* * *

  Прошло два года. Вернувшись в семью после трёх месяцев проживания в общежитии я, тем не менее, поддерживал отношения с любимой женщиной по телефону и в письмах. Я очень тщательно скрывал это, да и звонить и писать к тому времени, стал реже. После того как бывшая жена много раз присылала в общежитие сына, она с его помощью сумела убедить меня в её прощении и уговорить меня вернуться в дом. Поведение бывшей жены было неузнаваемым: она стала покладистой, сдержанной, доброй и необыкновенно внимательной ко мне. Прекратились даже мелкие придирки, а во время общения она стала выслушивать моё мнение и соглашаться с моими суждениями. И вот на фоне всего этого я, неожиданно для себя, дал согласие на венчание с ней в православном храме. Таинство исповеди, причащение у святой чаши, затронули и всколыхнули мой внутренний мир, а сам обряд венчания показался мне тягостным стоянием под удерживаемыми свидетелями коронами и не оставил во мне никаких ощущений. До этого момента я жил не крещеным и не испытывал по этому поводу никаких сомнений и беспокойства. Но исповедовавшись, и первый раз вкусив святое причастие, я почувствовал необходимость исправить своё отношение к Богу. Я познакомился со священником Смоленского храма и стал посещать воскресную школу, действующую при храме. Когда я окончательно принял решение о своём крещении, однажды в вечернее время суток, когда мы с сыном ехали на велосипеде к дому моей матушки, на небосклоне над городом вспыхнул пылающий ярким огнём огромный православный крест. Когда я спросил сына, видит ли он этот крест, он ответил отрицательно. Видение длилось около 30-35-секунд. Рассказав об этом священнику, я услышал от него следующее:

  - Это знак тебе Господа нашего об одобрении принятого тобою решения креститься и ты об этом больше никому не говори. Через две недели я принял крещение и стал православным христианином.

   Жена после венчания сумела выдержать себя в облике друга, терпимой и доброй спутницы жизни только три с половиной месяца. А затем снова стал проявляться её характер, присущий хозяйке и владыки. Это нарастало лавинообразно, вскрывая старые, уже зажившие раны и образуя новые. И я вспомнил строки из прочитанного мной о браке именуемого "векторным кольцом". Звучит это так: "Если отношения в возвращённых браках на первых порах идут по более гуманному сценарию, знайте - это иллюзия. Кольцо не знает гуманизма. Дело в том, что насколько бы слуга не превосходил своего хозяина, он всего лишь пьедестал, благодаря которому хозяин становится выше, сильнее и умнее. В присутствии хозяина слуга никогда не сможет показать всех своих достоинств, да и хозяин не сможет их оценить полностью. Недаром так ярко проявляется стремление хозяина переделать слугу". И я вновь почувствовал острую необходимость прервать наши с женой отношения.

   Я стал чаще писать любимой письма и звонить почти каждый день. Бывали дни, когда я, оставшись дома один, садился за стол и писал ей письмо, закрывшись в детской комнате. Я рассказывал ей обо всех перипетиях своей жизни, спрашивал совета, как поступить в том, или ином случае. Письма получались длинные и весомые, так как я исписывал по четыре - пять листов бумаги. Заклеив конверт, я испытывал неизбывную тоску и желание общаться с ней снова, и начинал писать новое письмо. Бывали дни, когда я отправлял в Кривой Рог два-три письма сразу. А затем я снова стал уезжать к любимой и проводить там несколько дней к ряду. Один из отпусков, выпавший в январе месяце, я взял путёвку в железнодорожный пансионат в Евпатории и, пробыв там только один день, уехал к любимой женщине. Мы провели более четырнадцати дней вместе. Это были незабываемые дни настоящего счастья, наполненные высокими чувствами и любовью. Когда мы расставались, я уже знал, что отныне никогда не смогу жить вдалеке от неё, разменивать настоящее счастье на выполнение долга и ответственности за взятые перед своей семьёй обязательства. Старшие дети, сын и дочка, уже устроили свою личную жизнь, дочь вышла заму, а старший сын учился в Харькове, младший же переживал переходной возраст, ему шёл четырнадцатый год. И я чувствовал всё большую и большую уверенность в праведности стать свободным. В конечном итоге мой уход из семьи не принёс бы никому вреда, скорее пользу. Прекратились бы ежедневные трения и размолвки между женой и мной, и это успокоило бы сына, дало ему возможность жить в спокойной обстановке. Он перестал бы напрягаться каждый раз, когда в доме начиналась ссора и или лёгкий конфликт наших с женой мнений. После моего возвращения из отпуска, мы прожили ещё четыре месяца вместе. В июне месяце, после изматывающего конфликта, я позвонил любимой и сказал, что я готов к окончательному разрыву с семьей и переезду к ней навсегда. Получив одобрение, я немедленно пошёл на приём к начальнику депо.

  - Здравствуйте Александр Николаевич, я пришёл увольняться. На этот раз окончательно и бесповоротно, - сказал я, усевшись в предложенное им кресло.

  - Ты хорошо всё взвесил и обдумал, - спросил он, потирая мочку правого уха. Ведь во второй раз проделать такое как в прошлый раз я не смогу. Ты понимаешь это?

  - Хорошо понимаю. Я не смогу и не позволю себе сделать ошибку снова. Слишком дорогой ценой досталось мне выздоровление, на этот раз я не поставлю вас в неловкое положение. Обещаю!

  - Ну что ж, желаю тебе счастья и удачи. Может, ты поступаешь и правильно. Ведь дом человека не там где лежат его вещи, а там где его любят и ждут. Иди в отдел кадров, я позвоню и попрошу всё сделать быстро, - он вышел из-за стола и протянул мне руку.

  - Спасибо вам за всё..., - я крепко пожал его руку и, пытаясь скрыть от него нахлынувшее на меня волнение, быстро вышел в приёмную.

  * * *

   В этот раз, во время моего уезда в Кривой Рог жена была дома. Не было слышно привычных укоров, претензий и надоедливых нравоучений. Она была спокойной и уравновешенной, помогла мне собрать мою одежду и сложить её в мешки, а когда всё было закончено, сказала:

  - Я проведу тебя на вокзал, ты не будешь возражать?

  Я обернулся на эти слова, посмотрел ей в глаза и, не сумев в них ничего прочесть, согласно кивнул головой. Из дома мы вышли задолго до отправления поезда. До вокзала доехали на маршрутном такси и ещё через пятнадцать минут были у дежурного по вокзалу, где и оставили мою поклажу.

   - Может, посидим в парке до прибытия поезда и поговорим, - предложила она.

  - Наверное, это будет лишним, говорить в последние минуты..., - сказал я, предчувствуя тему предстоящего разговора.

  - Не волнуйся, я не буду тебя отговаривать уезжать и пытаться оставить дома. Я не буду тебя напрягать перед дорогой, успокойся, пожалуйста.

  - Ну, хорошо, пойдём в парк, если так, - я чувствовал внутреннее волнение и неуверенность и изо всех сил старался прогнать их от себя

  Усевшись на парковую скамью, мы долго сидели молча. Вокруг сновали прогуливающиеся люди, был слышен смех играющих невдалеке детей.

  - Я хочу попросить тебя об одной вещи, - нарушила она молчание.

  Я повернул к ней голову и спросил:

  - Что ты имеешь в виду?

  - Пообещай мне, что если у тебя не сложиться там, - она махнула рукой в сторону вокзала, - ты обязательно вернешься назад, и не будешь влачить в чужом краю жалкое существование.

  - Я не знаю, как в действительности сложиться в дальнейшем моя жизнь, но уверен в том, что у нас с тобой нет будущего. Да ты и сама должна понимать или хотя бы чувствовать это, ты ведь умная женщина.

  Она на минуту замолчала, а затем тихо сказала:

  - Ты никогда не будешь счастлив без меня и рано или поздно обязательно вернёшься. Но сегодня, - она сделала длинную паузу и ещё тише продолжила. - Сегодня я отпускаю тебя, - затем она поднялась со скамьи и, не оглядываясь, пошла к выходу из парка.

   В этот раз, после погрузки в заднюю кабину электровоза, меня стало рвать на куски почти сразу. Я задыхался и никак не мог успокоиться. Какая-то сила толкала меня на то, чтобы взять и выгрузить поклажу назад на перрон и остаться в родном городе. С силой прикусив губы, и закрыв глаза, я ждал спасительного гудка машиниста и отправления поезда. И вот электровоз качнулся и стал набирать скорость. Я открыл глаза и увидел проплывающие мимо знакомые здания, стоящие на обработке грузовые поезда и копошащихся у вагонов работников вагонного хозяйства. Жуткая тоска сдавила моё сердце, ещё миг и я, наверное, выбросил бы свою поклажу и выпрыгнул из локомотива, но в этот момент ожила локомотивная связь и громкий голос из динамика, вырвал меня из охватившего отчаяния. Выехав за пределы станции, поезд, набрав, разрешённую на перегоне скорость, стал выстукивать знакомую мелодию на стыках рельсов, двигаясь мимо микрорайонов города с одной стороны и частного сектора поселений, с другой. Когда поезд вырвался за пределы родного города и за окном кабины поплыли виды зелёных насаждений лесопосадок и полей, я почувствовал как волнение и тоска покидают меня, и я обретаю спокойствие и уверенность.