Ира ушла в спальню. Я заглянул туда через полчаса, придерживая скрипучую дверь. Она свернулась на самом краю, словно боялась, что во сне коснется меня.

Злость и отчаяние перемешиваются в гремучем коктейле. Мне необходимо выпить.

Водка обжигает внутренности. Но алкоголь все никак не ударит в голову. Опрокидываю еще одну стопку. И еще. Тяжелое отупение благословенно опускается на меня.

Как же нам дальше жить? Сделать вид, будто ничего сегодня не было сказано? Но этого не забыть. Ни мне, ни ей. Она словно бросилась грудью на амбразуру, зная наверняка, что останутся следы. И их не скрыть.

Развод? Это слово никто из нас не произнес, но мне почему-то кажется, что она думает об этом. Ни разу за всю нашу семейную жизнь я даже не предположил, что такое может случиться. А она? Думала? Наверняка.

Еще одна стопка. Я даже не кривлюсь. Не отпущу ее. Никогда не смогу свыкнуться с мыслью, что ее не будет дома, в моей постели. Никогда.

Женя, одевайся, опоздаем в садик, — мой голос хриплый от слез и криков. Влад спит в зале. Ну и хорошо. Я бы не вынесла его прикосновений.

Мам, на колготках дырка.

Блин, да что же это такое! Совсем ничего не замечаю. Меняю колготы, внимательно осматриваю дочь. Чистая, опрятная, вещи все собраны.

Мы выбегаем на улицу. По утрам еще довольно прохладно. Мелкая морось мгновенно портит прическу. Хрен с ней.

После того, как вручила Женю воспитательнице, бегу на работу. В маршрутке какой-то мужчина пристально смотрит на меня. Хочется показать ему непристойный жест. Что, у него не было тяжелых деньков? Неужели ему жена никогда не трепала нервы? Или у него нет жены? Как у меня скоро не будет мужа.

День на работе проходит как-то незаметно. Начальница решила, что я заболела, поэтому не нагружает меня. Даже предложила пораньше уйти домой. Вот туда как раз мне хочется меньше всего. Но я уже взяла сумочку.

Забираю Женю и вместе с ней идем в магазин за вкусненьким. Подсознательно хочется, чтобы у дочки жизнь была такая же, как и эта коробка конфет — сладкая и с сюрпризом внутри.

Дома машинально готовлю ужин. В голове пусто. Но когда слышу поворот ключа в замочной скважине, вздрагиваю и понимаю, что этого момента я ждала и боялась.

Влад входит мрачный. Бросает ключи на столик и не спеша раздевается. Спиной чувствую его взгляд. Наверное, теперь через меня можно увидеть стену.

Что же, честность имеет свою цену. Я и не предполагала, что будет легко. Он продолжает играть со мной в молчанку и начинает чем-то занимать Женю.

Накрываю на стол, зову их ужинать. Вроде бы мы все что-то говорим, но по сути, обращаемся только к Жене. И через нее поддерживаем видимость нормальной беседы.

Пусть будет так. Я смотрю на него и понимаю, что все в душе перегорело. Я больше не чувствую даже толики той симпатии, какую когда-то вызывал у меня Влад. Не вижу причин, чтобы насиловать себя и изображать раскаяние или угрызения совести. Стоило мне ему во всем признаться, и словно гора упала с плеч. Мое абсолютное равнодушие немного пугало, но я не хотела больше притворяться. Притворство унижает. И его, и меня.

Влад не предпринимал никаких попыток заговорить. Насколько я понимаю, он решил, что река семейной жизни пройдет через пороги и вновь потечет по спокойной долине рано или поздно. У меня не было сил и желания что-либо опровергать. Вот он, его взгляд на вещи.

Я убрала разбросанную одежду в спальне и присела на кровать.

Обручальное кольцо весит немного больше двух грамм. А кажется, что не меньше тонны. С трудом снимаю его. Тонкая белая полоска на безымянном пальце напоминает о том, как долго этот обруч держал его в плену.

Как легко без скромного украшения, без символа, накладывающего на меня обязанности, закрепляющего мою жизнь рядом с чьей-то еще.

Кольцо снова на месте. Если Влад решил, что стоит оставить все как есть и его это устраивает, пусть так и будет.

Мам, я хочу оладий.

А я так хочу поспать, — Женя прыгает по мне, а я мечтаю выспаться.

Мам, я голодная.

Женя, семь часов утра. Когда ты успела проголодаться, если только глаза открыла?

Как только проснулась.

Я со стоном сползаю с кровати. Мы идем чистить зубы, умываемся, я завязываю хвостики ей и себе. Мы — королевы этого утра.

В тесто бросаю яблоки, нарезанные мелкими кусочками. Их количество существенно уменьшилось, пока я их кромсала. Женя всегда активно помогает мне на кухне.

Через пять минут квартира наполнилась манящим ароматом выпечки и мы уселись за стол завтракать.

Влад спал. Эта привилегия всегда была за ним — выспаться до отвала. Мне так даже проще. Оставив ему на тарелке завтрак, мы решаем пройтись к реке и посмотреть на рыбаков.

День обещает быть теплым и солнечным. Взявшись с дочкой за руки, шагаем по улице к парку. Воздух неимоверно свежий и пахнет молодой травой.

Ветер становится сильнее, когда спускаемся к реке. Набережная пустынна, за исключением нескольких рыбаков. Они застыли с удочками в руках и только изредка проверяли наживку на крючке.

Женя вприпрыжку поскакала к ближайшему мужичку. Наверняка, он не обрадуется шумному ребенку. Но, несмотря на мои опасения, он начинает показывать ей банку с червями. А когда она презрительно морщится, не в силах оторвать взгляда от корчившихся беспозвоночных, начинает ей улыбаться.

У меня пищит телефон. Сообщение от какой-то торговой сети, думаю я, доставая его из кармана куртки.

Но от удивления едва не роняю трубку. Вронский! «С утра нет ничего лучше чашечки ароматного бразильского кофе, не так ли?»

Мои руки предательски дрожат, а сердце куда-то вырывается из груди. Солнце словно засверкало ярче. И я слышу музыку ветра.

Присаживаюсь на лавочку, поглядывая, как Женя пытается забросить удочку, и начинаю набирать текст.

«Хорошо, наверное, пить его в Бразилии».

Ответ приходит почти мгновенно.

«Дело не в месте, где пьешь кофе, и даже не в сорте, хотя этот кофе действительно божественный, а в компании».

«Надеюсь, что и компания не подвела». Я думаю о том, что он, наверняка, сейчас с Настей. Может быть, именно она и приготовила ему чашечку ароматной арабики.

«Компании как раз и не хватает. Встретимся?»

Заветные слова. Я и не понимала, как я хотела их увидеть. И почувствовала себя так, будто мне 14 лет, а мальчик, по которому я тайно сохла, вдруг пишет, что хочет назначить свидание.

«Мы с дочкой гуляем. Не могу оторвать ее от рыбалки». Именно Женя заставляет меня опомниться. У меня есть обязательства перед ней. Это самое главное.

«На набережной недалеко от вашего парка?» Он что, собирается приехать? И как я объясню дочери, кто это? И что этот дядя хочет от ее мамы?

«Не стоит приезжать». Короткая фраза выдает мое смятение. Но мне кажется, что даже сквозь эти буквы он увидит мое желание встретиться.

«Я тоже хочу порыбачить. Нельзя лишать себя простых земных радостей».

На этом наша переписка заканчивается и я застываю в напряжении. Глаза то и дело обращаются к дороге, по которой машины могут проехать к пристани.

Женя почти поймала рыбу, в последний момент сорвавшуюся с крючка. Ее разочарованные возгласы наверняка распугали все живое в радиусе километра. Салатного цвета ветровка задралась, и я крикнула, чтобы она поправила ее. Она обернулась, сверкая улыбкой, и ее взгляд сфокусировался на ком-то позади меня. Я посмотрела назад.

Вронский шагал по набережной с удочкой и пакетом в руках. На нем была спортивная куртка и джинсы, темные волосы упали на лоб. Он заговорщицки улыбнулся мне и прошел мимо. Я уловила тонкий аромат его одеколона.

Он устроился прямо передо мной на краю пирса, разбирая тонкий красно-зеленый спиннинг.

Женя с интересом поглядывала, как он что-то приматывал к концу лески и, не выдержав, направилась к новому рыбаку с интригующим снаряжением.

Я, затаив дыхание, прислушивалась к ним.