Не успеваю я в первый раз в жизни обрадоваться, что Кейн где-то рядом, он тут же сваливает из комнаты. Редженс вместе с другими присутствующими как раз поглощен выбором фильмов, которые им демонстрирует женщина вся увитая бусами. Они кстати все вместе на вид кажутся вполне себе тяжелыми, но она без видимых усилий держит осанку и похожа на изящную статуэтку. Отведя взгляд я привстаю, готовясь совершить очередную попытку побега, но как на зло передо мной на диван бухается подружка Кейна с бокалом в руках, из которого при ее приземлении выплескивается пенная жидкость. Она презрительно кривит пухлые губы.

— А почему ты не красишься? Тебе этот ублюдок не разрешает? — спрашивает она, смачно икнув. Рискну предположить, что под ублюдком она подразумевает человека, которого она недавно облобызала чуть ли не с головы до ног.

— Нет, ему все равно, — пытаюсь сдержать нервную улыбку, которая здесь совсем не к месту, и нервно кошусь на выход.

— А что у тебя с волосами? — девушка тянется к моей расхлябанной косе, а я пытаюсь удержать ее бокал от выплескивания мне на грудь. — Он что совсем не дает тебе денег на салон? — она презрительно хмыкает. — Он такой жадный, скажи? Попросишь о чем-нибудь и получишь очередную подлянку.

Теперь уже хмыкаю я. Про подлянку согласна, а денег у меня по милости Кейна целая куча. Я еще те, что он мне перечислил не потратила и половины, а мне уже и зарплату выплатили, которую он вообще-то как мой шинард мог бы и отобрать.

Так и не успеваю отвязаться от этого странного разговора, как в комнате снова появляется предмет нашего обсуждения. С гаденькой ухмылочкой он запирает злополучную дверь за собой. Обернувшись, на сколько мне позволила коса, все еще находящаяся в липких пальцах собеседницы, вижу, как в противоположном конце зала дверь также блокируют. Чувствуется, что мирный отдых подходит к концу.

И без того не слишком яркое освещение делается еще более интимным. Телевизоры переключаются с музыки на фильмы. Кейн подойдя к дивану, тащит свою подружку к себе и она с готовностью запрыгивает на него в буквальном смысле этого слова. Редженс берет пульт от телевизора, который находится ближе к нам и начинает перематывать фильм, останавливается на том моменте, где действующие лица уже полностью голые и с упоением и полной отдачей занимаются в таком виде друг другом. У меня просто глаза на лоб лезут. Похожие сцены в фильмах я уже видела, но не в таких же подробностях!

Собственно, на других телевизорах показывают примерно то же. Присутствующие же в зале с грехом пополам разбиваются на пары и, постепенно разоблачаясь, приступают к тем же действиям, что и герои на экранах. Всеобщему настроению не поддается только спящая на диване девушка, все также мирно похрапывающая, перекрывая этим и стоны, и вздохи. Вообще-то мне казалось, что подобным занятиям люди предаются наедине друг с другом, а не всем табуном, обеспечив себе только подобие приватности запертыми дверями огромного зала. Но, очевидно, в этом плане я также обладаю неверной информацией. Впрочем, наблюдать за людьми в такой ситуации мне крайне неловко, так что я уплываю с дивана на пол, откуда ни мне ничего не видно, ни меня не видать.

Некоторое время жду, когда все закончится, но люди в зале как-то умудряются затянуть процесс. Возможно просто делают несколько подходов как в спортзале. Несколько раз я все же порываюсь расширить рамки своего образования, но все же слишком неловко. Стащив со стола колоду карт, в итоге раскладываю на полу пасьянс.

После того, как страсти все же улеглись, вечеринка шестидесятого уровня продолжается, хоть и менее активно. Люди уходят и возвращаются, музыка то играет, то нет. Храпящая девушка просыпается и ее по-тихому уводят прочь. Продолжая, сидя на полу, играться с картами, стибренными со стола, голосов Редженса и Кейна я уже давно не слышу и, когда ко мне снова подбирается тот мужчина — третий из их компании — его уже никто не прогоняет. Впрочем, он просто предлагает поиграть в приставку, на что я с радостью соглашаюсь, не смотря на то, что он очень пьян и едва попадает пальцами по кнопкам джойстика. При этом ему кажется, что он дико крут и у него все суперски выходит, хотя управляемая им гоночная машинка давно съехала с трассы и наматывает круги вокруг одного и того же дерева. Но, это не важно, раз он получает удовольствие. Я тоже, играя в такую штуку в первый раз. Особенно круто дрифтовать на поворотах. Тьма, теперь ясно как люди умудряются проводить за экраном целые часы и не замечать времени! Я даже то, что мой партнер по игре окончательно вырубился, замечаю всего лишь за секунду до того, как вырубается свет!

Вместе с отключением электричества, замолкают и телевизоры, таким образом вокруг становится очень тихо и непроглядно темно. Продолжая держать в руках бесполезный теперь джойстик от приставки, пытаюсь уловить хоть какие-то признаки того, что мы со спящим мужиком в зале не одни. Вспомнив, что в кармане у меня лежит мой маленький фонарик, засвечиваю его и поднимаюсь с пола.

Помещение, хотя мне наверняка просто с испугу так кажется, начинает быстро остывать. Рядом со мной на диване, запрокинув голову, застыл тот мужчина. В тусклом свете фонарика он кажется мертвым. Это последние, что я вижу, прежде чем в фонарике садится батарейка.

Снова оказавшись в кромешной тьме, я со страхом представляю очередную ночь в промозглом холоде. Мы конечно застряли во внутреннем помещении, но шестидесятый уровень, по идее, ночью может остыть еще сильнее, чем тридцать пятый. А как переносят холод вусмерть пьяные люди? Никаких пледов или еще чего подобного я в зале не видела, можно даже не пытаться искать. Журналы видела, ими его что ль прикрыть? Закидать всем, что есть, устроив берлогу.

К счастью, воплотить в жизнь эту эксцентричную идею я не успеваю. Пока на ощупь двигаюсь по залу к ближайшему столу, замечаю появившийся в коридоре за открытой дверью луч фонаря, не в пример мощнее моего. Ну, первое мое поползновение, конечно же рухнуть на пол и заползти за мебель, как будто я тут нелегально. Вспомнив, что это была не моя идея, сюда забраться, встаю обратно во весь рост, прикрываясь рукой от тут же ударившего в глаза света.

— Мышь, вот ты куда заползла! Вечно тебя искать приходится, — недовольно ворчит Кейн.

Вот зараза!

Пока я выражаю свое недовольство сердитым выражением лица, которое в темноте все равно никто не увидит, офицеры разглядывают своего откинувшегося на спинку дивана приятеля. В свете фонаря Кейна он выглядит чуть менее мертвым.

— Подержи, — Кейн протягивает этот фонарь в сторону, видимо, я должна подойти и забрать его. Ладно, с ним веселее.

Не сговариваясь как и раньше, офицеры подхватывают недвижное тело за руки за ноги и без видимого напряжения, не смотря на увесистую комплекцию своей ноши, тащат к выходу. И делают это они весьма споро, так что мне за ними приходится чуть ли не бежать. Все вместе залетаем в очередной коридор, по-видимому тот самый, через который я могла бы несколько часов назад пробраться к шлюзу и вовремя смыться наружу, если б не вездесущий когда не надо Кейн.

Офицеры останавливаются у дверей, и мой шинард командует:

— Открывай, — таким тоном как будто я их сильно задерживаю.

Спешно обогнув мужчин, освещаю номер над считывателем возле двери, убеждаясь, что это действительно апартаменты Кейна, хотя и так догадаться можно было бы. Открываю их своей картой, и офицеры вносят свою добычу внутрь.

— Не смотри тут по сторонам особо, — предупреждает Кейн через плечо. Но у меня и без этого не было желания тут особо что-то рассматривать.

Часть зала в котором мы оказались занимает большая кровать, совершенно бесполезная в условиях Муравейника. Она покрыта сбившейся простыней, а вокруг валяются очень любопытные предметы. Не совсем уверена что это такое. С потолочных крюков свисают непонятные конструкции из ремней и цепей. У стены возле ниши, в которую офицеры потащили тело, один над другим стоят большие аквариумы, но без воды и рыбок. Один частично наполнен песком и камнями, другой зеленью и ветками, так что это получается террариумы, которых я раньше не видела никогда. Из живности я успеваю заметить только черного паука величиной с ладонь.