– Ну и что?

– Что же ты сделала такого, ведьма? – он уже почти кричал.

Она ненадолго задумалась.

– Например, я похитила это тело у… девушки, имени которой я даже не знаю.

– Мириам Доннел, – произнёс он побелевшими губами.

– Что? – переспросила она.

– Мириам Доннел, так её звали. Дочь пекаря. Так это не ты?

Она покачала головой.

– Я Мелисента. Я же тебе сказала.

Он медленно сел и сжал виски руками.

– Может, ты всё-таки сумасшедшая? И у тебя раздвоение личности?

– О, нет, её личность сразу же погибла, когда появилась я.

Он стоял на специально предназначенном для этого балконе здания Великого Синода. И смотрел, как её сначала заводят на вершину будущего костра. Потом, как её привязывают к столбу. Когда пламя только начало разгораться, она встретилась с ним глазами. И улыбнулась. Ободряюще.

Будто обращённый в камень под взглядом василиска, он простоял так много часов, площадь уже была полностью очищена от прогоревших углей, а он всё надеялся, что у него в ушах, наконец, прекратит звучать вой пламени. Этого всё не происходило. Тогда он закрыл глаза. И увидел её лицо. С выбившейся на лоб непослушной прядкой и лукавыми искорками в глазах. Великий Инквизитор вздохнул с каким-то даже облегчением. Развернувшись, он вошёл в здание Великого Синода, где затянул петлю на балке прямо в Зале Трансцендентных Откровений.

Сначала была темнота. Пламя в ушах бушевать перестало. Просто-напросто не было никаких ушей. Но потом он всё-таки что-то услышал. Её голос. Грустный, как и в тот раз, когда она впервые произнесла эти слова:

– Никогда нельзя открывать дверь самому, она может ударить. Надо чтобы кто-то держал. Это очень важно.

Потом долго опять не было ничего, и снова откуда-то издалека послышался голос. На этот раз незнакомый. Мужской. Приятный.

– Нет-нет, Мелисента. Я не согласен. Всё же, это было ужасно… Как он смог? Я бы никогда…

Голос постепенно затих, будто его источник оказался слишком далеко. А потом раздался снова, чётко и ясно.

– Даже от удушья не мучился, – короткий вздох. – Сразу шею сломал. Ну как так можно, а?

Воздух вдруг ворвался в его лёгкие, причинив острую боль. Одновременно распахнув рот и веки, Арман Ришаль зашёлся хриплым кашлем и сел. Когда его глаза привыкли к полумраку, царившему вокруг, он понял, что находится в собственном родовом склепе.

Прошли годы и годы с тех пор, бывший Великий Инквизитор повидал все семь миров, а планеты… он сам уже перестал их считать. Он не старел и не умирал. Хотя убивали его часто. И нередко, весьма и весьма болезненно. Вот только не сжигали почему-то ни разу. Однажды дело уже к этому шло… когда он убедительно и со всеми неопровержимыми уликами доказал на процессе, где выступал, правда, всего лишь свидетелем, что подсудимая понесла вовсе не от дьявола, а от настоятеля монастыря. Ему даже уже вынесли приговор… но тут вдруг драгоценная статуя святой Мелисенты, главное сокровище и гордость монастыря, встала и направилась прямо к подсудимому. Заклеймив позором настоятеля, она произнесла проникновенную речь о недостойном поведении перед попадавшими ниц монахами, после чего взяла Армана за руку и степенной походкой повела прочь. Он смотрел на неё как заворожённый, а потому за первым же поворотом, где вся степенность слетела с неё, как жёлтый лист под порывом ветра, и она резко дёрнула его за руку, он чуть не упал.

– Быстрее, – шепнула она весело. – Они очухаются скоро.

– Как?.. – задыхался он ни то от бешеного бега, ни то от волнения.

– После, – бросила она, едва обернувшись. – Если кто-то заметит святую Мелисенту верхом на драконе, назидательный эффект будет утрачен.

Дракона оказалось целых два. Тёмно-красные и влажно блестящие, как зёрна граната, они были совсем ещё юны, а потому чешуя их напоминала скорее кожу своей эластичностью и даже какой-то бархатистостью. А ещё там был маленький демон, который как раз закончил прикручивать к хвостовой части одной из рептилий увесистую статую.

– Лермон, зачем она тебе? – рассмеялась женщина.

– Миледи, – насупился демонёнок, – не оставлять же вас таким людям.

– В самом деле, мама, очень удачно, что ты так похожа на эту святую, - сказал темноволосый мальчик лет девяти, сидящий на шее дракона. – Лермон говорит, что на освящённой земле его магия не действует.

– Ещё бы мне не быть на неё похожей, – усмехнулась она. – Её с меня ваяли.

Одним ловким движением она оседлала второго дракона и кивнула священнику:

– Садись сзади и держись за меня.

Когда он устроился, она наклонилась к голове рептилии и произнесла короткую шипящую фразу. Дракончик испустил клубок пара и лизнул её в щёку длинным раздвоенным языком. Оба ящера взмыли ввысь и старательно замаскировались облаками.

– У тебя есть сын… – тихо произнёс бывший инквизитор.

– Вылитый отец, – с нежностью ответила она и похвасталась, притронувшись к пока ничего не предвещавшему животу. - Скоро второй родится.

Он молчал. Наконец, полёт драконов стал ровнее и размереннее – они летели уже достаточно высоко, чтобы их нельзя было заметить.

– Йоханн слишком жестоко поступил с тобой, – сказала она, не оборачиваясь. – Да и я, признаться, тоже…

– Ты?

Её голос прозвучал виновато.

– Я была совсем ещё девчонкой. Взбалмошной и импульсивной… и ничего ещё не знала. Магический способ путешествия между мирами разработал только мой муж, сравнительно недавно… А тогда, чтобы попасть из одного в другой без непосредственного участия бога, нужно было умереть. Я думала, что просто умереть будет достаточно, ну и… попала к вам. Когда со всем разобралась, всё просчитала… оказалось, что вернуться я смогу только в том случае, если меня осознанно подвергнет мучительной человек, которому я не безразлична. Расклад так себе. Но ты справился.

– Так ты… использовала меня? – спросил он глухо.

– Да, – просто ответила она и, наконец, обернулась. – Но я не знала, что Йоханн так рассердится…

Она тяжело вздохнула.

– Обычно он куда уравновешенней.

– А почему я? – вдруг заинтересовался он.

– Ты мне понравился, -- пожала она плечами. – Хоть ты и плохой инквизитор.

– Почему это я плохой инквизитор?

– Думаешь много.

Кордолис, 36 г.э. Леам-беат-Шааса

Арман перебирал воспоминания одно за другим… но вдруг понял, что воспоминаний слишком много. А он так и не чувствует жара. Инквизитор опустил глаза. Меч серафима, воткнутый подле него, всё так же пылал. А дрова – нет. На этот раз поражённое молчание, сменившееся ропотом, окутало даже крылатых зрителей.

– Нет, всё-таки чудо, – невозмутимо произнёс Антар. – Как ни крути.

– Что это ещё за фокусы, Бродяга? – Святейший стал заметно утрачивать самообладание.

– Как говорит один мой вассал: час ещё не пробил, – спокойно заявил пленник.

Священник в мгновение ока оказался прямо перед ним.

– Теперь я определяю, когда пробьёт твой час, – прошипел он, схватив мужчину за волосы. – Слышишь, ты, Последний?

Антар гордо вскинул голову, став будто ещё выше ростом, так что пальцы священника разжались.

– Я Антар Эрлинг. Сын Северина и Мелисенты Эрлинг. Ты серьёзно думаешь, что можешь отмерять моё время, Мейкель?

– И у меня есть для этого основания, – Святейший приблизил к нему лицо и прошептал в самое ухо. – Это я приказал сбросить ту бомбу, что убила их.

Лицо пленника не отразило ни ярости, ни злобы. Только лёгкая улыбка скользнула по губам.

– То есть ты думаешь, что вездесущая Ариэль, державшая в своих руках шпионские сети со всех концов света, не знала о готовящейся атаке? Или ты думаешь, что для первого мага семи миров, о благополучии которого пеклись легионы демонов, какая-то атомная бомба представляла реальную угрозу?

– Если всё так, как ты говоришь, – в голосе священника звучало явное недоверие, – тогда почему они позволили себя убить?

– Были причины, – сухо отозвался Антар.

– Ну же, убеди меня.

Привязанный к столбу человек коротко вздохнул.

– После известного инцидента их разница в возрасте стала составлять около пятнадцати лет. Ещё немного, и отец, хоть он и прекрасно сохранился для своего возраста, начал бы дряхлеть… и перестал бы быть для мамы «идеальным мужчиной», каким она всегда его считала. Каким он привык себя видеть в её глазах. Да и в её женском организме неумолимая природа вскоре произвела бы необратимые изменения… Медленная смерть от старости – вот, что ждало их обоих. А так они умерли вместе, мгновенно, сжимая друг друга в объятиях, утомлённые ночью любви.