За тысячи километров от Ирака, в Вашингтоне, компьютер в главном офисе ЦРУ мгновенно обработал электронное письмо лейтенанта Санчез и выдал ответ:

Алан Гонт и Нил Гонт — полевые агенты, в настоящее время работают в зоне военных действий в Ираке. Ищут двух детей под кодовыми именами Джон и Филиппа, которые, как предполагается, участвовали в программе по изготовлению секретного оружия. Просьба оказывать агенту Гонту и агенту Гонту любую помощь, необходимую для успешного выполнения их миссии.

Извлечение из приказа заместителя директора отдела Разведки Как Игры Интеллекта.

Этот текст минутой раньше ввел в базу данных служащий ЦРУ, старый друг Нимрода, получив от него взамен исполнение трех желаний.

Дочитав письмо из ЦРУ, лейтенант Санчез с недоверием уставилась на Джона и Филиппу.

— Хочу заметить, агенты Гонт, что эти дети слишком малы. Вряд ли они способны на то, что вменяется им в вину. По-моему, это самые обычные дети. — Она на мгновение задумалась. — Кроме сокола на плече мальчика. Это немного необычно.

Нил улыбнулся.

— С виду они вполне обычные дети, — согласился он. — Но поверьте, эти два ребенка совсем не обычны. — Он взглянул на Джона. — Давай, мальчик. Покажи тете, что ты умеешь.

Джон кивнул.

— Посмотрите на вон ту кофейную чашку, — сказал он и, ткнув пальцем в кружку на столе лейтенанта, пробормотал: — АППЕНДЭКТОМИЯ.

Зная, что джинн-силы у него немного, он лишь намеревался заставить чашку исчезнуть. Но Джон был утомлен, очень сильно утомлен, так что кружка вместо этого разлетелась вдребезги. Поскольку в ней был кофе, зрелище получилось эффектное. Лейтенант вполне уверилась, что должна беспрекословно помогать Алану и Нилу.

— Ничего себе! — воскликнула она. — Никогда бы не поверила, если бы не увидела это собственными глазами. Вот это детки! Прямо киборги из комиксов.

— Я же говорил! — подхватил Алан. — Это и есть строжайшая государственная тайна. Помните: вы ничего не видели. Этих детей тут никогда не было. И о нас вы никогда не слышали. Понятно? — Он посмотрел на стоявшую у двери девушку-сержанта, которая закивала в ответ.

— Слушаюсь, сэр, — сказала лейтенант Санчез. — Все будет как вы скажете. Готова выполнить любой приказ.

— Хорошо, — сказал Нил. — Сейчас от вас требуется вот что. Выделите нам джип. Нам надо добраться до ресторана «Кебабилон», это недалеко, на выезде из Самарры.

— Слушаюсь, сэр. Однорукого я тоже туда отвозила, — сказала лейтенант. — Он назвался Джалобином. Он-то и приезжал сюда с этим мальчиком дня два назад.

— Профессор Джалобин? Тоже один из них.

— Тогда понятно, почему он может показывать такие фокусы с голосом, — заметила лейтенант Санчез.

— Мадам, это сущие пустяки в сравнении с тем, на что еще он способен! — сказал Алан. — Но предоставьте его нам. Мы разберемся с профессором Джалобином.

В ресторане «Кебабилон» все восприняли как должное, что Джалобин не ест шашлыки, изготовленные госпожой Ламур, троюродной сестрой матери Дария. Мальчик объяснил госпоже Ламур, что по религиозным и диетическим причинам Джалобин должен питаться только пайками, которыми его снабдили на военной базе. Тетушка ахнула.

— Господи, да я бы лучше саранчу ела, чем пихать в себя этот мусор!

Дарий тихонько улыбнулся, вспомнив, как они с Джоном ели саранчу и ее личинки.

— Я бы с удовольствием саранчи поел, — отозвался он, думая, что пайки мистера Джалобина хороши только для тех, кто обожает жевать резину.

Этот паек, или так называемая «пища, готовая к употреблению», сокращенно ПГУ, представляет собой комплексный обед, упакованный в герметичный пластиковый пакет. ПГУ стерильна, как банки с детским питанием, и может храниться до трех лет. Когда Джалобин покидал армейскую военную базу в Самарре, где он с успехом дал чревовещательное представление, ему подарили целый блок из двенадцати ПГУ, за что он был безмерно благодарен — ведь его запасы детского питания пропали еще в начале пути. Он как раз разогревал себе такой паек на беспламенном нагревательном устройстве, когда в ресторан зашел кто-то смутно знакомый. Это была женщина из компании журналистов, которых они встретили по дороге из Аммана. Джалобин вспомнил ее не столько по лицу, сколько по черным кожаным брюкам и жакету.

— Привет, — сказала она, тепло улыбаясь. — Вы не против, если я к вам подсяду?

— Буду рад. — Джалобин указал на фиолетовый пластмассовый стул, стоявший против его собственного.

Женщина села и принюхалась.

— Хорошо пахнет, — заметила она. — Что это?

— Доблестные вояки называют это ПГУ, — сказал Джалобин. — В каждом пайке в среднем тысяча двести пятьдесят калорий, не говоря уже об одной трети из суточной дозы витаминов и минералов, рекомендованной главным военным врачом Соединенных Штатов Америки. Пища легко переваривается и абсолютно стерильна — совсем как речи политиков-краснобаев. Мой желудок, знаете ли, требует очень тонкого обращения, поэтому я не вправе обременять его всякой местной дрянью. Хотите попробовать? У меня тут разные ПГУ есть — на выбор.

— Нет, спасибо, — сказала журналистка.

— Да ладно вам, угощайтесь, — настаивал Джалобин. — Попробуйте, например, заменитель орехового пирожного. Восхитительный вкус.

— Хорошо, уговорили. Давайте попробую.

— Вот это по-нашему! Отважная женщина! Вам бы, пожалуй, и целая порция не помешала, уж очень вы худосочная, милочка.

Джалобин порылся в коробке с ПГУ, где помимо пайков он держал лампу с господином Ракшасом, и извлек заменитель орехового пирожного.

— Вот, милая, лопайте на здоровье, — сказал он.

Журналистка в кожаном костюме вскрыла упаковку и попробовала содержимое.

— Вы абсолютно правы, — сказала она. — Вкус восхитительный. — Она посмотрела на людей, сидевших на другом конце ресторана, под большим портретом улыбающегося Михаэля Шумахера. — А местные не против? Ведь тут все-таки шашлычная. Вам разрешают есть ПГУ и не брать шашлык?

— Они не возражают. — Джалобин покачал головой. — На самом деле здесь очень хороший народ. Очень гостеприимный. Очень добрый. А госпожа Ламур — настоящее сокровище. Готова расстараться для тебя, как для лучшего друга. И если бы не прихоти моего пищеварения, я, разумеется, питался бы как все. Без сомнений. Кстати, я ведь еще плачу им за постой. Я здесь дожидаюсь возвращения моего юного друга. Помните паренька, с которым я сюда ехал?

— Конечно! А куда он отправился?

— Осматривать какие-то развалины, — сказал Джалобин, не сочтя нужным говорить ей правду. — Он интересуется археологией. Его зовут Джон.

— Но это же опасно! Он ведь совсем еще ребенок!

— Этот парень вполне может о себе позаботиться, уверяю вас, мисс… Как, простите, вас величать?

— Монтана Негодий, фотограф.

— Джалобин. — Дворецкий пожал протянутую ему руку. — Гарри Джалобин.

— Возможно, вам встречались мои работы?

— Нет, к сожалению, — сказал Джалобин. — Я читаю исключительно «Дейли телеграф». Вы ведь там не печатаетесь?

— А мальчик уже нашел свою сестру? — неожиданно спросила мисс Негодий.

— Простите, не расслышал… — Джалобин нахмурился.

— Джон сказал, ищет сестру. Она вроде как заблудилась…

— Он так сказал? — Джалобин пожал плечами. — Да, надеюсь, что она тоже скоро появится.

— А вы им кто? Дядя?

— Я состою на службе у их дяди. Я — дворецкий этого джентльмена. В Лондоне.

— Ну и дела, я никогда еще не встречала настоящего дворецкого! — Мисс Негодий нервно засмеялась. — Я могу вас сфотографировать, сэр?

— Пожалуйста, душа моя, снимайте, если угодно. Хотя я ума не приложу, для чего вам фотография одинокого однорукого страдальца.

— Вы слишком скромны, мистер Джалобин, — сказала мисс Негодий. — На самом деле вы такой представительный мужчина. А ваш британский акцент просто чудо! — Она раскрыла кофр с камерами, выбрала аппарат и начала снимать.