Хозяйка быстро вернулась с вином — осаждаемый со всех сторон хозяин не успел возразить гостям, да теперь уж и не дал им отвечать, а обратился к жене;

— Ты из какой бочки брала?

— Из двухмерной.

— Ладно, но на мои поминки откупорь, женушка, ту, что рядом стоит. Я, когда доливал ее, заметил, что вино портиться начинает. Вот его и надо выпить на моих поминках, Кришка.

В этой простой спокойной покорности судьбе была не только осмотрительная забота венгерского хозяина, распространяющаяся и на то, что будет после его смерти, но одновременно заключался и отрицательный ответ на все уговоры.

Бирли это понял и начал натягивать перчатки.

— Все бесполезно.

— У меня есть одна идея, — прошептала барыня. — Подождите!

Она выскользнула во двор, чтобы разыскать детей Гала; через несколько минут они ворвались в дом с ревом и визгом, причем каждый сжимал в пятерне серебряную монету.

— Не умирайте, отец, не умирайте!

Маленькая Боришка, хорошенькое светловолосое существо, умоляюще сложила ручки:

— Позвольте отрезать вам руку, батюшка!

— Позвольте! Позвольте! — требовали мальчишки с чумазыми мордочками, которых барыня сманила с тутового дерева.

Старик улыбнулся, и в этой насильственно выжатой улыбке проглянул его добрый нрав.

— Ишь чего захотели, пострелята. Думаете, я левой рукой не смог бы вас пороть. Смог бы! Не было б вам от этого никакой пользы, — добавил он с кроткой грустью.

Но ребятишки почти и не слышали его ответа, ибо жена Гала проворно отыскала в углу веник, завидев который они врассыпную бросились из комнаты, только пятки засверкали.

Тут уж и барыня отказалась от надежды на операцию.

— Вы правы, Бирли. Все напрасно. Пойдемте.

— А теперь у меня возникла идея, — шепнул Бирли. Он вызвал из комнаты нотариуса.

— Есть здесь в деревне какая-нибудь старая сплетница?

— Э! Да тут других-то и нет.

— Но кто все же самая большая сплетница?

— В бабьем племени все на это мастерицы, — отвечал сельский нотариус, — но, пожалуй, самая знаменитая из них жена Базара Матяша — «Желтая Белка».

— Почему ее зовут Желтой Белкой?

— Лицо у нее такое, словно у белки. И желтое, как утиные лапы… а душа еще желтей — от зависти.

— Далеко она живет? Прошу вас, проводите меня к ней, пока запрягают.

Сельский нотариус засмеялся.

— Охотно. Она живет по соседству, в третьем отсюда доме. Может, господин профессор хочет жениться? Желтая Белка — известная сводня.

— Сводня?

— Ну да. Деревенская сваха.

— Хорошее ремесло! Мне это как раз и нужно. Но сначала я попрошу жену Гала, чтоб запрягали.

— Это она охотно сделает.

— Видимо, так.

Во дворе франтоватый парень в шляпе со страусовым пером поил у колоды лошадей. Бурли узнал его, это был кучер, который привез его со станции. Впрочем, кучера всегда можно узнать по страусовому перу, другие его не носят; пастуху полагается ковыль на шляпу, батраку — роза, леснику — журавлиное перо.

— Как вас зовут? — спросил профессор у парня.

Тот посмотрел на него с недоумением, потом оглянулся, но не увидел никого, к кому относилось бы это «вы».

— Как ваше имя, друг мой?

— Мое? Пали Надь.

— Вы кучер?

— Ясное дело.

— Так вот. Пали Надь, скажите хозяйке, что я хочу уехать, и запрягайте. А вы, дорогой господин нотариус, будьте любезны, отведите меня на минутку к Желтой Белке.

Желтая Белка жила через два дома от Галов. Нотариус потянул привязанную к воротам веревку, похожую на поросячий хвост, и они тотчас же очутились перед Желтой Белкой, которая трепала на дворе коноплю.

— Этот господин из Будапешта хочет с вами потолковать, тетушка Ребек!

Тощая, высокая старуха, лицом действительно напоминавшая белку, послюнявила пальцы и принялась прилеплять свисающие кудерьки к вискам: ей тоже хотелось быть покрасивее. И она была женщина.

— Говорите, слушаю.

— Только с глазу на глаз.

— Так ведь у меня и у самой два глаза имеется.

— Ого! Да у вас, тетушка Ребек, пожалуй, все сто глаз, а не два, — заметил нотариус.

Эта учтивость ей, видимо, польстила, потому что некое подобие улыбки пробежало по ее изрезанному морщинами лицу.

— Что вижу, то вижу, — ответила она с некоторой гордостью, — но многое и от меня скрывает плащ феи Амилены. Бог запрятал великие тайны в травы, деревья и людские сердца. А я их собираю да складываю — вот и вся моя наука.

— Вот я и хотел бы выведать кое-какие тайны, — сказал доктор.

— Идемте за мной!

Ведьма ввела его в дом, в котором была лишь одна комната. У стен в корзинках сидели на яйцах куры и гусыни, встретившие гостя оглушительным кудахтаньем и гоготаньем. На печи булькало в горшках какое-то варево, издававшее удивительный аромат; чуткий нос врача сразу уловил запах шалфея. С потолочной балки свисали большие пучки сухих трав и растений, употребляемых для изготовления различных зелий — и для приворота и для порчи; в стенной нише над сундуком, разрисованным тюльпанами, висели, как паприка, нанизанные на шнурок сушеные ящерицы и скелетный лягушек.

Тетушка Ребек обтерла передником стул и пригласила доктора сесть.

— Так чего же вы хотите? — спросила она.

Доктор вынул из кармана два серебряных форинта и протянул их тетушке Ребек.

— Я пришел за правдивым словом.

— Вот как? — полунасмешливо, полуудивленно произнесла ведьма. — Значит, вам не надо ни шалфея, ни сушеных ящериц, чтоб зашить их в шов рубашки, вам понадобилось правдивое слово. Значит, правдивое слово приходится уже покупать за деньги, так? Ладно. Вы получите правдивое слово.

Гадко ухмыльнувшись, она позвенела в ладони серебряными форинтами.

— Гм. На этот товар пока не находилось покупателя. До сих пор у меня в лавочке только на любовь спрос был. Но ничего, я и правдивое слово продам. Чего вы хотите?

— Приглянулась мне в вашей деревне одна особа, и я хочу, чтобы она меня полюбила.

Старуха всплеснула руками и запричитала:

— Ох ты. Это и впрямь задача! Вас полюбить-то? Ведь вы, голубок, на пугало огородное смахиваете. Хотели правды, вот я правду и сказала!

Бирли улыбнулся:

— Отлично, тетушка Ребек, я доволен: возможно, это и правда, но я не пожалел бы денег, шелков, драгоценностей, — ведь я богат.

Тетушка Ребек задумалась.

— В конце концов каждую розу можно сорвать, — сказала она. — Кто ж эта особа?

— Жена Яноша Гала. Старая ведьма расхохоталась:

— Эту нельзя. Красивая женщина, видная, а все-таки нельзя.

— Но ведь вы сами сказали, что каждую розу можно сорвать.

— Только не ту, что уже к другому в стакан попала. Именно это и хотел знать Бирли, для этого он сюда пришел.

— Кто ж этот другой? — жадно спросил он.

— Красавчик кучер Пали Надь.

— Значит, между ними любовь?

— Она-то наверняка его любит, приходила в мою лавку за любовным зельем.

— Что вы ей дали?

— Вьюнок прошлогодний, растертый в порошок, чтоб в питье намешала.

— А Янош Гал подозревает что-нибудь? Тетушка Ребек пожала плечами.

— Янош Гал — умный человек, но где мужском мудрости с женской хитростью тягаться!

Узнав все Бирли поспешил покинуть ведьму. Да и пора уже было возвращаться: на дворе Гала нетерпеливо переминалась в упряжке пара гнедых. Коляска стояла у сеней, и Пали Надь, озорно посмеиваясь и самодовольно покручивая усы, неторопливо с кем-то разговаривал, то сдвигая на затылок, то нахлобучивая ни самые глаза шляпу со страусовым пером.

— Не угостите ли лепешкой, красавица хозяюшка?

— Проваливай, озорник, пускай тебе их корчмарка Чиллаг печет. Знаю ведь, что ты там останавливаешься коней поить, поддразнивал кучера из сеней свежий, звонкий голос. (Ей-богу, это был голос жены Гала!)

— Если и останавливаюсь, — отвечал парень, — так только коней напоить.

— Ишь ты, а сам не пьешь?

— У нее вино кислое, будто уксус.

— Зато поцелуй, говорят, сладок, как мед.