Считалось, что он умеет разговаривать с животными, но это было неправдой. Овцы, во всяком случае, ничего не понимали в гаэльском[6] лепете Габриэля. Но их волновало и радовало его присутствие, и они доверчиво бежали к нему, стоило ему показаться на дороге у их выгона.

Люди были уже почти рядом с телом пастуха. Самые отважные из овец забыли на минуту, что должны выглядеть естественно, и вытянули шеи. В нескольких шагах от трупа тощий незнакомец застыл как вкопанный. Его длинная фигура на мгновение качнулась, как ветка на ветру, но острый, как игла, взгляд был прикован к тому месту, где торчала лопата.

Габриэль и мясник тоже остановились. Мясник уставился в землю. Габриэль вынул руки из карманов. Наконец Тощий оторвал взгляд от Джорджа и медленно стащил с головы кепку. Мясник что-то сказал. Его толстые пальцы сжались в кулаки.

Отелло отважно щипал траву.

И тут на тропинке, задыхаясь от быстрой ходьбы, появилась Лили с пунцовым лицом, растрепанными белокурыми волосами и в облаке искусственного аромата сирени. Завидев Джорджа, она тихо вскрикнула. Овцы отнеслись к этому спокойно. В сумерки Лили иногда приходила на выгон, и они привыкли к ее крикам по любому поводу. Например, когда она наступала на овечью лепешку. Или цеплялась юбкой за колючку. Или когда Джордж говорил что-нибудь такое, что ей не нравилось. Только когда Джордж и Лили ненадолго исчезали в пастушьем вагончике, воцарялся покой. Так что странными криками Лили их не напугать.

Внезапно налетевший ветер пронесся над лугом с жалобным, протяжным воем. У Моппла и Клауд сдали нервы, и они галопом понеслись по холму, но опомнившись, снова постарались выглядеть естественно.

Лили упала на колени рядом с телом, не замечая, что трава после ночного дождя еще мокрая, и зарыдала. Ее пальцы судорожно мяли норвежский свитер и куртку Джорджа, дергали за воротник и были похожи на больших ползающих насекомых.

Мясник грубо рванул ее за руку. Овцы затаили дыхание. Мясник двигался быстро, как кошка. Он что-то сказал Лили. Она посмотрела на него так, словно только что очнулась от глубокого сна. В глазах ее стояли слезы. Она беззвучно шевелила губами. Мясник что-то ей ответил. Потом взял ее за рукав и отвел в сторону, подальше от других мужчин. Тощий что-то втолковывал Габриэлю.

Отелло оглянулся, прося помощи: ведь если он останется около Габриэля, то не услышит того, что происходит между мясником и Лили. Большинство овец поняли, что происходит, но ни у кого из них не было желания оказаться рядом ни с трупом, ни с мясником: и там и там пахло смертью. Лучше уж сосредоточиться на своей задаче и выглядеть естественно.

Выручила Мисс Мапл — она взяла на себя наблюдение за мясником. На носу у нее все еще оставалось подозрительное красное пятно, но она потерлась о мокрую траву и теперь выглядела просто очень грязной овцой.

— …отвратительно, — говорил мясник Лили. — Этот свой театр можешь приберечь для себя. Поверь мне, теперь у тебя будут другие заботы, детка.

Он приподнял ее подбородок толстыми, как сосиски, пальцами, заставив посмотреть ему в глаза. Лили заискивающе улыбнулась.

— А почему меня должны подозревать? — спросила она, попытавшись освободить голову. — Мы с Джорджем всегда хорошо ладили.

Мясник крепко держал ее за подбородок.

— Хорошо ладили! Вот именно. Им этого довольно. А кому же, как не тебе, с ним ладить? Подождем завещания и посмотрим, насколько это вы хорошо ладили. У тебя ведь не слишком много денег, а? На всех этих духах и помадах состояния не сколотить, да и с распутством в нашей дыре тоже далеко не уедешь. Но если придешь к Хэму, то обо всех своих делишках можешь не беспокоиться.