Дэн говорит:

— Вот с этого места — поподробнее.

Волосатая морда приосанился.

— Мои, — говорит, — сподвижники выработали стратегию создания рая на земле. И по нашим прогнозам, рай должен воцариться через полтораста лет. Вот я и прибыл сюда, чтобы взглянуть… на рай… и рассказать… о нём… сподвижникам.

Теперь и я кашлянул.

— Слышь, — говорю, — мужик… это… не хочу тебя огорчать…

А Дэн:

— Хватит тут сантименты разводить. Показывай машину времени.

Этот волосатый, по всему видать, решил, что мы имеем право требовать. Не стал спорить — показал свою штуковину. С виду — как квадроцикл, только по бокам вроде солнечных батарей пришпандорено, а вместо колёс — хрень какая-то, этакие стеклянные спирали, закручивающиеся вовнутрь. Сиденье неудобное. Электронная начинка чувствуется, даже чувствуется, что необычная — но еле-еле греет, выключена.

— Вот так шик! — говорю. — И что ж, вот на этой штуковине можно в любой век попасть?

Волосатый мордой покачал опечаленно:

— Нет, в любой — не выйдет. Пока что так настроена, что из моего текущего момента можно было попасть ровно на сто пятьдесят лет вперёд — и вернуться можно только обратно в мой текущий момент. Никак иначе.

Дэн выпятил губу и говорит:

— Подумаешь, хреновина какая-то… — будто он машин времени видел валом, и они ему уже надоели до зевоты. — Вали, мужик, обратно в свой текущий момент, пока педали не накрутили.

У волосатого морда совсем опечалилась.

— Я же, — говорит, — почти ничего и не видел! Что же мне рассказать сподвижникам?

— Чего, Дэн, — говорю. — Пусть поглядит.

Дэн помотал башкой.

— Ну уж дудки! Я кино смотрел. Там такой хрен в чужой эпохе накашлял, начихал, какую-то букаху раздавил — и катаклизмы начались.

— Вот тупой киборг! — говорю. — Тот в прошлое путешествовал, а этому мы — будущее.

А Дэн:

— Какая разница! Думаешь, этот никаких микробов из своего средневековья сюда натащить не может? А если технологический секрет стырит какой-нибудь?! Мужик-то непростой — вон, машину времени построил; стырит запросто. Вот тебе и будет в прошлом, вроде как, раздавленная букаха!

Резонно, думаю.

— Слышь, — говорю, — хрононавигатор! Признавайся, за передовыми технологиями припёрся?

Он как-то растерялся, смешался и затряс башкой.

— Я, — говорит, — господа, машину-то не строил… только использую. Вообще-то, мои сподвижники считают, что всё это высокотехнологическое — оно от беса…

— От кого? — Дэн не понял, и я не особо.

— От беса, — говорит. — От дьявола. А эту машину батюшка благословил использовать один раз, на благое дело. Сподвижников воодушевить.

Мы с Дэном опять переглянулись.

— Это он чего? — говорю.

А Дэн:

— Средневековье… А, ляд с ним, пусть прогуляется. Только с нами. Часок. Под присмотром. И тут же назад, в свой текущий момент. Идёт?

Волосатый просиял.

— А можно, — говорит, — я диктофон возьму? И фотоаппарат?

Точно, средневековье, думаю.

— Валяй, — говорю. — Бери, чего там…

Достал он из своей машины времени какую-то небольшую вещицу, вроде портативного аккумулятора, и мы его технику снова прикрыли силовым куполом. Замкнули на личный код Дэна. И нам спокойнее, и владельцу тоже.

А владелец волосатый покосился, но ничего не спросил и не сказал. И мы пошли к выходу в город.

По дороге он решил с нами пообщаться. Видимо, типичных представителей в нас узрел — других-то желающих с ним трындеть в обозримом пространстве нет, делать нечего.

— Разрешите, господа, — говорит, — задать вам несколько вопросов.

— Валяй, — говорю, — не тушуйся.

— Какой вы, — говорит, — позвольте узнать, национальности?

— Я-то? — удивляюсь. — Я по национальности — химера. Меньшая часть организма у меня, вроде, смутно английских кровей, с китайской примесью, а большая — как будто русский или поляк, но я не уточнял.

У волосатого глаза на лоб полезли. А Дэн хмыкнул:

— Не знаешь — не суйся. Вот я точно в курсе, справлялся. Один отец у меня — американский немец, второй — французский араб, а вынашивала итальянская еврейка, хотя я и не уверен, что её гены тоже есть, — и добавил со сдержанной гордостью. — А баба моя — эфиопка японского происхождения. Шикарная.

Волосатому понадобилось некоторое время, чтобы впучить глаза назад, хотя уж у Дэна-то с родословной всё в порядке.

— Слышь, путешественник, — говорю, — ты не переживай. Мало ли, что там у киборгов понамешано. Из них половина — химеры, ты бы людей поспрашивал.

А Дэн одёрнул меня оскорблённо:

— Я, знаешь, ли, не химера. У меня только собственный корпус и синтетика.

Волосатый слегка опомнился и спрашивает:

— Простите… а что такое «химера»?

— Организм из кусков других организмов, — говорю. — Я — из двух людей, а вообще бывает по-разному.

Волосатый на меня посмотрел, будто у меня изо рта на его глазах вылезло что-то непотребное. Хотел что-то сказать, но проглотил. Помолчал. И спросил:

— А вы это… в бога верите?

Дэн, тупая машина, просто заржал. Не понимает, ящик с микросхемами, что со средневековыми жителями надо помягче — они-то ещё дикие, мыслят примитивно, с предрассудками. И я попытался объяснить мягко:

— Ты не нервничай. Тут же твоё будущее. Ну как он может верить, если он — жмур, набитый электроникой? Ему и верить-то нечем. То есть, душа у него есть, но не религиозная никак. А взять меня? Ну ты подумай…

И мы с Дэном отчётливо увидели, как волосатый хочет вернуться. Но Ванесса уже открыла ворота — и вот он, утренний город, как на ладони. На рай абсолютно не тянет.

А волосатый бормочет:

— А я ж говорил! А я ж предупреждал! Никакой генетики! Никакой биологии! Никакой медицины этой бесовской! Назад, к предкам, назад…

Дэн говорит:

— Не выйдет у тебя к предкам — мощности маловато у твоей машины времени.

А волосатый прыгает взглядом по окружающему миру, глаза дикие, борода встопорщилась — и не понятно, то ли он в ярости, то ли в ужасе.

Мне жалко стало. Что ж он, виноват, что ли, бедный дикарь, что ему будущее так против нутра пришлось? Он, может, мечтал, что через полтораста лет все национальности разделят заборами и в бога верить заставят — и теперь ему худо. Ну, предрассудки. А что, человечество, как только кончило мамонтов забивать, так сразу — в космос и генетика?

А волосатый ткнул пальцем в пространство и лепечет:

— Кто это? Кто это?

— Это генмодификат, — говорю. — Гермафродит, наверное, они в моде сейчас. Милашка.

— Как это, — говорит, — «в моде»?! А когда выйдет из моды?!

— Выйдет, так сделает новый корпус себе, — говорю. — Делов-то…

— А вон те… крашеные мальчики?

— Это не мальчики, — говорю. — Это девушки. Курсантки ГенМилитари. Апгрейдят себя под асекс, у них считается круто.

— А та… красоточка?

— Это не красоточка, — говорю. — Это парень. Трансвестит. Шлюха, наверное, домой возвращается с плешки. Ты отметь: если такие сиськи — то явно шалава, всё равно, какого пола. Приличные барышни себе грудь так не надувают, а парни — и тем более.

Волосатый к рекламному щиту прислонился, весь в поту, хоть утро и прохладное. Замкнул тактильный контакт на рекламной директории, ангел-голограмма запел райским голоском: «Самый свежий запах, самый надёжный дезодорант, для самых крутых мужчин…» — Дэн его выключил.

Волосатый вытер лоб. Морда у него обвисла.

— Но вон те-то — нормальные? — спрашивает шёпотом.

— Конечно, — говорю. — Что в них ненормального. Традиционалы. Живые. Мужчины. Любовники, похоже.

— Почему? — стонет. — Почему они традиционалы, если они любовники, ради бога?!

— Потому что традиционалы, — говорю, — это те, кто сам живой и спит с живыми.

— А другие, — спрашивает страшным голосом, — что, с мёртвыми?!

— Да по-всякому бывает, — говорю. — Не обязательно. Может, с некроморфами, с машинами, с куклами, с голограммами… Мало ли, кого человеку может захотеться, какая разница…

Вот тут он и не выдержал. Замахал руками, взрыднул и побежал обратно. Мы с Дэном за ним еле угнались, чтобы скинуть поле с его машины времени.

Не попрощался и не поблагодарил. Сразу вскочил в седло — и давай раскочегаривать свою тарантайку. Бормоча: «И атеистов… и генетиков… и пидоров… и либеральных журналистов… и феминисток… и биологов… и космополитов… и электронщиков… и программистов… да всех учёных вообще!» — а взгляд совершенно безумный и борода дыбом.