Профессор Лейнсборо, узнав об этом, лишь чуть-чуть приподняла брови.

– Какова главная основа стабильности системы? – невозмутимо вопросила она кипящих возмущением студентов.

– Многообразие! – тут же откликнулась Патрисия. Ей как старосте приходилось быть на лекциях особенно внимательной.

– Правильно, – подтвердила её куратор. – Вот и действуйте.

За следующую неделю под окнами навигаторов выросли целые джунгли: стрекочущие, стрекающие, сочащиеся ядовитой влагой и удушающими парами. Математики не оставались в долгу. Точный расчёт (произведённый под руководством непогрешимого профессора) позволял им безошибочно находить наиболее уязвимые места биосистем. Сосредоточив усилия на нескольких точечных ударах, они достигли впечатляющих результатов, причинив изрядные разрушения во внутренних оранжерейных садах гидропоников. Весь Университет с замиранием сердца следил за разворачивающимся на глазах сражением двух систем и мировоззрений. Неизвестно, во что бы вылилось это противостояние, если бы однажды Лоридейль Лейнсборо не подозвала к себе старосту своей группы.

– Скажите, Патрисия, что это за молодой человек, с которым вы так эмоционально… кхм… дискутировали намедни в коридоре? Уж не староста ли навигаторов?

Девушка состроила гримасу презрительного отвращения и подтвердила:

– Да, это Чарльз Торвин.

Золотоволосая женщина сидела, облокотившись локтями о широкий преподавательский стол, и внимательно рассматривала взъерошенную от возмущения девушку.

– Он вам нравится, верно?

Патрисия вылупилась на неё так, будто была не девушкой, а совой.

– Э-э-э… что?

– Вы находите его привлекательным молодым человеком, – перефразировала женщина.

– Он редкий хам. Как все эти навигаторы!

– Я спрашивала вас не об этом. Впрочем, можете не отвечать, если не хотите. Я могу пол ёжика визуально определить. Брачные игры гуманоидов для меня даже не повод для дискуссии. Вообще я не стала бы вмешиваться в ваши сердечные дела, однако в сложившейся ситуации… вы понимаете, что вы, ввиду вашего статуса, становитесь уязвимым узлом системы? Если он об этом узнает…

Патрисия выглядела растерянной.

– И… что же мне делать?

– Зависит от того, чего вы планируете достичь, – пожала плечами профессор Лейнсборо, - Можете оставить пост старосты и спокойно строить личную жизнь по своему усмотрению. Мне бы этого, конечно, не хотелось, меня устраивает, как вы справляетесь со своими обязанностями. Или вы можете… переиграть ситуацию.

– В смысле переиграть?

– Добейтесь от него взаимности, и мы вернёмся к нашему статус кво.

– А… – девушка выглядела совершенно смущённой, – как же мне это сделать?

Женщина только вздохнула.

– Подумайте о нём не как о молодом человеке, а как о инопланетной биологической системе, которую вам нужно окультурить. Что надо сделать в первую очередь?

– Произвести видеонаблюдение, запустить зонды, взять образцы почвы… – машинально начала перечислять девушка и вдруг радостно воскликнула. – А! Я поняла! Надо собрать информацию!

– Бинго, – произнесла невозмутимая профессор, опуская голову и возвращаясь к разложенным на столе графикам всхожести. – Идите, выполняйте.

Через несколько дней, листая папку с собранным компроматом, профессор Лейнсборо с некоторой иронией отметила про себя, что староста навигаторов оказался типичным «ботаником». Характер нордический, твёрдый. В связях с противоположным полом не замечен. Восторженными взглядами удостаивает только своего куратора. Ходит за ним, как верный оруженосец. Аналитические способности – высокие. Профессор Эрлинг даже предложил ему индивидуальную тему для исследования.

– А вот это интересно, – улыбнулась биологичка, вынимая из папки фотографию, снятую микрокамерой, установленной на мухе-шпионе. Фотография изображала кусок ноги исследуемого объекта и ровный участок песка, густо испещрённый формулами. Было видно, что их многократно затирали – земля была рыхлой. – Это и есть его индивидуальная тема?

– Да – универсальный метод решения дифференциального уравнения третьего порядка.

– Что ж, с этим и будем работать в первую очередь. Как у вас с математикой, Патрисия?

– Эм… ну, не так хорошо, как у него.

Женщина хмыкнула.

– Я тоже не профессор Эрлинг, конечно. Но этого молодого человека на пару нам разделать, думаю, под силу.

В очередной раз вся четвёрка столкнулась в узком коридоре. Двое могли разминуться тут свободно и старосты юркнули каждый за спину своего завкафа. Чарльз при этом украдкой послал Патрисии воздушный поцелуй, а она погрозила ему пальцем и с ужасом скосила глаза на профессора математики. Волновалась она, правда, напрасно. Северин Эрлинг сейчас не заметил бы, даже если бы земля разверзлась у него перед ногами. Он сверлил взглядом золотоволосую женщину, стоявшую, уперев руки в бока и вздёрнув подбородок, и смотревшую на высокого мужчину снизу вверх.

Стояли они так долго. Пока, наконец, профессор биологии ядовито не произнесла:

– Профессор Эрлинг, я, конечно, понимаю, что математикам свойственно впадать в прострацию в самой неудобной для окружающих точке времени и пространства, но не будете ли вы столь любезны, чтобы дать мне всё-таки пройти?

Он молча посторонился. Северин сделал над собой усилие, чтобы не посмотреть вслед невозмутимо удаляющейся женщине. Зубы его при этом крепко сжались.

С сияющими глазами юноша положил перед своим руководителем стопку бумаги. Внимательно изучив предложенный материал, профессор Эрлинг поднял на старосту навигаторов непроницаемое лицо и сухо произнёс.

– Я очень разочарован в вас, Чарльз.

– Почему? – потрясённо произнёс тот, изменившись в лице.

– Я дал вам эту тему, чтобы вы работали над ней самостоятельно, а не обращались за решением к профессору биологии.

На выразительном лице юноши проступило явное недоумение.

– Профессор Лейнсборо? Я даже не помню, когда в последний раз разговаривал с ней.

Математик пронзил студента пристальным взглядом и произнёс:

– Надеюсь, что так. Ладно. Вы получите новую тему. Только на этот раз… постарайтесь справиться с ней самостоятельно. В крайнем случае, обращайтесь ко мне лично.

– Хорошо, – пожал плечами Торвин без особенного разочарования. Взгляд его был мечтательным и направлен уже отнюдь не на профессора, а за окно, где его уже, должно быть, ждала удивительная девушка…

При появлении профессора математики на кафедре биологии её сотрудники разбежались по углам, как стайка белых мышей. Патрисия Гарвас всё утро хранила упорное молчание, но по её сияюще-победоносному виду можно было заключить, что гидропоники подложили навигаторам очередную свинью, и, судя по ширине улыбки старосты, исключительно крупную.

– Ты можешь объяснить, зачем это сделала? – ещё на ходу вопросил высокий темноволосый мужчина, длинные полы сюртука которого развевались, будто крылья летучей мыши.

– Что именно, профессор Эрлинг? – невозмутимо отозвалась золотоволосая женщина, вставая из-за микроскопа и снимая перчатки. – Кстати, почему вы не надели халат на входе?

Это замечание математик, едва сдерживающий раздражение, проигнорировал.

– Кто дал тебе право вываливать на моего студента всю теорию численных методов исчисления, как кирпич на голову? Ты понимаешь, что он теперь никогда, слышишь! Никогда! Не сможет дойти до неё самостоятельно!

Несколько задетая его резким тоном, она не стала упоминать тот факт, что юноша и так дошёл до всего сам. Ну, практически. При помощи прекрасной музы с факультета гидропоники.

– Ещё одна жертва ради любви, профессор, – с явно слышимой враждебностью ответствовала женщина. – Вам, мужчинам, нравятся такие вещи, не так ли?

При этих словах руки его бессильно опустились. Он стоял, будто облитый ведром воды и смотрел на неё, думая, как это странно, что ещё, кажется вчера, он в такой ситуации только прижал бы её к себе и целовал, пока её взгляд снова не стал бы ласковым и весёлым, а на губах не заиграла бы нежная улыбка. Но теперь… её золотистые локоны вдруг с убийственной отчётливостью наполнили ему другие – слипшиеся от крови. Он вспомнил и тонкие черты лица, так похожие на её собственные, покрытые холодными каплями пота. И глаза совершенно такие же – пронзительно голубые, как у фейри, спокойные и до краёв полные осознания собственной правоты.