— Что это вы там собираетесь делать? — грубо спросил он, заметив, что Кэрол направилась к шторам с явным намерением их открыть.

— Хочу впустить в вашу спальню свет, воздух и солнце, — весело оповестила хозяина Кэрол и не думая понижать голос.

Клод начал раздраженно бурчать:

— Не нужен мне никакой воздух и солнце тоже ни к чему. Я хочу спать. Убирайтесь отсюда, да поживее, не то я вас просто поколочу!

— Это я знаю, мистер Бэрримор. Это вы уже говорили бедной миссис Вандемус, — беззаботно промолвила Кэрол, раздвигая шторы.

Яркий и теплый свет позднего октябрьского утра тотчас залил спальню. Когда же девушка открыла форточку, в комнату ворвались трели птиц.

Клод Бэрримор зарылся головой под подушку.

— Вы что, с ума сошли? Вы же знаете, что я этого не переношу. Утром я хочу побыть один и требую, чтобы меня будили постепенно.

— Сегодня у вас нет на это времени, — в голосе Кэрол прозвучала беспощадность. Она сорвала подушку с головы Клода и подоткнула ее ему под бок. Сделав это, она поставила поднос с завтраком на ночной столик. — Ешьте, сегодня вам понадобятся силы. Сейчас придет массажист, потом портной…

— Портной? Это еще зачем?

— Вы что, забыли, что заказали новый смокинг? Портной снимет мерку и тотчас же уйдет.

— Очень на это надеюсь, — проворчал Клод без всякой радости, разбивая вареное яйцо.

Глядя сейчас на Бэрримора, трудно было представить, что вчера на торжествах по поводу блистательной премьеры он предстал перед публикой очаровательным кумиром, пользующимся, кроме всего прочего, бешеным успехом у женщин. Куда только подевался весь его шарм?

Клод слыл неотразимым сердцеедом. Жаль только, Кэрол не приходилось наблюдать его в этом качестве.

Она за все время работы видела его только по утрам, «после того». Эти утренние пробуждения являли собой, по меньшей мере, грустное зрелище: Бэрримор ненавидел не только солнечный свет и громкие звуки — он ненавидел всех, кто в это время попадался ему под руку.

Утро начиналось обычно встречей с бессловесной миссис Стеллой Вандемус и заканчивалось посещением массажиста, до смерти напуганного мрачным настроением Клода Бэрримора.

Мало всех этих неприятностей — так сегодня еще пожалует портной!

На тумбочке зазвонил телефон, и Кэрол взяла трубку.

— Квартира Бэрримора!

Она нисколько не удивилась, услышав в трубке женский голос.

— Это мисс Пичем, — сказала она, обращаясь к Клоду.

Тот равнодушно пожал плечами.

— Пичем? Кто это такая? Я ее не знаю.

Кэрол возмутилась до глубины души.

— Нет, вы отлично знаете мисс Пичем! Это же Кэтрин Пичем — сопрано из «Метрополитен-опера».

— Ах, она! Чего она хочет?

— Она говорит, что ей надо непременно с вами поговорить, — смело ответила Кэрол.

Клод сделал неопределенное движение рукой.

— Только не сейчас! Скажите, что меня нет. Я умер, умер как раз в тот момент, когда затрезвонил этот проклятый телефон.

Кэрол только покачала головой и поднесла трубку ко рту.

— Вы слушаете, мисс Пичем? Мистер Бэрримор сейчас занят с массажистом. Он позвонит вам позже, всего хорошего.

Клод, услышав эти слова, гневно сверкнул глазами.

— Кто сказал, что я собираюсь ей звонить? Я даже не помышлял об этом. Я эту даму просто не перевариваю.

— А на прошлой неделе вы собирались на ней жениться, — напомнила Кэрол патрону. Достав из шкафа домашний халат, она повесила его на спинку стула. — Но, как я понимаю, мисс Пичем не захотела выходить за вас замуж.

— Именно поэтому я ее и не перевариваю, — буркнул Клод. Он снова повалился в постель и прикрыл глаза.

— Господи, ну почему каждое утро повторяется это неслыханное мучение? Почему нельзя оставить меня в покое и позволить спать столько, сколько я хочу? Опять эта враждебная жизнь, опять эта необходимость зарабатывать хлеб насущный…

— Сегодня утром вы необычайно поэтичны, — изумилась Кэрол. — Это отрывок из вашей новой роли? Кстати, вам неплохо бы принять душ, а то скоро придет массажист.

— Вы меня вечно терзаете, — жалобно проговорил Клод и вылез наконец из постели.

— Должен же кто-то это делать, — дружески ответила Кэрол. — Вы целых два дня не уставали повторять, что я удивительно хорошо подхожу для роли мучительницы.

С этими словами Кэрол покинула спальню молодого актера.

В коридоре она столкнулась со Стеллой Вандемус, которая воззрилась на Кэрол с нескрываемым удивлением.

— Как это вам опять удалось извлечь его из постели, и он при этом ничем в вас не запустил? Это просто смешно, но, как только я утром захожу в его спальню, он моментально швыряет в меня или пепельницей, или ботинком, или чем-нибудь еще, что под руку попадется.

— Такая уж у него особенность, — усмехнулась Кэрол и прошла в свой маленький кабинет.

Там она уселась за пишущую машинку, разобрала почту, включила диктофон и перепечатала пару писем, позвонила в несколько мест и рассортировала пришедшие за прошедший день послания — весьма, между прочим, многочисленные.

Да, она уже целую неделю с восьми до двенадцати работает у Клода Бэрримора, артиста, и благодарить за эту работу должна Вайолет. Подруга не успокоилась и подыскала-таки Кэрол еще одну работу на полдня. Вот уж поистине — не было ни гроша, да вдруг алтын!

Клод Бэрримор был не только очаровашкой, он обожал, когда его любили. Почта от поклонников была подобна лавине, в которой он с удовольствием купался. Он не утомлялся, слушая, какой он даровитый, какой великий актер и какое блестящее будущее его ожидает.

Кэрол работала у него уже неделю, но ни разу не видела его на сцене. Она появилась у Бэрримора как раз в тот момент, когда он искал на полдня человека, который бы разбирал для него почту, — как и говорила Вайолет. Однако со временем Кэрол стала мастером на все руки.

Для Клода это было само собой разумеющимся делом. Он беспредельно, хотя и беззлобно, терроризировал Кэрол и миссис Вандемус, беспрерывно крича, придираясь и одновременно утверждая, что не сможет без них обойтись. Впрочем, такое поведение вскоре перестало шокировать Кэрол.

Клод Бэрримор был нервным, экстравагантным человеком искусства, словно сошедшим со страниц книги об актере. Самовлюбленность и эгоизм мешали ему испытывать истинные, неподдельные чувства. Он часто театрально убеждал всех, что до беспамятства влюбился и собирается жениться. Однако до этого еще ни разу не дошло, как в случае с Кэтрин Пичем.

Буквально два дня назад весь Нью-Йорк гудел от новости — вот-вот состоится свадьба и что же?.. Мисс Пичем отворачивается от Клода, оставляя его мучиться от одиночества.

Как раз в этот момент в кабинет вошел Бэрримор. Кэрол, не поворачивая головы, продолжала сосредоточенно строчить на пишущей машинке. Клод заглянул через ее плечо, потом взял стул, придвинул его к рабочему столу и принялся читать письма. Через некоторое время он одним движением отмел всю корреспонденцию в сторону и глубоко вздохнул.

— Когда я читаю все это, меня не покидает ощущение, что я все-таки потрясающий мужчина. Женщины меня любят. Они хотят со мной встречаться, хотят за меня замуж, хотят меня любить. Да что там — они просто готовы на меня молиться.

— Наверно, им просто некому больше излить свои чувства. Они оттачивают на вас свое очарование.

Клод насторожился. Он был высок и худощав — не из тех мужчин, которые после определенного возраста начинают толстеть, как на дрожжах. Он был слишком красив, чтобы его можно было воспринимать как серьезного актера. Узкое выразительное лицо микеланджелевского ангела, рыжеватые волосы, которые на солнце сверкали, как пламя костра. Добавьте к этому глаза цвета светлого янтаря, и вы получите полный портрет Клода Бэрримора или, точнее сказать, почти полный, так как самыми красивыми были его изящные руки, способные свести с ума любую женщину.

Возможно, как утверждал по его поводу журнал «Лук», это был последний великий обольститель, последний кабальеро, джентльмен, которого все любят и на которого никто не обижается за ветреность и непостоянство. Очень точная характеристика.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: