— Ничего не значит, — настойчиво заявил Мак. — Это доказывает все-таки, что мы на верном пути. Нам придется сдвинуть их отсюда.

— Двигай сам, — с сердцем ответил Лем, сопровождая ответ таким оскорбительным ругательством, что с загорелых щек Мака сбежал румянец.

Он однако удержался и ничего не сказал, а только посмотрел на товарища так, что тот беспрекословно принялся ему помогать.

Долго пришлось им потеть над этим делом, много мучительных часов провели они под палящими лучами солнца и ночью при нежном свете луны.

Старые испанские пушки так плотно залегли в песок, что их нельзя было сдвинуть без талей[1]. Кладоискатели сняли катер с якоря и подвели его к месту находки. При помощи небольшого подъемного крана после тяжелых усилий им удалось поднять на палубу все три пушки, которые были положены в ряд. Покончив с этим, они вернулись к своей прежней работе с лихорадочным волнением, почти уверенные в том, что вблизи пушек должно было лежать и золото.

Джеко помогал им. И если они не щадили самих себя, то еще меньше они щадили Джеко, Они поручали ему относить ящик с песком, чтобы самим не отрываться от дела. И бедному малому все время доставалось, несмотря на его усердие. Его бранили, когда он отходил слишком далеко, его гнали, когда он подходил слишком близко. Джеко беспрекословно повиновался. Он, очевидно, хорошо знал белых «хозяев» и понимал, что жизнь его находится в их руках. И это его повидимому нисколько не удивляло.

Пыхтя, как тюлень, Мак и Лем вычерпывали песок, презирая усталость. Грудь и спина их болели, глаза налились кровью, они уже плохо видели в полутьме лагуны, но не бросали лопат. Они работали как одержимые, уверенные в том, что достигнут цели при таком крайнем, почти безумном упорстве. Они прекратили работу лишь тогда, когда лопаты вывалились из рук и, поднявшись на палубу катера, заснули мертвым сном.

На другое утро Лем и Мак проснулись под привычный шум — Джеко гремел посудой, приготовляя завтрак. Солнце стояло уже высоко, похожее на белое пятно внутри громадной голубой чаши. В ветвях деревьев слышались птичьи голоса. Ветерок доносил из джунглей запахи растений и рябил бухту, разбрасывая сапфиры по ее изумрудной поверхности. С палубы сквозь прозрачную воду был ясно виден корпус затонувшего судна. Искать было больше негде, все было очищено от песка, не оставалось ни одного скрытого уголка. А результатом их нечеловеческих усилий были три совершенно не нужные им пушки, лежавшие на палубе.

Кладоискатели стали рассматривать их. Три старых пушки, три испачканных тиной цилиндра, которые после очистки от грязи могли бы красоваться в каком-нибудь музее.

Лем Гедрик тупо смотрел на них, и в глазах его нельзя было прочесть ни малейшего интереса.

— По пятьдесят фунтов за штуку, — сказал он вяло, — дороже не продашь. И это вся наша награда!

Он говорил как во сне, потом отошел в сторону и подтянул ремень. Мак стоял, прислонившись к решотке, и держал в руках лопату.

— Да, но не все пропало еще, — сказал он, и, хотя голос его звучал так же глухо, в нем слышалась все-таки какая-то надежда. — Мы должны еще раз обыскать все, чтобы не жалеть потом.

Они избегали смотреть друг другу в глаза.

— Что же мы можем еще сделать?

Мак благоразумно заявил, что можно предпринять поиски на берегу. Карта оказалась верной. Но может быть побывавшие здесь искатели клада из Маниллы нашли сокровище и перенесли его в другое место. Может быть его совсем не трудно будет найти возле скал, в том месте, где лежат их трупы.

Лем помолчал, потом в знак согласия кивнул головой.

Оки достигли берега по мелкой воде; берег круто поднимался вверх, итти было тяжело. Очень скоро выяснилось, что поиски не смогут увенчаться успехом. Базальтовая почва густо поросла растениями и давно закрыла все следы, которые могли быть оставлены их предшественниками. Никаких могил и никакого сокровища они не нашли.

— Все погибло, — сказал Лем Гедрик с отчаянием.

Он стоял на вершине скалы, с которой виден был расстилавшийся во все стороны океан, всю жизнь манивший его и опять обманувший его надежды. Жестокая судьба, сделавшая Лема изгнанником, опять настигла его. Лицо его исказилось бешенством отчаяния.

— Все погибло! Из-за тебя и твоих дурацких карт. Баран! Лопоухий простофиля!

— Замолчи, — буркнул Мак.

Но Лем продолжал осыпать его бешеными ругательствами.

Эти люди заключили между собой договор на случай удачи и забыли сговориться на случай неудачи. Они выдержали бы, если бы им повезло. Но разочарование привело их в бешенство. Дрожащие, лихорадочно возбужденные, с измученным телом и нервами, они набросились друг на друга как дикие звери.

Лем привычным жестом поднес руку к ножу, торчавшему за поясом, но Мак, опередив его, изо всей силы ударил товарища лопатой и глубоко рассек ему плечо. Лем покачнулся назад, обливаясь, кровью. Дерево помешало ему упасть. В это время нож был уже в его руке, а в следующее мгновение Мак лежал у его ног, не успев вторично занести свое оружие, с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом, тщетно хватаясь за рукоятку ножа, плотно засевшего у него между ребрами.

Сначала оба человека на скале молчали и не двигались, как бы пытаясь притти в себя среди ничем не нарушаемой тишины жаркого дня, окруженные сказочной пышностью тропической растительности. Казалось, невозможно умирать в такой момент и в таком месте. И все-таки они умирали. Лем соскользнул с поддерживавшего его дерева, делая слабые попытки защитить при падении голову. Мак лежал пластом на земле, стараясь поглубже вздохнуть. Он заговорил первый:

— Ты убил меня, Лем. Но и я тоже убил тебя. Или нет? — и в голосе его послышалась как будто тревога.

— Я думаю, что убил, — ответил Лем.

Мак опять принялся философствовать.

— Так же, как Уити Эдвардс и его товарищи. Так же, как испанцы. Джентльмены-авантюристы. Перерезали друг друга… И остался один китаец… или негр. Он найдет нас здесь рано или поздно и вернется на свой остров, к своим делам. Вероятно он возьмет с собой наши головы в качестве сувениров. Как ты думаешь, Лем? Он возьмет их с собой?

— Да, — ответил Гедрик, — я думаю, возьмет. А тебе не видно, что он там делает?

— Нет.

— Попытайся.

Настойчивость, слышавшаяся в голосе Гедрика, заставила Мака повернуть голову. Бухта лежала прямо перед ним, а на ней резко выделялся катер, стоящий на якоре.

На палубе Мак увидел Джеко, повара, матроса и кули — человека-обезьну.

Очевидно он покончил с приготовлением завтрака и забавлялся с лежавшими на палубе испанскими пушками, плясал кругом них, делал всевозможные гримасы и жесты. Потом принялся счищать с них грязь и удалил ее из жерл. И тут-то и открылась для него интересная забава. Засовывая руку в жерла пушек, он вынимал оттуда горсти золотых монет и бросал их в воду.

Стаи попугаев и зимородков носились над заливом, играя на солнце пестрым оперением, а вслед за ними мелькали в воздухе темные кружки дублонов, с шумом падавшие в воду.

Джеко вполне наслаждался жизнью. Поиграв извлеченными из пушек монетами и налюбовавшись их блеском, он с удивительной ловкостью подбрасывал их высоко в воздух или сильным размахом руки посылал вдоль лагуны. При этом он громко и радостно смеялся и подпрыгивал на месте, когда бросок ему особенно удавался.

А оба умирающие искатели клада с тупой болью в сердце смотрели, как расточал этот дикарь сокровища Менданы, за которыми они приехали так издалека.

Лем первый нарушил молчание.

— Я думаю, что он возьмет с собой наши головы. Почему нет? Ты знаешь, Мак, что они с ними делают, прежде чем закоптить? Они вынимают из них мозг!..