Они приблизились к ямам, где вымачивали коноплю. По проселочной дороге прогуливался Шандор Чипке в расшитом тюльпанами сюре и нарядной шляпе. Он прикинулся, будто случайно обернулся на стук телеги, хотя по земле гул идет, когда скачут знаменитые кони Яноша Гейи.

Но до коней ли сейчас Яношу!.. Испытующим взором впивается он в лицо жены. Вы только посмотрите, как горят ее глаза, как томно скользят они по стройной фигуре парня, какой долгий, ласковый взгляд бросает она ему украдкой!

И… Ой, уронила, нет больше белой мальвы на ее груди! Рука Яноша все слабей и слабей натягивает поводья… Как вихрь, что гонит по небу облака, стремительно мчатся рысаки Яноша Гейи. Это уж больше и не кони: в безумной скачке они как бы слились в одно черное крыло, которое летит… летит… Даже не крыло, а будто сама разъяренная смерть!

— Боже милостивый, помогите! Ой, да придержи ты вожжи! — взвизгнула Клара Вер. — Ведь тут пропасть, а там обрыв и пучина!

— А, пропадай все пропадом, с тобой вместе!!

— Держи поводья, держи, мой дорогой, муж мой!..

Янош и впрямь придержал коней, но лишь затем, чтобы развязать на вожжах узел. Сделав это, он прищелкнул языком и гикнул на коней страшным голосом:

— Гей, Тюндер! Раро!

И швырнул отвязанные концы между Бокрошем и Вилламом…

1881

Перевод Г. Лейбутина 

Я начну свой рассказ с того дня, когда в Бодоке звонили в колокола, чтобы разогнать грозовые тучи. У бедного звонаря Йошки Чури кровавые волдыри вздулись на ладонях, пока ему удалось, наконец, отвести от села черный гнев господен, что гроза понапрасну старалась украсить узкими алыми ленточками молний.

Все в природе было преисполнено ожидания предстоящего божьего визита. Проснувшиеся в клетках гуси хлопали крыльями, словно собираясь взлететь, и гоготали; гнулись и трещали деревья, ветер взметал пыль на дорогах, злобно подбрасывая ее вверх. Желтый петух тетушки Чеке очутился на крыше дома и принялся оттуда отчаянно кукарекать, в стойлах тревожно ржали лошади, а посреди дворов тесно сгрудились объятые страхом овцы.

Но колоколу, который величаво гудел сквозь громыханье бури, удалось одолеть надвигавшуюся беду. Дело обошлось всего лишь небольшим дождиком, который оказался скорей даже на пользу, чем во вред. Пшеничные нивы и молодая кукуруза, которые только что клонились долу и будто бежали вдаль, гонимые порывами ветра, теперь выпрямились и гордо застыли. Небо понемногу прояснилось. Только бурные воды вздувшегося Бадя, с ревом мчавшиеся вдоль огородов, свидетельствовали о том, что в Майорноке и Чолто — селах, расположенных выше в горах, прошел сильный ливень, может быть, даже с градом.

Ну, если на этот раз речушка не выйдет из берегов и не затопит Бодок, словно сусличью норку, значит, все-таки совсем неплохо принадлежать к католической вере, когда остальные деревни окрест исповедуют лютеранство.

Берег Бадя оживился: повсюду замелькали лопаты, мотыги. Старый Пал Шош даже багор притащил. Крестьяне принялись рыть канавки, чтобы вода стекала по ним с огородов прямо в реку. Только не вздумала бы она вернуться обратно, да еще с подкреплением!

Мутный речной поток подмывал берег, поросший густым лозняком, срывая с деревьев не только листву, но и кору. То и дело с берега обрушивались большие глыбы земли и как будто таяли в волнах. Надо было ожидать, что к утру деревню еще тесней опояшет кружево извилистого берега и зубцы его будут вырезаны заново.

Река несла бревна, двери, соломенные кровли, оконные ставни, корыта и множество всякой домашней утвари. (По-видимому, где-то смыло водой целые дома.) А вон плывет копна сена, за ней пенистые волны мчат какой-то четырехугольный чурбан.

Но вот луна осветила этот странный предмет. Да это же вовсе не чурбан, а разрисованный тюльпанами сундук. А на его крышке — ну и чудеса! — смирнехонько сидит малюсенький барашек!

Так и есть, самый настоящий барашек! Сейчас сундук прибило ветром совсем близко к берегу, и со двора Яноша Тота-Нэрени было хорошо видно, как бедняжка, подогнув под себя задние ножки, передними старается удержаться на крышке сундука. Шерстка у барашка шелковистая, сам он весь беленький, только на спине два черных пятнышка, а на шее — красная лента. Видно, кто-то очень любил этого барашка!

И с таким терпением и спокойствием путешествовал барашек на своем колыхающемся с боку на бок суденышке, будто отправился в плаванье по собственной охоте. Если он и блеял порой, то, верно, лишь оттого, что был голоден. А между тем он мог бы, пожалуй, и закусить, если б только сундуку удалось догнать плывущую впереди копну сена. Ведь она совсем близко» вон огибает овин тетушки Пери! Вперед, старый сундук, догоняй ее!

Люди на берегу все глаза проглядели, ждали, что сундук с барашком снова покажется, стоит ему только доплыть до излучины реки. Да только так ничего и не дождались: то ли темнота его поглотила, то ли на полпути выудил багром Пал Шош. Как бы там ни было, к утру все выяснится.

Однако почтенный Шош уверял, что хоть он и был на берегу, но никакого сундука и в глаза не видел. Что ж, не видел — значит, так оно и есть. Ведь это утверждает богатый, всеми уважаемый человек, который нынче потому только от должности помощника сельского старосты отказался, что рассчитывает в будущем году, коли жив будет, не помощником, а самим старостой стать.

И все-таки… Странно как-то получается: на верхнем конце деревни все видели, а на нижнем конце ни один человек не приметил ни сундука, ни ягненка. И обрываются следы как раз возле огорода Пала Шоша.

Ох, сколько же на свете злых языков, если в одном этом селе их нашлось не меньше сотни! Во время молебна, вместо того чтобы благодарить бога, что пощадил их село, принялись люди обсуждать случай с барашком, перемывать косточки соседу, отрываясь от этого занятия лишь для того, чтобы послюнявить пальцы и перелистнуть страницу молитвенника.

Бросили грязное подозрение на почтенного Шоша. Мол, кроме него, некому было выловить из воды сундук! Ну, да ладно! Бог-то, он все видит и так этого дела не оставит! Сколько веревочке не виться, а кончику быть… Сыщется пропажа, как ни таись!

И каких только слухов не передавали из уст в уста! Ума не приложишь, кто это все выдумывает! Говорили, будто сундук доверху был набит старинными серебряными талерами. Некоторые даже точно называли их количество.

Но как ни говори, а вполне может статься, что и у старого Шоша рыльце в пушку! Недаром же побывавший в Бодоке гозонский скорняк Дёрдь Мочик, который, между прочим, выпить не дурак, все заговаривает про то, что не будь у него рот на замке, мог бы, мол, кое-что порассказать… Вот и пойди тут разберись!

Только насчет серебряных талеров все это, конечно, одна пустая болтовня.

Теперь-то нам уж доподлинно известно, что в сундуке том не было и гроша завалящего. А лежало в нем приданое известной майорнокской красавицы Агнеш Бало: три перкалевых юбки — одна широкая, из четвертного материала, — шесть полушалков, две косынки, безрукавка с серебряными застежками, десять батистовых блузок, да еще ментик, да сапожки на рантах — совсем новые, даже и подковки на них не успели еще набить. Бедняжка Агнеш Бало: все-то ее богатство было в этом сундучке!

Половодье способно порой разрушить не только халупку полевого сторожа, но и чью-нибудь свадьбу. Без хорошего наряда к алтарю не пойдешь, кому хочется выставлять себя на посмешище! У бедняжки Агнеш все давным-давно было приготовлено к свадьбе, хотя зарабатывать ей свое приданое пришлось тяжелым батрацким трудом: по одной вещичке все собирала. Свадьбу намечали на осень, в праздник винограда, так, по крайней мере, заявил в прошлую субботу сам жених. А теперь — если она и будет когда-нибудь, то не скоро.

Представляете, какое горе захлестнуло бы дом Михая Бало, если б сам-то этот дом уцелел. Да только семья Бало именно потому и горевала, что хатенку их захлестнула буйной волной разбушевавшаяся речка и унесла с собой. От горя Агнеш выплакала свои ясные очи, и где уж было ей утешать бедную маленькую Боришку, у которой пропал ее любимый барашек — белый, с двумя черными пятнышками на спине. Девочка любила играть с ягненочком и, не желая расставаться с ним даже на ночь, укладывала его спать рядом с собой. Злая речка Бадь затопила также и луг. Да теперь уже все равно, некому на нем щипать травку, нет больше милого барашка.