Мама даже не пытается с ними ругаться, устала, бесполезно это, все рав-но выставят так, будто она наскочила на них, а они святые. И, самое смешное в том, что все этих уродов поддержат. Я ведь говорил - маму здесь не любят, а соответственно, не любят и меня.

Тут протечка была, у нас протёк потолок. Даже лампочка перегорела в коридоре. А Хоббит во дворе визжит пьяный, скачет. «Мы» - вопит – «ни при чём!» Протекло, а эта… ой, бля… бешеная…

Потом уже сынуля приехал. Слышно было, как Хоббит на кухне перед ним тявкал. «Я боялся вниз протечет, будет орать опять» - это его слова.

Бесит, зальют, потом возмущаются, типа, они жертвы.

Чуть поодаль от алкашей стояли бабки.

Ведьмы. Все похожи одна на одну.

Баба Нюра говорила о погоде звенящим голосом. Другая, жирная Викто-ровна, ела семечки и, глядя на скамейку, наклоняла голову к третьей бабке (из нашего подъезда она, как зовут, не знаю) и что-то говорила ей на ухо. Та, прикрыв рот, ей отвечала. После этого обе согласно качали головой, не обра-щая внимания на звонкую бабку, заходившуюся о том, что ветерок холодный, но солнышко, всё равно тепленькое.

Викторовна. Был у нас во дворе Витек такой, сын ее. Здоровый, спор-тивный и все такое, первым женихом считался. Вернулся из армии, машину купил. Женился потом на Марине из соседнего подъезда, она его из армии ждала. Жили они, ребенка завели. А потом этот Витек взял да и забил на-смерть эту Марину, по пьяни. Ему дали семь лет. Ребенка у себя оставили его родители. Самое смешное было, как его защищали – говорили, что эта Марин-ка ему изменяла, ребенок не от него и все такое, короче, хрень полная. Кстати сын растет, ему сейчас по-моему, лет десять, копия папы, и скоро он его уви-дит.

Именно эти твари всякие гадости про людей придумывают. История, как я пьяный шел - их работа, сто процентов, точно вам говорю.

Еще соседка там моя стояла, та, что за стеной моей комнаты живет. Все любит участливо улыбаться всем, а у самой вокруг глаз два огромных черных пятна, как будто от злобы внутренней, стремящейся найти выход. Есть тут у нас белый кот, глаза одного у него нет, так вообще враг номер один для нее. Как увидит, что он у подъезда сидит, так аж орать примется: «Куда идешь? Ты к нам не ходи!!» Тварь, ненавижу ее, тихоня хренова, мама раньше с ней, не то чтобы дружила, а так просто общалась, а теперь перестала, после того случая летом.

Раньше у нашего подъезда много котов собиралось. Мама, да и некото-рые другие, подкармливали их, и никого это не задевало и не напрягало ни-как. Кроме этой твари. Бесит ее это, типа, они тут в подъезде гадят и вся беда только в них.

И приехал к этой суке сынок, он в «Маскве» работает вахтовым методом, на даче помочь. Бабка эта дачу за городом держит, огурцы, помидоры и вся-кое другое говно разводит.

И пропали коты, все дедок ходил, искал, искал их. А потом в подвале ста-ли находить их мертвыми, не затравленными собаками, а просто мертвыми – отравленными. Причем тут эта тварь, спросите вы? Просто незадолго до этого соседка рассказывала маме, что крысы совсем житья на даче не дают, вот приедет сын, привезет отравы современной и все… короче говоря, делайте выводы. Да вот только беда, не все коты перемерли, только три или четыре, остальные живы, здоровы.

А, совсем забыл, тогда пять котов умерло. Ходил тот кот плохо. Сломан-ная лапа у него была, срослась неправильно, видно, у деда-кошатника он жил.

Тот кот, который отравился, не умер, а поносил после всего этого.

Знаете, как с ним поступили наши хорошие люди?

Клоп дал ему по голове и засунул в ведро, любезно предоставленное… думаю, не надо объяснять кем. Артур это ведро закрыл демонстративно и Клоп его на помойку снес.

Это было посреди бела дня, посреди проклятого дня, прямо во дворе.

Не знаю, был ли жив еще этот кот или нет.

… а они за это пузырь получили, вот.

Не знаю, как поступил бы я, если бы это увидел вживую, не знаю. Так го-ворили.

Но – факт - кота этого никто больше не видел.

Ненавижу их всех.

Почему-то плохое хорошо запоминается, в отличие от хорошего. А, мо-жет, хорошего и нет вовсе, поэтому оно и не запоминается, не знаю.

Знаю только одно - если на все это смотреть, не отрываясь, можно сойти с ума.

Но, знаете, со временем привыкаешь и смотришь на все это обычными глазами, будто все так, как и должно быть. И никакого сумасшествия. Ничего вообще. Тоска одна.

Настроения читать не было. Хуже нет читать без настроения - ничего не понимаешь, но все равно читаешь. Только бесить начинает. Вот как на тот момент не лезло ничего в голову. Только Санек этот.

Есть еще и компьютер у меня, тем более, стоит он в другой комнате, где окна выходят на другую сторону дома, солнечную. Но там всегда от жары не-чем дышать. Хотя, это лучше, чем слушать вопли с улицы.

Можно время убить играми или ещё чем. В Интернет думал залезть, да передумал. Интернет - это что-то с чем-то.

Большая помойка. Особенно социальные сети.

Хотя, вот.

Помню человечка одного из Ульяновска, не помню. Девчонку, ей пятна-дцать, записано так было. В графе «о чем вы думаете» у нее было – «Куда угодно, только не здесь». Это она о городе своем писала.

Жалко просто, и такая тоска берет! Это ведь, по сути, единственная ре-альная мысль среди остальных статусов была. Вот живет человек и ненавидит все, что с его местом жительством связано.

«Куда угодно, только не здесь», согласен я с ней.

Включил на компе футбол, начал играть. Игра не шла, никак было не со-средоточиться. Даже в другой комнате, было не уйти от того абсурда, творя-щегося на улице. Пьяные возгласы: «Да ну на х…», «Здоровый пацан, не рабо-таешь», «Пшёл на х… отсюда!!», «Е…й в рот», непрерывное чекотание Клопа – с одной стороны, детские крики и причитание бабок с другой - создавали не-переносимую какофонию. 0:2 в пользу «Динамо» - выключил эту чушь.

Опять подошел к окну и посмотрел из-за занавески.

Пара пустых бутылок, стоящих в ряд у скамейки, еще одна в руках ка-муфляжника и еще одна, из которой разливает в пластиковый стакан под-нявшийся с корточек Игорь, с красной, как у клопа рожей, ясно говорили - это надолго, может быть, вообще до темноты.

Весь шум со стороны ревущей скамейки прерывался только в минуты разлива. «Мужики» с видом людей, впавших в гипноз, смотрели за передви-гающимся по кругу пластиковым стаканчиком, наполненным Живительной Силой. Первым начинал лысый дед, бравший стакан из рук Клопа, словно кубок, потом - мужик в камуфляже, Сергеич. И так - по кругу.

Единственный, кто не пил, был дед с клюкой, с интересом беседовавший с громилой.