— Товарищи, меня поселили в этой каюте, — заявляет он, смешно оттопыривая заячью губу. — Можно?

— Отчего же, — добродушно откликается какой-то бородач. — Фатера свободная, выбирай любую койку. Сегодня съезжаем!

Человек с заячьей губой удовлетворенно улыбнулся и, сунув под одну из коек чемоданчик, направился к выходу. В полуосвещенном коридоре он быстро оглянулся по сторонам, сорвал красную повязку и сунул ее в карман.

РАЗОБЛАЧЕННЫЙ ЗАЯЦ

В девять вечера прозвучал гонг к ужину. Человек с заячьей губой отправился в столовую и занял место за столом. Здесь он познакомился с соседями.

— Моя фамилия Рабцевич, — сказал он, оттопыривая заячью губу. — Я из Нижнего-Новгорода, — добавил он, хотя никто из собеседников насчет его происхождения не любопытствовал. — Моя профессия — рабочий-химик, — докончил Рабцевич настойчиво.

В конце стола кто-то шумно обрадовался.

— Нижегородский? Браток, вали сюда, есть о чем поговорить!

Рабцевич, беспрерывно улыбаясь, поднялся со стула.

— Сейчас, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Вот только за папиросками слетаю

Он вышел из столовой и больше туда не возвращался.

Очень скоро выяснилось, что Рабцевич страдает неудержимым, почти болезненным любопытством. Его интересовало решительно все: московские цены, производительность заводов, их продукция. Отпускных красноармейцев он одолевал военными вопросами, а бригадиров, побывавших в колхозах, жадно расспрашивал о настроении крестьянства и о том, как протекали хлебозаготовки. Уборщица жаловалась:

— Малахольный парень. Вьюном вертится, песен не поет, ко всем пристает, а потом сядет в уголке и пишет бо зна что.

— Корреспондент, — высказал догадку кто-то из присутствующих.

— Должно быть корреспондент, — охотно согласилась уборщица. — Но только задумчивый — ужасти!

*

По судовым спискам на «Абхазии» числилось 257 пассажиров. Между тем кладовая отпустила не 257 комплектов постельных принадлежностей, а 258. На один комплект больше против списков.

На теплоходе кто-то ехал зайцем.

Кто был этот заяц?

Двусмысленное поведение Рабцевича сразу всплыло у всех в памяти. Припомнили его назойливое, почти истерическое любопытство, странные подробности его появления на теплоходе и многое другое, что прежде казалось простым чудачеством.

Рабцевича арестовали.

На допросе он назвался уже… учителем. Объяснил, что проник на теплоход с целью «попутешествовать». Свои впечатления от поездки этот «любознательный педагог» излагает в дневнике так:

«Советские сволочи чувствуют себя на „Абхазии“ мещанами…»

В Гамбурге этого скептика сдали на пароход «Чичерин», который шел обратным рейсом в Ленинград.

ГОРОД В ТАЙГЕ

Очерк Ал. Смирнова-Сибирского

Всемирный следопыт 1931 № 03 _13_gorod.png

1. ЛЕСНОЕ «РАДИО»

Тунгус Николка собрался в тайгу промышлять белок. Вычистил ружье, собрал мешок, а затем присел в юрте к костру, чтобы помочь семье расправиться с вареной олениной. Объемистый котел был уже наполовину пуст, когда лай собак возвестил о приходе постороннего.

Это был Ленгам, молодой охотник из соседнего стойбища. Собравшись также на промысел, он шел мимо и решил навестить своего соседа.

— Здорово, — проговорил он, пролезая в чум через узкое отверстие.

— Здорово, здорово, — ответил ему Николка. — Нашел ли ты своих оленей?

— Нашел, будь они неладны. Под самый буркан ушли.

— Далеко. Ну садись. Что слышно в лесу?

— Слышно кое-что, — показал Ленгам белые зубы. — Нынче в тайге много разговоров.

— Ну? Вот это ладно. Ешь мясо и рассказывай.

Ленгам потянул из котла кусок и с хрустом разгрызая сухожилие, стал выкладывать лесные новости: на гольцах недавно подстрелили черную лисицу, богач Гермогешка собирается брать третью жену, а в долине Маккиты появились волки — несколько дней назад они задушили у Егорки трех оленей.

— Это худо, — заметил хозяин при последнем сообщении. — Надо поближе держать оленей. А что слышал еще?

— Еще слышал, что русские хотят ставить в тайге город.

— Город? — недоверчиво протянул Николка. — Может быть такую же факторию, какую они поставили у Большого порога?

— Не факторию, а целый город. Вроде Туруханска. Вот смотри, — Ленгам захватил зубами кусок и вытянул вперед руки, — в нем будет деревянных чумов больше, чем пальцев на моих руках.

— Вот это диво, — покачал головой Николка. — Кто тебе говорил об этом?

— Илья Игрушка. Он был на фактории и слышал от русского большевика.

— Кто же будет жить в этом городе?

— Русские шаманы. Много шаманов. Одни будут лечить больных людей, другие выгонять из оленей царапку, третьи научат наших ребят читать книжки.

— Диво, диво, — побежало от одного к другому. — Это шибко большая новость, если только Илька не врет.

— Нечего ему врать, — тряхнул головой Ленгам. — И будет это скоро.

— Даже скоро?

— Скоро, так говорили на фактории. Вот соберется суглан, и большевики скажут об этом аванькам.

Час спустя охотники отправились в лес, каждый в свою сторону, и таежное «радио» заработало. Слух о городе, который задумали строить в тайге «большевики», полетел от охотника к охотнику, из чума в чум. Через некоторое время об этом стали говорить в самых глухих и отдаленных стойбищах.

2. ДЕРЗКИЙ ПЛАН

Место для культурной базы было выбрано на Нижней Тунгуске, при впадении в нее реки Кочечумо.

Но как осуществить постройку? Нижняя Тунгуска не судоходна, и на ней нет даже строительного леса. Туда надо везти все, начиная от доски и кончая гвоздем.

В Комитет Севера было подано два варианта.

Первый был изложен на очень хорошей плотной бумаге, изобиловал чертежами и цифровыми выкладками, а второй имел более скромный вид — лист писчей бумаги № 7. Автором первого проекта был человек, носивший на фуражке инженерский значок. Фуражку автора второго варианта никакие значки не украшали, зато длинные ноги этого человека не раз меряли тунгусскую тайгу вдоль и поперек. Фамилия его была Суслов.

Первый вариант:

«Здания тунгусской культбазы возвести в черновом виде в районе Красноярска, отсюда разобранными отправить на пароходах и баржах в Туруханск и дальше к месту постройки. Для прохода судов по Нижней Тунгуске произвести ряд работ: углубить фарватер, расчистить шиверу, взорвать пороги. Культбаза может быть открыта самое раннее в 1930 году».

Вариант Суслова:

«Заготовку зданий произвести в верховьях Нижней Тунгуски, в районе города Киренска, где имеется прекрасный строевой кедр. Заготовленный материал связать в плоты, погрузить на них все оборудование культбазы и сплавить вниз к устью Кочечумо. Если сплав произвести весной следующего года, то к осени тунгусский городок будет готов».

— Это безумие, — сказал инженер, ознакомившись с этим проектом. — Тунгуска совершенно непригодна для такой операции. От плотов останутся одни щепки.

— Река бешеная, это правда, — заметил на это Суслов, — но… без риска кажется не было выиграно ни одно сражение! А люди для моих плотов найдутся…

За это дело взялась киренская артель плотников из 42 человек; работы начались весной 1927 года и велись большевистским темпом. Осенью тунгусская столица вчерне была готова, а следующей весной, когда в тайге забурлили вешние воды, стали готовиться в опасный путь.

Связать плоты так, чтобы они выдержали путешествие в полторы тысячи километров, через пороги и подводные камни, — сложная и ответственная работа. От этого зависел успех всего предприятия. На плоты погрузили мелкий строительный материал, оборудование культбазы, запас провианта для рабочих, шесть лошадей, десять коров и корзину с курами. Река бурлит, и под ее напором плоты дрожат, как нетерпеливые кони. Но вот на мачте взвивается красный флаг, падают причалы, и река подхватывает первый плот. Открылась первая страница таежной эпопеи.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: