Вот зря я маме не верила, когда она о своей свадьбе говорила. И зря я с ней спорила, совершенно зря! Хотя, услышь его другие, они бы со мной согласились, потому что ее рассказ был приблизительно следующим:
«Когда я спустилась к твоему папе по ступенькам, он нежно взял меня за руку и сказал, что я самая красивая на свете, мир подернулся белым туманом».
Обычно на этом моменте я, сгорая от любопытства, спрашивала: «И ты больше ничего не видела?»
«Нет, — вздыхая, отвечает мама, и со смешком добавляет, — до того, как он меня поцеловал, в поле зрения еще попадали лица родных и близких, я даже разбирала, что они говорят. А вот после… его трепетных объятий я видела только счастливые глаза и сияющую улыбку самого близкого человека. Не очнулась даже тогда, когда нас объявили мужем и женой».
Тут я снова встревала со своей любознательностью:
«Почему? Неужели туман от счастья был таким плотным?»
«Нет. Но твой отец каждые пять минут возобновлял его чарующую густоту».
Вот зря я ей не верила, очень даже зря.
Сейчас стою перед зеркалом в комнате любимого чельдяки в белом подвенечном платье, глаза горят, щеки алеют, губы пунцовые, в голове ни одной нормальной мыслишки нет, все словно в тумане. И туман явно не собирается исчезнуть. А самое страшное, из всей церемонии я помню лишь, как спросила, где мне переодеться, а потом, потянувшись к Нардо, ответила: «Да».
Все! Остального как не бывало. И вообще ощущение, что сейчас он войдет в комнату, возьмет меня за руку и поведет венчаться. Вот только кольцо с бесподобной серебряной вязью и крупным камнем отчетливо говорит, о том, что все было, а я ничего не заметила вплоть до того момента, когда чельд, извинившись, попросил его в спальне подождать.
— Не усни. — Попросил он нежно.
— Не дождешься. — Ответила тогда я. Если бы он и тогда потянулся за поцелуем, я бы наверняка забыла и это, и сейчас задавалась лишь одни вопросом: «где он?»
— Кстати, а почему он задерживается? — возмутилась я вслух и сняла перчатки. Подумав о том, что ему будет приятнее снять свадебное платье, а не ночнушку, прилегла на кровать. Для возлежания выбрала, на мой взгляд, самую соблазнительную позу, когда из высокого разреза платья выглядывает полусогнутая ножка, а в вырезе платья хорошо просматривается ложбинка груди. Попутно замечаю, что если он не явится через пять минут, я нарушу свое обещание и сладко засну.
В этот момент раздался осторожный стук в двери:
— Войдите. — Разрешила я грудным голосом.
Но вместо страстно ожидаемого черногривого красавца в спальню вошел седовласый.
— Только не говори, что ты решил еще раз со мной попытать счастья.
— Не скажу. — Шпунько прикрыл за собой двери и прошел к самой кровати. — Красиво лежишь.
— Спасибо, стараюсь.
— Я понял, что стараешься. От такого вида слюнки текут.
— Где текут? — нескромно поинтересовалась я. Он не ответил и перевел тему, сверкнув синими глазками.
— Спина еще не затекла от такого изгиба?
— Нет, она тренированная. Так, давай ближе к делу, говори, зачем пришел.
— Передать вот это, — он положил передо мной маленькую синюю коробочку. — Оберег.
— Для чего оберег?
— От нападений уберегает. — Улыбнулся Шпунько и опять с интересом уставился на мою спину. — Точно не болит?
Это он меня сейчас к светской беседе склоняет или просто полюбоваться явился?
— Точно-точно… так и зачем еще ты пришел?
Инкуб переступил с одной ноги на другую и, в конечном счете, сел на пол возле меня. Возникает вопрос, а почему не на кровать? Или у Нардо тут сигнализация на явку чужого?
— За поясом. — Тихо ответил инкуб.
— За поясом по карате? А я таким не владею.
— За поясом чести, если позволишь, поэтому и принес взамен не менее сильный оберег. — Он кивнул в сторону коробочки.
— Это что же, для рыбки Тиото ты решил приобрести пояс, бывший в употреблении? — прищурилась я.
— Ты не понимаешь. Твой работает во всех мирах. То есть, его обладательница выдержит любую осаду по собственной воле, а так же против нее.
Я задумалась: — то есть, взбреди мне в голову кого-нибудь осчастливить собой, отдаться я бы не смогла?
— Ты бы убила этого счастливца.
— Спасибо за пояснения. Так, назревает первый семейный скандал, — уверенно заявила я, — и где мой чельдяка?
— Помяни черта, он и явится! — предложил Шпунько, откинув волосы со лба.
И как по заказу: двери с грохотом вылетели с петель, декоративная лепнина с когтями и крыльями по бокам проема незамедлительно осыпалась, вслед за ней раскрошилась и рухнула каменная кладка стены. И в образовавшемся десятиметровом разломе стоит он, мой Нардо, красавец, каких поискать, глаза синие взбешенные, челюсти сжаты, плечи напряжены, в одной руке знакомый кнут, в другой ручка от двери с обломком дерева.
— Что ты тут делаешь? — от его рыка не только спина, все мое тело покрылось мурашками. А инкуб так вообще вздрогнул. Ух, какой у меня чельдяка гневный и грозный.
— Вообще-то, я спать ложусь. И без мужа, кстати.
— Не ты. Он?! — супруг переступил через разрушения на входе, выбросил дверную ручку и медленно пошел к нам.
Ну как над таким не подшутить? Не удержалась, выдала следующее:
— А он ждет, когда ты пояс чести сниме…
— Что?!
Вот смотрю на него, и понять не могу, зачем переспрашивает, явно же услышал все дословно. Иначе как объяснить, что загоревшись синим пламенем, он подлетел к инкубу и, оторвав его с пола всего одной рукой, начал душить.
— Чельд! — ругнулась я. — Отелло в деле! Он пояс хочет рыбке своей подарить!
Задыхающийся Шпунько тут же оказался на полу.
— Для рыбок свои пояса есть! — сообщил синеглазый брюня.
— Я тоже так думала, но представляешь, мой пояс может работать даже против воли его обладательницы.
Он ничего не ответил, помог подняться все еще красному инкубу и строго спросил, зачем он здесь.
— С предложением мена.
Синяя коробочка оказалась в руках Нардо, и, заглянув в нее, чельд остался довольным:
— Спасибо за подарок. Пояс пришлю почтой.
— Благодарю, доброй ночи.
По хлопку чельда инкуб Шпунько исчез из спальни. Разрушенная стена мгновенно восстановилась, массивные двери стали на место и плавно закрылись. Лавовые светильники потухли, и в комнате, погрузившейся в непроглядную темноту, помимо ярко синих глаз Нардо, зажглись маленькие белые огоньки.
— Ммм, романтика в полном наборе, — я откинулась на подушки со смешком, — а шампанское будет?
— Будет. — Пообещал чельд, прикоснувшись к моим стопам теплыми руками, он присел рядом. — И шоколад, и клубника…
Далее в пространстве нежно зазвенели колокольчики, из стен к супружескому ложу потянулись полупрозрачные изогнутые ветви деревьев. И, когда руки моего игривого мягко поднялись от стоп к коленам, а его горячее дыхание коснулось бедра, ветви зацвели сотнями розочек и с потолка медленно посыпались белые лепестки с дурманящим запахом.
— Ой, мамочки…
— Нравится? — руки чельда погладили открытое разрезом бедро и плавно переместились на талию.
— Шутишь, это великолепно, — я подалась к нему навстречу за поцелуем.
— Это еще не все, — ответил он, захватывая мои губы в плен и страстно прижимая к себе горячими руками.
Дыхание сбилось.
Пока я тонула в муже без остатка, ощущая, как сотни тысяч звездочек загораются во мне и трепещут от каждого его прикосновения, спальня приобрела нежилой вид. К тому моменту, когда он опустил меня на подушки и приник губами к шее, супружеское ложе почти полностью сравнялось с полом или же это белые лепестки засыпали пространство своим бархатом. В просвете меж ветвей появилось небо такое же синее, как глаза Нардо. Справа из стен, проросших зеленой травой, забил источник. Он спускается меж зеленых порогов, чтобы, вильнув в белоснежном пространстве комнаты, фонтаном забить в левом углу. В бисеринках его воды появилась первая насыщенная цветами радуга, а у основания водного чуда расцвели кувшинки.
— Отвлекаешься, — заметил он чуть хрипящим голосом.
— Хочешь, чтобы я сконцентрировалась только на тебе, выруби свет и отключи музыку. — Парировала я с улыбкой. — А еще не забудь про кляп и наручники…
— Поэкспериментируем в другой раз, — усмехнулся он, воспользовавшись своим природным «кляпом». Поцелуй получился горячим и подавляющим волю. Никогда не любила захватчиков, но этот индивид черногривый вел тактичное и упоительно нежное покорение. Я выгнулась, застонав, и притянула его ближе.