Максим с улыбкой наблюдал, как Хозяева полдня пытаются научить своих рабов правильно разговаривать: «Да, госпожа» или «Что прикажете, господин?» и опускать глаза в пол. Первые распоряжения были связаны с утренним туалетом: нести полотенце, мыло, пасту и щетку.

Потом была порция факультативных занятий. Кто-то шел играть в волейбол к речке, кто-то — на актерские тренинги к месту ночного костра. Дежурные готовили завтрак на всех, им помогали рабы, которых хозяева сдали в аренду, не придумав им других дел.

Завтракали все вместе, в обед, долго и медленно. Рабы кормили с ложечки своих хозяев, а добрые люди точно так же ухаживали за Слепыми. Потом убирали со стола, и все шли на общий обязательный тренинг в духе тех, что Максим проводит на половом воспитании: имитация жизненных ситуаций, уроки общения.

В разгар дня становится особенно жарко. На открытой солнцу поляне молодежь изображает кораблекрушение. Как каждый поведет себя в экстремальной ситуации? Время ограничено, вы скоро утоните: у Максима Викторовича секундомер. Это, конечно, не по-настоящему, но уже в этой придуманной ситуации видно, кто паникует, а кто пытается найти решение.

Свободное время. Кто-то выясняет отношения, кто-то заигрывает с Максимом Викторовичем, кто-то сплетничает, а Немые с удивлением обнаруживают, что и без них этот мир продолжает существовать, как обычно! Девочки с удовольствием подходят поближе к Максиму Викторовичу: он нравится им еще больше, когда в джинсах и майке, а не в деловом костюме. Его даже можно как бы невзначай попытаться обнять, проходя мимо, или слегка подвинуть его, когда он якобы мешает. Вообще, такие прикосновения кажутся девчонкам большим риском. Максим Викторович ни разу в жизни вслух не запрещал это делать, но они почему-то и сами боятся.

Вечером поужинали, поиграли в волейбол и сели у костра на вечерний сбор. Вот тут и полились бурные впечатления. Максим мягко руководил и давал высказаться каждому.

Говорил один из Немых:

— Когда ты выключаешься из общения и просто наблюдаешь, начинаешь замечать, как много лишнего говорят люди.

А другой ему вторил:

— Я услышал одну фразу, с которой не был согласен. Если бы я ответил, была бы неслабая словесная драчка. А может, и не только словесная. Но я сегодня Немой, молчал и чувствовал себя мудрым. Типа я избежал конфликта.

А Слепая девочка призналась:

— Я сильно нервничала первое время. Одну-две минуты воспринимала все, как игру, но потом серьезно испугалась. Когда перестаешь видеть, кажется, что теряешь контроль над ситуацией. Не знаю, как другим Слепым, а ко мне Максим Викторович подошел и сказал: «Расслабься. Вокруг тебя есть люди. И есть звуки и запахи. Доверься миру». И было странно: меня кто-то отвел на обед — незнакомый голос, не из нашего класса. Я сидела на скамейке и ничего не видела, только слушала. Но при этом участвовала в обсуждении, высказывала свое мнение. В общем, в итоге, мне кажется, я смогла жить, как обычно.

— А мне показалась, — поддерживал ее Слепой парень, — что я заново узнал всех одноклассников, причем узнал совсем по-другому. Иначе воспринимал их голоса, интонации. А еще мне было трудно принимать помощь от других. Как-то унизительно просить, чтобы меня отвели в туалет… Но хорошо, что друзья всегда рядом.

Ругательница с улыбкой делилась:

— Я столько возмущалась, что мне еще долго не захочется повторять те слова! И я сильно удивлена, что умею так много говорить. Мне не понравилось быть в центре внимания в таком контексте. Я понимала, что выгляжу занудой, у которой полно претензий. Но с другой стороны, я побыла врединой, и мне как-то полегчало.

— А я, — вполне по теме встала Комплиментщица, — поняла, что не всегда могу найти слова, чтобы сказать, как я чем-то довольна. В жизни я бы промолчала, так легче. Проще всего было восхищаться, например, вкусной кашей, а сложнее всего — сказать что-то личное в глаза человеку. Но было безумно приятно, когда люди улыбались в ответ. И новым для меня было то, что обычно я большую часть времени думаю о себе, как любой человек, а тут пришлось целый день следить за другими, замечая в них все самое лучшее.

Хозяев и Рабов Максим оставил напоследок, предполагая, что это будут самые долгие рассказы.

— Мне было трудно научиться повторять «то, госпожа, сё, госпожа». Но когда получил пару ударов хворостиной по попе, обучение пошло быстрее, — Сережка рассмеялся и взглянул на Маринку. — А когда днем стало жарко, и она приказала раздеть ее… Блин, я чуть с ума не сошел! Жаль, что дальше куртки дело не двинулось. А вообще, понравилось. Она вся такая Госпожа, а без меня голодной останется! И наверно я мазохист, но розги — это рулез.

— Я долго думала, чем бы его нагрузить, — рассказывала сама Маринка. — И поначалу был страх, что он не станет меня слушаться, подымет восстание рабов… А высечь его хворостиной я решилась не сразу, хотя хотелось. Я приказала ему сделать мне массаж, и это было классно!

— О, спасибо, Мариночка! — кокетничал Сережка. — Повторим как-нибудь?

— И всего-то? — удивилась Таня, которая была рабыней у Олега. — Мой хозяин требовал называть его «Барин». Он заставлял меня петь ему песни, массаж тоже делать, я ему ноги мыла! Наверно, ему это было приятно…

— Еще как! — раздалось со стороны скромного в обычной жизни парня.

— Потом он приказал мне стоять, как статуя, позу сам мне придал, а сам сидел и смотрел на меня, как на скульптуру в музее. Долго это было, я устала, сказала ему об этом, а он мне «молчать!» и — веткой по заднице. Потом он не разрешил мне пойти на тренинг, а потом заставил готовить ему персональные бутерброды. А еще налил в блюдце масла, положил туда хлебный шарик и приказал носить это блюдце одной рукой так, чтобы шарик не соскальзывал! А он реально скользкий был! Я два часа это блюдце таскала! Придумал мне занятие, блин…

— Тебе не понравилась эта роль? — задавал Максим Викторович наводящие вопросы. — Олег был плохим Хозяином? Что ты чувствовала? Что-то новое для себя открыла?

— Ну, Олег был хорошим хозяином. По крайней мере, со своей задачей он справился отлично. Вон, раб-Сережка постоянно без дела маялся, а мне Олег всегда какие-то поручения придумывал. И в принципе, пожалел меня, когда я сказала, что устала. Побил веткой, но разрешил отдохнуть. А насчет впечатлений — прикольно! В жизни мы часто суетимся, постоянно должны делать выбор, решать. А тут все было просто: никаких сомнений, никаких переживаний, колебаний, противоречий. За тебя принимают решения. Это даже большая свобода, чем в реальной жизни, Вы меня понимаете?

— Отсутствие ответственности, правильно? — уточнил Максим.

— Да, точно!

— Олег, а твои впечатления?

— Я к ней привязался, — тихо признался Олег. — Она для меня стала как бы частью меня, как рука или нога. Может быть, даже влюбился, посмотрим.

Максиму уже давно кажется, что Олег — потенциально хороший любовник. Уж мальчишек-то своих Макс знает досконально, ведь ведет у них воспитание со всеми сопутствующими откровенными беседами. Редко встретишь подростка, тем более мальчишку, с такими развитыми чувственными установками. Олег не просто любит и умеет испытывать физическое удовольствие — уж это-то умеют все пацаны! — Олег умеет наслаждаться и нефизическими аспектами межполовых отношений. Смотреть на девочку (не голую!), как на произведение искусства… И при всех, не стесняясь, сказать, что он к ней привязался! Он уверен в себе, и Максиму почему-то кажется, что Олег уже прекрасно знает, как заполучить любую девчонку в свое безраздельное пользование.

А другие Рабы удивленно рассказывали, что пошатнулся их закоренелый эгоизм, что они научились принимать жизнь, как данность, и как следствие — не чувствовать холода, не злиться на комаров. И что в состоянии раба они неуязвимы: их нельзя обидеть, нельзя чего-то лишить — ведь у них ничего и нет.

Обсуждение прошедшего дня закончилось анекдотами и песнями под гитару. Максим с облегчением ушел спать: позади второй день пребывания в лагере, и ничего плохого не случилось. Осталось еще пять. Деревянные доски пола поскрипывают от осторожных шагов Анжелы и Ани. Шушукаются. Собираются ложиться спать и стесняются раздеться. Прошлой ночью все были уставшие и спали прямо в одежде, а сегодня, освоившись, хотят чувствовать себя, как дома. «Как думаешь, можно?» — «А если проснется?»…