— Попытаем, — ответил Егор.

— Так, так. Прокладывайте новые тропки, а мы уж за вами…

А когда молодые подались в чащу, вдогонку им посоветовали:

— А вы все-таки не очень, в случае чего… На рожон не лезьте…

— Ладно, не маленькие…

По лесу пошел треск — это ломились через чащу молодые охотники. Время от времени они останавливались и, вынув из-за поясов топоры, делали на стволах затесы, чтобы найти свой след в случае надобности. Одолев залом, пошли бором, а когда он кончился, под ногами захлюпало. Лес приземился, будто испугался нависшей над ним воздушной бездны. Пошла мелкая подлесь. В стороне кого-то облаяли собаки, повидимому лакомившегося брусникой таежного хозяина, но охотники решили не задерживаться случайной охотой. Миновали подлесь, пробились через кустарник, а очутившись на лужайке, остановились. Отсюда они увидели цель своего путешествия.

Лес вдруг кончился. Вправо и влево, насколько хватал глаз, уходила трясина — рыжая, кочковатая, утыканная кое-где сухостойными деревьями. Окна открытой воды смотрели в небо, как незрячие провалившиеся глаза. А посредине, где болото сходилось с небом, темным горбом пучилась Черная Грива. Очертания острова были смутны, ржавая хмара стояла в воздухе; только скалы-уши, как клыки кабана, рисовались в небе четко и резко.

Прикинули, осмотрелись. Справа от леса — поросший низкорослыми соснами язычок, а от него в трясину — кочка за кочкой, будто шел кто по болоту и терял их из кармана. Не там ли ключ к запретному месту? Пошли обходом. Егор по привычке за топор взялся, делать затесы. Взмахнул раз, другой, а на третьем остановился и подозвал к себе товарищей. На дереве, которое он хотел рубануть, ясно выделялся сделанный кем-то затес.

Чуть дальше — другая отметина, потом еще. И так до самого мыска. За мыском — следы. По кочкам, к острову.

— Настоящая тропа, братишки…

— Тропа и есть. Собрались скакуна оседлать, а он уж оседлан…

Остановились. Вонюче задымили собачьими ножками. Смотрели то на болото, то на проложенную через него тропу. В черном тесте следы кожаных чирков отпечатывались ясно. Видны были даже заплаты на пятках. В просветах между сосен беззвучно плавала паутина, а над Черной Гривой сломанным крылом висело белое облако. В глубине трясины звонко трубили невидимые гуси.

— Кто? — Егор вдавил ногой в землю докуренную папиросу и пытливо посмотрел на остров.

— Может Селиван с Никишкой, — отозвался Федорка.

— Сказал! Селиван с Никишкой на Гриву ходили, когда ты еще на пузе полозил.

— Да они назад и не шли, а вот этот шел с острова, — заметил Петрован, показывая на один из следов.

— Да, — протянул Егор, — тропа много хоженая.

Хлябина зачмокала, словно перестоявшееся тесто, но тропа была проложена с большим толком. Цепляясь за мшистые бугорки, она смело лезла в болото. Неизвестно, кто прошел тут первым, — человек или зверь. Следы охотничьих чирков продавливались острыми копытами сохатых, а в одном месте поставил свои печати медведь. Иногда мшистая почва зыбилась, как люлька, и из нее выползала черная жидкая тина. Остров нарастал, выпячиваясь над болотом косматой шапкой сосны и кедровника. А когда окаменевшее ухо легендарного скакуна, коснувшись острым краем солнца, разодрало огненный шар пополам, трясина чавкнула под ногами в последний раз. Следопыты ступили на твердую почву.

— Ну, Черная Грива, принимай нежданных гостей, — насмешливо сказал Федорка.

— Она-то не ждала, а вот он наверное ждал… Ишь как кланяется, — проговорил Егор, показывая рукой вперед.

Всемирный следопыт 1931 № 05 _10_str03.png
На гибкой лозине раскачивался человеческий череп.

Там на гибкой лозине, колеблемой ветром, раскачивался из стороны в сторону какой-то круглый белый предмет. Это был человеческий череп. Мигая охотникам черными глазницами, он предостерегающе и жутко скалил на них белые зубы…

Ночь упала как-то сразу. Когда остановились на полянке, макушки елей еще цвели багрянцем, а пока собирали хворост да налаживали костер, стало так темно, что нельзя было видеть на расстоянии протянутой руки. Свистя крыльями, в темной вышине пролетели какие-то птицы.

— А все-таки если бы этого человека сломал медведь, ружье было бы тут, — задумчиво говорил Федорка, следя за улетавшими вверх искрами. — Ложе могло сгнить, а ствол должен остаться.

Он говорил о той груде полуистлевших костей, которую они нашли на острове. В них как раз недоставало черепа.

— Может тот и подобрал, кто повесил на лозину череп. А может мы и не нашли, — заметил Петрован.

— А про зверя забыли? — проговорил Егор. — Он тоже на это мастер. Помните Сеньку Хромого? Его медведь сломал в Зайчихиной пади, а ружье нашли потом у Чадобца, под валежником…

В чаще что-то затрещало. Собаки заворчали и бросились в темноту. Люди насторожились. Заливистый лай разорвал тишину, но через минуту собаки вернулись. Какой-то неясный звук донесся еще из леса, а затем снова все стихло.

— Хозяин…

— Он шатается. Хотел верно погреться у огонька.

— А может и потушить, — улыбнулся Петрован, поправляя дрова.

— Как потушить?

— А как было с Капитоном? Сидел вот также у костра, а медведь и припер вплотную. Постоял, посмотрел, а потом пошел к речке. Окунулся в воде, потом вернулся и давай у огня отряхаться. Обсох и опять в воду. И так таскал на своей шубе воду до тех пор, пока не потушил костра…

В лесу опять что-то гукнуло или может просто так показалось. Спускаясь сверху, к костру тянулись мохнатые лапы елей. Вскипевший котелок задорно брызгался на огонь. Заварили вместо чая березовой чаги и, зачерпнув берестяными черпаками, стали пить. Вдруг Егор повернулся к Федорке и спросил:

— А где же твоя птица?

— Там, — улыбнувшись ткнул тот в темноту. — На дереве. Ремешком к сучку привязал.

— Ты хотя бы покормил ее, а то с голоду сдохнет.

Федорка поставил на землю недопитый черпачок и, поднявшись на ноги, исчез в темноте. Через минуту он вернулся, держа в руках молодого ястреба. Федорка любил возиться с живым зверьем и птицами. Дома у него по двору расхаживал журавль, а в избе под печкой жил заяц. Ястреба он подобрал на острове. У него было подбито кем-то крыло.

Держа за ремешок, привязанный к ноге птицы, Федорка посадил ее на сошку. Ястреб было рванулся, но убедившись в своем бессилии, тотчас успокоился. Долбанул по сошке изогнутым клювом, зорко осмотрел людей и, встряхнувшись, стал охорашиваться. Ему предложили размоченных в воде сухарей, но вместо благодарности он раскровянил Федорке руку. На сухари не обратил никакого внимания.

— Это он жрать не станет, — сказал Егор. — Завтра мы добудем ему свежего мяса. А теперь тащите в костер больше дров и давайте спать…

Ночь стыла в болотной сырости. Небо было темное, глубокое, и звезды на нем колыхались точно стеклянные бусы, привешенные к темному бархату невидимыми нитями. Утром порешили: сначала заняться исследованием острова, узнать, зачем ходили сюда люди, попутно выяснить наличие белки, а затем ставить зимовье и приниматься за охоту. Чтобы не терять времени, пошли в одиночку: Егор с Петрованом обочинами по краям острова, а Федорка полез медведем серединой. К полдню уговорились вернуться к месту ночевки.

Обойдя остров, первые двое встретились против Ушей. Скалы отделялись от острова неширокой трясиной. Сюда бы должен выйти и Федорка, но его пока не было. Не пришел он и на стоянку, когда стали, полдничать. Он или увлекся охотой, или повстречался с кем из людей. На острове были посторонние. Во время обхода и Егор и Петрован слышали далеко в чаще выстрел из берданки — раскатистый и громкий, как из пушки, а у Федорки была мелкокалиберка.

— А все-таки чудно, — заметил за обедом Петрован. — Шатается кто-то сюда, а молчит. Пусть мол другие плетут про Гриву разную небыль…

Пообедали, поспали, а Федорка все не возвращался. Что с ним могло приключиться? Пошли на поиски. Солнышко уже садилось на макушку леса. Миновали мокрую мочежинку и стали подниматься на увал. Вдруг остановились. На взгорье, между косматыми елями, увидели ухожье — сруб прокоптившихся дымом бревен, прикрытых сверху толстым накатником. Такие избушки строят таежники для зверового промысла. Дверь в ухожье была раскрыта настежь, а на пороге лежал какой-то темный предмет — не то обрубок дерева, не то человек.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: