— Да лежи ты и не дергайся! Моим тараканам до твоих далеко, не переживай, тебя они не догонят и жилплощадь не займут.

— Галя, — укоризненно протянул демон. А кудрявый уже заглотил и эту фразовую оплошность:

— Мои тараканы? У меня тараканы?! Заразила Гана, а теперь и меня!

— Куст! — я поймала вырвавшегося малютку, — возьми себя в руки! Иначе посажу в саду и сделаю декоративную стрижку! Понял?

Мои слова возымели действие, зелен увеличился, затем еще чуть-чуть, затем еще, в конечном счете на моих руках оказался злой огромный Вестерион с вздыбленными шипами на загривке.

— Что ты сказала? — прогремел он.

— То, что сказала, я могу повторить. — Сбросила зелена с рук и стукнула его кулачком в бок. — Не истери. Ты уже вернулся. Жив и относительно здоров. Но, если хочешь, я могу взять тебя с собой.

— Нет.

— Шикарно! Теперь греби к Глицинии.

— Что?

— Греби, говорю, пока не огреб. — Реакция у зелена мгновенная, увеличился и зашипел. А демон, наоборот, к руке моей прикоснулся и тихо спрашивает:

— Что случилось?

— Нам бы для начала поесть и про десерт не забыть, наполнить пространство твоими огоньками и, может быть, расскажу.

— Все так серьезно? — моя кислая улыбка подтвердила его слова, и Себастьян кивнул. — Сейчас все обсудим, только сразу скажи, ты Темного Повелителя увидеть хочешь до этого или после?

— После. — Призналась я. — Вначале вам пожалуюсь, насколько я в этом мире маленькая и беззащитная букашка, потом ему.

— Беззащитная?! Это ты — беззащитная? — рассмеялись они, и даже слизень начал весело похрюкивать, а потом и попискивать.

И как это называется? Я им тут душу решила излить, поплакаться на судьбу свою несчастную, а они ржут, в прямом смысле слова, и в мое несчастье не верят. Руки в боки и с укором: — Да, я. А что?

Их смешки усилились, в итоге отдышавшийся зелен предложил: — Посидим в моей палате

— Лучше у Шпунько, — внес поправку Себастьян.

— Обед будет подан через минуту, — сообщил Жакоромородот и растворился в воде.

— И выпивку не забудь. — Полетело ему вслед.

— Я не поняла! Вы меня в дальнюю дорогу отправлять будете или высшую лигу КВН проводить? Вообще-то у нормальных людей, проводы иначе организовываются.

— А мы не люди! — грянули они в один голос, и повели меня праздновать — возможную безвременную кончину Гали Гари.

После того как мы плотно поели и умяли сладкое, веселое трио: зелен, демон и инкуб — молча меня выслушали, и единогласно постановили: Галя умница!

И не то чтобы неприятно, а все же другая история из жизни вспомнилась, когда я в универе пошла нашу группу с пар отпрашивать. Точнее как пошла… послали меня, как последнего посла со словами: «Галя справится, она же умница!». Логическую цепочку между первым соображением и вторым умозаключением представить сложно, но это не помешало мне оказаться перед дверьми кафедры с двумя бутылками шампанского и закусью. Дело было на Новый Год, так что три кило мандарин лежали рядом — у ног, в ожидании, когда же я рискну постучать и войти, или просто войти, или просто постучать и позорно скрыться за углом. Потому что «подкидышей» из рук в руки не передают и от кого они не сообщают…

Но как же, оставить и не сообщить? Ведь нам с группой нужно на двое суток скрыться без объяснения причин и обстоятельств, слишком простых, для того чтобы их пояснять. И я была бы решительней, не наступи в кабинете странная тишина, чельдовски ему не свойственная. Потоптавшись перед дверьми еще минуту, в итоге постучала и вошла. От увиденного уронила мандарины, но стеклянную тару удержала. Там были не просто наши преподаватели с кафедры, а все преподавательское собрание во главе с деканом и ее замом.

Деканша — человек вредный, депрессивный и истеричный. Отделение, в которое входит наша группа, терпеть не может. К сожалению, ее нетерпимость распространяется на всех студентов СКД и с каждым годом прогрессирует. Меня она терпеть не может с «пеленок» за наглость и своеволие. Так что можно было бы сказать, что своим явлением ученому собранию я подписала приговор группе. Но тут был и наш любимый замдекана кафедры! Прелесть, а не мужчина. В общем — золотой, озорной юморист, к которому я шла с неловким предложением отложить его пары и замолвить словечко перед другими преподавателями за нас.

— И-из-звините…

— Что это значит? — Алла Владимировна вспыхнула как факел.

— Отступные. — Пролепетала я, запоздало поняв, что только что ляпнула.

— Что?!

От вопля все вздрогнули, в том числе и Ефим Гаврилович, поспешивший мне помочь со сбором мандаринового урожая. Золотой-то с ней часто работает плечом к плечу, должен был бы уже привыкнуть, а нет, грянула деканша так, что мандарины вновь украсили пол оранжевыми шарами. Посмотрев с укором на меня, он дал указание:

— Ври, я поддержу.

— Отступные. — Пробормотала я невнятно. — Мы же массовики-затейники, под Новый Год должны были провести практические работы…

А дальше, что сказать? Смотрю на Гавриловича, он на мандарины. Тоже мне, поддержка!

— И парочку даже провели. — Добавила я неуверенно.

— Два дня назад, — подтвердил наш золотой, гордо добавив, — на ура!

— И причем здесь это… к спиртному, которое принесла Гаря?!

— А при том, что… — замдекана завис, зато отвисла я и использовала любимую присказку Аллы Владимировны.

— Не на: «ура — было здорово!» А на: «ура — все закончилось!» — шмыгнув носом, указала рукой на «откуп» и произнесла следующее. — Это отступные от двух детских садиков. Они от наших услуг открестились.

— Что?! — глухой вопрос Гавриловича, который лично видел, как наши студенты на бис выходили трижды после каждого утренника, потонул в восклицании деканши: — Я так и знала!

Раз она — так и знала, то я знаю, что за наказание сейчас последует.

— Гаря! — имя мое она ненавидела больше меня, — чтобы в этих садиках вы помимо утренников провели дополнительные вечера до конца этой недели!

— К-как?! — перепуганное восклицание получилось отвратным, но моя интонация ее не насторожила. — До 31 два дня осталось, а у нас еще…

— Две пары со мной и четыре с Ниной Николаевной и три с Фоминым Дмитрием. — Подсказал наш золотой.

— Оставите на следующий год, — отмахнулась довольная Владимировна, а и утренники, и вечера в этом проведете.

— Н-но…

— Без «но». Откуп оставляешь тут и оповести своих массовиков. — Я обиженно и раздосадовано взглянула на золотого, и ее реакция не заставила себя ждать, — Ефим Гаврилович, проследите. Мы вас подождем.

Я, конечно, Галя, я умница, я выкрутилась…, но мне потом пришлось составлять программки для вечеров и отчитываться. Эти обязанности были делегированы послу за невыполнение 100 % обязательств.

И вот теперь смотрю на веселое трио и понимаю, история повторяется. И договариваться буду сама, и отдуваться за договор. Посидела с ними чуть-чуть и пошла прощаться с Нардо. Он хотя бы слушает и не прерывает, как Донато, диким криком: «Ату!». Пришла к нему, на купол оперлась, говорю: — Привет.

От улыбки, которую послал мне соня, все словно бы растаяло, и я неожиданно оказалась рядом. Подплыла, крепко обняла неподвижного чельда, и, уткнувшись в его грудь, начала на жизнь свою жаловаться. Устроила несчастному черногривому двадцать минут беспрерывного нытья, пока повторяться не начала. А с повторами еще десять минут потратила на остаточные восклицания. От такого другие бы в кому повторно впали, а он приобнял мягко и губами моих волос коснулся:

— Галочка, у чури ничего не ешь.

И прежде чем погрузиться в новый долгий сон, чмокнул первое, что под «руки» его попалось — мой нос, потому что я от удивления к нему лицо подняла. И настолько обрадовалась всплеску чельдового сознания, что меня от него отрывали, как оголодавшую пиявку от вкусного ужина. И мало того что оторвали, из купола выдернули, так еще и в коридор выдворили. Гады крабовидные!

— Знаешь, кого ты мне напомнила? — улыбнулась императрица Глициния, когда я гневно обещала нахалов в панцирях послать куда подальше.

— Кого? — на секунду отвлеклась, а ловцы быстренько смылись, поймав неизвестное течение за окном палаты.

— Вурдалака из Ритри.

— Чем же? — стираю давно растворившиеся слезы счастья и грустно спрашиваю, — если присосется, то его не оторвать?