— Нет. — Я схватился за виски и зажмурил глаза, пытаясь сформулировать мысль. — Как вы заставили ее пройти через такое?
Ева покачала головой:
— Ты не понимаешь. — И, махнув рукой на закрытую дверь, добавила: — Это лишь внешняя сторона. Ты понятия не имеешь, что происходит на самом деле.
— Вот именно, понятия не имею. — Я встал. — Возможно и так, я не понимаю, что происходит, но выглядит это полным кошмаром. Сколько там детей?
— Прибереги свои вопросы для Садовника.
— Да ладно! Садовник — это вы. Поэтому Лейла так напугалась, услышав историю про зайчонка. Ее собственная мать и есть Садовник.
Ева потерла шею и взглянула на меня. Выражение ее лица стало другим: она больше не оправдывалась.
— Я не Садовник.
— Так докажите!
— Отлично. — Она пошла было обратно, но я стоял как вкопанный. Не оглядываясь, она произнесла: — Пойдем, сам увидишь.
Взглянув на двойную дверь, я содрогнулся и побежал догонять Еву. На обратном пути к зеленой комнате она неожиданно свернула налево там, где, по моим расчетам, нужно было идти направо, и я запутался в ориентирах.
— Что за освещение в теплице?
— В точности воссозданный солнечный свет.
— Лица как будто сверкали.
Ева остановилась перед дверью:
— Одежда закрывает все, кроме лиц и кистей рук, для них мы используем защитный экран из кристаллов карбоната кальция. Ультрафиолетовые и инфракрасные лучи преломляются, остальные — те, что необходимы для фотосинтеза, — нет. Похожие экраны применяют в Австралии для плодовых культур, которые портятся от прямого воздействия солнца. Если они пройдут испытания в США, то станут для «Тро-Дин» хорошо продаваемым товаром.
Мило! Прежде чем использовать оборудование для растений, ставят опыты на людях.
— Смекалки вам не занимать.
Она взялась за серебристую дверную ручку:
— Вот мы и пришли. Садовник тебя ждет.
Возможно, я ошибался в своих прежних догадках и Ева была лишь тем, кем представилась. Ассистенткой. Но к тому времени мне надоели хождения вокруг да около. Я хотел получить ответы, какими бы ужасающими они ни были.
— Он опять будет за зеркалом?
— Нет, ты встретишься с ним лицом к лицу. — Ева слегка наклонила голову. — Лично я считаю, что ты пока не готов. Однако решать не мне. — И, быстро повернув ручку, она открыла дверь.
Пусть сердце мое и колотилось как бешеное, вздернув подбородок, я решительно вошел в комнату, ничем не примечательную, похожую на обычную приемную. У одной стены стоял красный диван, другую стену сверху донизу покрывала роспись. В комнате была еще одна дверь, но я не знал, нужно ли мне идти дальше.
Решив дождаться указаний, я принялся рассматривать стенную роспись.
На белом коне с дикими глазами и растрепанной гривой сидел всадник с золотой короной, держа лук с натянутой тетивой. Второй всадник — с мечом — сидел на таком же необъезженном коне, только рыжем. Третий скакун был вороной — голова опущена, ноздри раздуты, — а всадник держал нечто похожее на весы. Последний конь — бледный, с зеленоватым оттенком, — в отличие от своих разъяренных собратьев, казался спокойным, и восседал на нем седок в белом саване с обыкновенной палкой.
Но взволновала меня не эта часть картины.
Под конскими копытами были изображены горы тел. Некоторые люди, еще живые, тянули вверх руки: отгоняли лошадей или просили о помощи — точно не скажу. На лицах всадников читалось: помощи никто не дождется. За их спинами восходило зловещее красное солнце.
Прозвенел звонок, и от неожиданности я подпрыгнул.
Автоматическая дверь неспешно открылась. Я понял, что мне туда. Еще раз взглянув на расписанную стену, я подошел к двери и на мгновение придержал ее. Рука дрожала, сердце учащенно билось.
Как бы мне ни хотелось получить ответы, пришлось собраться с духом, чтобы перешагнуть через порог.
Первое, что бросилось в глаза, — подиум, высотой фута два, во всю ширину комнаты. На нем массивный письменный стол, за столом — мужчина в белой рубашке. Его кожа была темнее моей, как и коротко стриженные волосы. Виски слегка тронула седина. Большие выразительные глаза и тонкие черты лица делали его красивым.
Занавешенное окно у него за спиной, скорее всего, выходило в зеленую комнату с книгами — я был почти уверен в этом.
Сидящий за столом мужчина смотрел на меня. Не просто смотрел, а разглядывал, изучал; его глаза были так напряжены, что на лбу образовались морщинки. Он словно старался запомнить меня.
Мне показалось, он разглядывает шрам, и я невольно прикрыл щеку рукой.
— Добро пожаловать. Меня зовут Соломон.
Соломон. Незнакомое имя.
— У тебя шрам. Беспокоит?
А голос как раз знакомый…
— Больше нет. Не беспокоит. — Я сглотнул. — Успел привыкнуть.
— Он — часть тебя.
— Да.
Где я слышал этот голос?
И тут до меня дошло.
Отшатнувшись, я схватился за стул.
Впервые я услышал его, когда мне было пять, а затем слушал сотни раз. Он читал книжку «Как зайчонок убегал».
Соломон — мой отец.
Значит, мой отец — Садовник.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Пораженный догадкой, я буквально рухнул в мягкое зеленое кресло у основания подиума и неотрывно смотрел на улыбающегося человека.
— Рад встрече с тобой, — произнес он.
Я словно онемел. Да и что тут скажешь?
— Понимаю, ты удивлен. — Он озадаченно потер подбородок. Наверное, подумал, что я лишился дара речи.
Я выпрямил спину и попытался собраться с мыслями. Хоть вопрос и крутился у меня на языке, задать его в лоб я не мог…
— Хочешь спросить, правда ли, что я твой отец?
Я кивнул.
— Это так, — улыбнулся Соломон, — тут уж ничего не поделаешь.
Из ящика стола он вынул пачку фотографий, выбрал одну и показал мне. На снимке был я в шестом классе. Он показал еще несколько моих школьных фоток:
— Их присылала твоя мать.
— Но как…
— Она была моей сотрудницей. А на работе люди порой влюбляются друг в друга. Потом она исчезла. К счастью, мы нашли ее и вернули.
— Почему? — спросил я.
— Почему исчезла? У нее должен был родиться ребенок — ты, — и она не хотела, чтобы кто-нибудь об этом узнал.
Ко мне вернулся голос:
— Не хотела, чтобы меня забрали в проект?
— Она думала, что я ее заставлю.
— Вы пытались?
Он сдвинул брови:
— Конечно нет. Думаешь, вы жили бы так, как живете сейчас?
Я покачал головой.
— Я любил твою маму и уважал ее желания. Лишь попросил не уезжать из Мелби-Фоллз.
— Попросили? Или потребовали?
— Я не чудовище. — Соломон набрал полную грудь воздуха и выдохнул. — Устроил ее на работу в «Тихую гавань». И назначил ежемесячное пособие.
Те самые сбережения, о которых говорила мама. Все-таки она не лгала.
— Но вы перестали его выплачивать. Я читал уведомление.
Он нахмурился, затем быстро написал что-то на листке бумаги.
— Странно. Скажу Еве, пусть разберется. — И он снова стал рассказывать о маме: — У нее была возможность продолжать участвовать в проекте и воспитывать тебя, как она считала нужным. К тому же я знал, что не смог бы стать для тебя хорошим отцом, который завтракает вместе с семьей, уходит на работу, а вечером возвращается и играет с сыном в мяч во дворе.
Подумать только, именно это я всегда себе и представлял. Сколько раз я спрашивал маму, почему у всех есть папы, а у меня нет…
— Почему? Почему не смогли бы?
Он вытянул вперед руку ладонью вверх:
— Потому что полностью посвятил себя работе. Моя работа — здесь.
— С автотрофами?
Он кивнул:
— Я не мог допустить, чтобы семья отвлекала меня от столь важного дела. Но мне необходимо было знать, что вы рядом… — Соломон указал на полку, уставленную DVD-дисками: — Возьми любой. Вот компьютер.
Пробежав пальцами по футлярам, я выбрал диск, вставил в компьютер и нажал воспроизведение. Из динамиков тотчас понеслись аплодисменты и крики. На экране я в зеленой форме с номером 45 толкал игрока в черном, чтобы дать нападающему возможность занести решающий мяч за линию розыгрыша. Прошлогодний матч против команды Вудленда.