Вспоминая, что именно было сказано за утренним столом, я угрюмо следила, как споро и ловко работает специалист, медицинским «пистолетом» вытаскивая из тела Кирилла микроскопические «жучки». Время от времени Кирилл кусал губы, когда специалисту приходилось выуживать слишком глубоко введённый аппарат-прослушку.

Закончив одну операцию, специалист проводил по телу Кирилла прибором для определёния, где именно и в каком месте находится следующий «жучок», и снова вводил длинную «иглу». Насколько я поняла, в него впихнули столько аппаратов, что работы толстячку хватит надолго. В одном месте, например, прежде чем впихивать свою «иглу» специалист быстро взглянул на «пациента». Тот, уже напряжённо следивший за «операцией», помедлил и кивнул. После закрыл глаза. Наверное, там было нечто, что вытаскивалось весьма болезненно. Только откуда он про это знал?

Поэтому я села на пол, у кушетки, отвернувшись от Кирилла. И стала усиленно думать, плакать или с него хватит.

Плакать я не умела, разве что со злости. А уж демонстративно — никогда бы не думала. Но сейчас хотелось. И даже не столько демонстративно, чтобы пожалели меня. А от той боли, которую назло себе — и мне — испытывал Кирилл.

— Что с Рольфом? — услышала я негромкое над ухом.

— Его вывели из дома первым. Сейчас перевозят.

Я снова повернулась к нему. Всмотрелась в злые карие глаза. Дурацкая ситуация.

— Как только ситуация разрулится, можешь уматывать со своим Рольфом на все четыре стороны, — процедила я сквозь зубы. Кирилл ещё не понял, что именно я сказала, а у меня уже сердце торкнулось… Сердце, которого я никогда не замечала, больно ударило меня же — при одной только мысли, что теперь Кирилла рядом со мной не будет. Никогда… С трудом удержалась от внезапного желания взвыть — не слабей тех сигнальных воплей определителя «жучков» в спецкосяке. Как болит горло… Расслабить бы его. Но как?.. Выйти из кабинета? И успокоиться? Но сколько мне теперь времени отпущено быть рядом с Кириллом?

И он. Промолчал в ответ. Значит — уйдёт?

Тогда лучше уйти самой. Немедленно. Я напряглась — встать с пола. За мной резкий шорох с кушетки — и рука Кирилла вцепилась в ворот моего манто.

— Прекратите дёргаться, — рассердился спец. — Вы же сами себе причиняете боль!

— Не смей уходить, пока я не разрешил! — прошипел Кирилл. Его тёплое дыхание отдалось мне в лицо.

И попробовала бы я возразить человеку, который мало того что крепко держал меня за ворот, так ещё и скорчился от боли. Хотя выпасть из манто, а потом удрать было бы делом пары секунд. Так что я развернулась к нему и злобно ответила:

— Лежи и не двигайся!

И, всё ещё стоя на коленях, обняла его, уже снова лежащего на спине, так, что он просто был вынужден положить голову на мои руки. Щека к щеке со мной. Спец скептически посмотрел на нас, вздохнул и снова принялся за дело.

— Ты бы в самом деле вышвырнула нас? — не глядя на меня, спросил Кирилл.

— Скорей бы пристрелила тебя. Если б ты согласился уйти.

— Ну и логика у тебя, — пробормотал он.

Мысленно пожала плечами. А что логика? Логика собственницы, если он ещё не понял… Мою щёку грело прикосновение его щеки. И это был единственный реальный факт, который я сейчас воспринимала правильно. Всё остальное скрывалось в дымке путаницы и ужаса, что я могу его потерять.

Специалист закончил работу. Я встала, пока он собирал чемоданчик, и толстячок протянул мне влажные салфетки. Стерильные. Я кивнула и принялась протирать кровь с Кирилла. Он попытался подняться — я легонько толкнула его назад, на кушетку.

— Лежи. Сейчас принесут одежду. И не шевелись. Кровь начинает идти.

— Холодное, — недовольно сказал он.

— Потерпишь, — спокойно сказала я.

Он сел на кушетке, чтобы протереть себя спереди, а я устроилась за ним, чтобы снять выступившую кровь там, где он не дотянется. Смешно, но додумалась дышать на салфетки, прежде чем дотрагиваться до его кожи. Чтобы согреть. Осторожно притрагивалась к его коже, чтобы не причинить боли, а когда уже не осталось ничего, что бы мне дало возможность прикоснуться к нему, посидела, посидела, да и прислонилась щекой к его спине. Кирилл замер. Я снова обняла его так, чтобы манто, которое так и не съехало с меня, укрыло его плечи.

— Что?

— Замёрз же.

Повернётся? Нет?

Он сделал лучше: натянул на себя полы моего манто, будто ненароком притиснув и меня к себе, вынудив спустить руки и обнять его за бока.

— Чего? — теперь спросила я.

— Греюсь.

Коротко и ясно.

Я положила подбородок ему на плечо. Что-то с нами будет дальше?

Сидели недолго. Он вдруг быстро и ловко снял с меня манто вообще и положил его на ноги. Почти секунду спустя открылась дверь, и принесли одежду для него. Как услышал только… Забравшись с ногами на кушетку, я следила, как он привычно примеривает одежду, делая короткие замечания и пожелания, а служащие ателье, даже не глядя на меня, подобострастно кивают ему и быстро исправляют по его желанию.

Кого я выпустила из клетки? Мой миф, что — пленённую птицу, разлетелся вдребезги при одном взгляде на этого самоуверенного мужчину, в котором я с трудом узнавала недавнего тюфяка, бдительно не подпускающего ко мне мужчин. Этому, нынешнему, — я и правда не могла сказать ничего в ответ на раздражённую фразу: «Не смей уходить, пока я не разрешил!» Ишь… «Не смей… Я не разрешил!» Когда это мы успели поменяться ролями? Или не менялись, а так было всегда, только я не замечала?.. Этот светский человек, надменный и глядящий на меня сверху вниз — когда его взгляд промелькивал мимо кушетки, на которой я сидела, не мой Кирилл… Я подобрала ногу под себя, ссутулившись, снова упёршись глазами в пол, и думала. У меня два выхода: пристрелить его, пока он совсем не стал мне чужим. Или выбросить из собственной жизни, как только всё закончится. С таким я не смогу жить рядом. Этот — другой.

Снова оглянулся. Как будто услышал. Теперь — взгляд направленный, оценивающий. На нём только что прекратили обдёргивать костюм, проверяя на предмет, не топорщится ли где-нибудь да что-нибудь. Одет. С иголочки. Хозяева ателье, судя по всему, в восторге от него и его манер — отчётливо проявившихся, едва он показался перед ними одетым. Осталось только побриться в каком-нибудь салоне… Икона стиля. Раньше так называли тех, на кого стремились быть похожими те, кто сам одеваться не умел.

— Прекрати.

Он встал передо мной, всё ещё сидящей на кушетке. Чего ему надо?

— Прекрати, сказал.

Куда он, чёрт бы его, смотрит?

На мои руки. Всё ещё сижу на кушетке и размеренно, почти не замечая, режу ножом манто на клочья. Порез — рву руками, пока до швов не дойду, а там — снова нож в дело. И чего ему не нравится? Хоть какое-то занятие в ожидании, чем весь эта комедия закончится. В идеале, конечно, хотелось бы, чтобы его бывшие хозяева напали. Или вообще какое-нибудь бандитьё. Чтобы убить хоть кого-то… Чтобы душа, моя окровавленная раздором душа успокоилась. Суррогатная замена — моё несчастное манто. Мне его мало — во всех смыслах.

Рывком выдрал остатки манто из рук. Нож в этот момент держала расслабленно, кончиком лезвия в меху. И его выдрало из не ожидавших рывка рук вместе с манто. Краем лезвия горячо полоснуло по кисти.

— Что ты делаешь…

Он бросился на колени перед кушеткой, пытаясь хоть чем-то зажать порез. И застыл, глядя в мои враждебные глаза.

— Уходи…

Запястье мне перевязали в этой же комнате и предложили немного посидеть, чтобы успокоиться. Какое там успокоиться, если к моему «психу» добавочно Кирилл, внешне бесстрастный, психует уже по-чёрному. Теперь я знала, как у него это проявляется: тонкие нити шрамов на лице неприятно белели, перечёркивая смуглую кожу.

Тем не менее пришлось дожидаться сообщения от Эрика. Так что моя перевязка пришлась кстати… Чуть только вирт «объявил» о сообщении, Кирилл вопросительно глянул на меня, накидывая на меня новое манто. Новую вещичку, пока меня перевязывали, владельцы ателье успели подогнать под мою фигурку.