Знаю, просить некрасиво. Но ведь я прошу не Тебя, добрый мой Боже. Ты мне ничего не давай — это дядюшка мой обещал подарить мне часы, если буду хорошо учиться. Ты мне только помоги: напомни дядюшке об обещании. А я постараюсь вести себя хорошо. Дядюшке-то все равно, когда дарить: сейчас или потом. Я уже ребятам сказал, что у меня часы будут, но они не верят. Начнут надо мной смеяться, подумают, что наврал или просто хорохорюсь. Помоги мне, Боже. Тебе ведь не трудно, Ты все можешь. Боже, дорогой мой, золотой, помоги. Прости мне мои грехи. У меня их много. Съел украдкой повидло из банки, смеялся над горбуном, наврал, будто мама разрешает мне ложиться спать, когда захочу; я уже два раза курил и ругался. Но Ты — добрый. Ты простишь меня, ведь я раскаиваюсь и хочу исправиться.

Хочу быть хорошим, но не получается. То вдруг кто-то разозлит, то подговорит подраться — а мне неохота, чтобы другие думали, будто я боюсь. То мне просто скучно, то очень чего-то захочется, чего как раз и нельзя. Сдержаться не могу, а потом жалею, что так поступил. Ну, не такой уж я плохой.

Добрый мой Боже, не думай, что я хвалюсь. Ты сам знаешь, что есть и похуже меня. Ты ведь все знаешь. Я изредка совру, а другие что ни слово — то ложь. Да еще воруют. Два раза у меня пропал завтрак, потом украли хрестоматию, из пенала стянули карандаш. Это они научили меня браниться. Да Ты и сам все это знаешь. Не люблю я жаловаться. Ты сам знаешь, что не такой уж я плохой, хотя часто и поступаю плохо.

Добрый мой Боже, помоги мне не грешить, дай здоровье и долгую жизнь маме и папе, и дядюшке о часах напомни.

Раз обещал, слово надо держать.

Боже Всемогущий, обещала я маме, что больше не буду вредничать, обещала, что буду послушной. Обещать легко, но как сдержать слово. Боязно. Буду стараться — очень хочу. Но разве всегда получается так, как хочешь? Столько раз я давала себе слово: с завтрашнего дня все будет по-новому. Может, в этот раз так и будет. Сдержу слово — очень хочу сдержать. А Ты, Боже Всемогущий, помоги мне.

Ты сотворил землю, что вращается вокруг своей оси и вокруг солнца. Ты создал параллели, меридианы, полюса. Полуострова, мысы, заливы, проливы, горы, плоскогорья и низины. Множество животных, растений, граниты и кварц. По Твоему велению леса заполнились зверьем. Стоит Тебе только кивнуть — и проливаются реки, короли собирают дань или складывают оружие. Ничто не происходит без Тебя, на все Твоя воля.

Знаю, трудно Бога объять, скуден ум человеческий — что капля в море. Но для Тебя нет ничего невозможного. Все к Тебе обращаются, а Ты — соглашаешься или нет.

Сердцем верю я в Твой ум и доброту, и если не все мне понятно, так это потому, что я еще маленькая и глупая. Прости мне, Боже, мои сомнения, но я хочу быть с Тобой откровенной — ведь нет тайн от Бога, и Ты все равно знаешь мои мысли. Так вот. Боже Всемогущий, если Ты хочешь, чтобы люди были добрыми и справедливыми, почему бы Тебе не создавать только добрых и справедливых? Почему позволяешь им грешить? Дал бы лучше людям волю посильнее, чтоб они слово держали. Я вот стараюсь, очень стараюсь, а не получается. И маме неприятности и мне. Иногда и дело-то пустячное, а я не уступаю. Может быть, потому, что дома и в школе не все добры и справедливы. Много я видела зла, и не моя в том вина, видела фальшь и грязь, которыми полнится мир. Верно, я только за себя отвечаю, но эти обманы, сплетни, неискренность делают жизнь ужасной. Боже Всемогущий, не хочу я вредничать, хочу быть послушной — помоги мне, дай волю выдержать, дай хоть капельку Твоего могущества.

За один день сотворил Ты мир! Вели: пусть дети будут послушными. И да будет так.

Склонилась я над тобой, дитятко родное, отчего ж ты крошечка, так мне дорога? Знаю, похожа ты на тысяч других, но верю, верю твердо, что ты — единственная, даже не видя — узнаю тебя по голосу, и не слыша — узнаю по губам, сосущим грудь мою.

Понимаю тебя без слов. Ни звука не издашь, только взглянешь просительно — и я тотчас очнусь, даже если сплю глубоко.

Дитя мое, ты — подлинный смысл моей жизни, трепетное воспоминание, нежная печаль, надежда и опора.

Будь счастливо, дитятко. Господи, прости, что не к Тебе взываю. Если и молюсь, то из страха, что Ты, ревнивый можешь мое дитя обидеть. Даже Тебе, Господи, боюсь его доверить — Ты ведь, бывает, отнимаешь у матери дитя и у дитяти — мать. Скажи, зачем Ты это делаешь? Не упрек это, Господи, лишь вопрос.

Прости мне, Господи, что люблю мое дитя больше, чем Тебя. Ведь это я произвела его на свет. Но и Ты, Господи, его сотворил.

Мы оба за него в ответе. Оба виноваты, что, едва народившись, дитя уже страдает. И оба заботиться о нем должны.

Страдает — плачет.

Поверь мне, Боже, я хочу быть серьезной, спокойной, внимательной. Может, со временем это и придет, но пока — не получается. Не верю я в серьезное, не доверяю — смешит меня оно. Торжественные речи, клятвы, проповеди, даже похороны — боже, какие мины при этом! Ты только посмотри на них, на эти надутые, фальшивые и глупые рожи (Прости, что я так выражаюсь). То, что я молюсь так редко, — их вина. Бубнят бессмысленно молитву, хитростью хотят подойти к Тебе, Провести Тебя хотят, выпросить что-нибудь вздохами и покрасневшим носом.

Неискренность — не по мне. Поэтому признаюсь: Господи Боже, я Тебя не знаю. И кажется мне, что прежде Тебя Человек сам себя познать и найти должен. А я блуждаю, не понимаю себя, пытаюсь разгадать себя, как шараду, решить, как трудную задачу по алгебре. То, что я не такая, какой меня считают взрослые и сверстники, это само собой. Но я и не такая, какой сама себе кажусь. Я веселая и в то же время… Капризная, но тем не менее… Неопытная, наивная — хм, это как сказать. Знаю не много, зато о многом и о многих догадываюсь. И тех, чванливых, прекрасно знаю! Если бы они хоть на малую долю так меня знали, как я их, нам было бы лучше. А может, и хуже? Хорошая я или плохая? И да, и нет. В чем-то добрая, а в чем-то злая. И добрая, и злая, но по-своему, не так, как они думают. И, наверное, даже не так, как я сама думаю.

Мне кажется, что всю эту любовь — и родительскую, и любовь к родине, к ближним, и к Тебе, Господи, — все это почтение и уважение взрослые выдумали для себя. А ведь и мы имеем право на собственные чувства и на собственную любовь. В молитве молодых должны быть смех, танец, шутка, каприз, неожиданность, как в дикие языческие времена. Ведь Ты, Боже, не только в слезе человека, но и в аромате сирени, не только в небесах, но и в поцелуе. Но каждое озорство сменяется грустью, тоской. А в тоске — как во мгле — и лицо матери, и шепот Родины, и беды ближних и Величие Тайны Твоей. Подумать только: хочу быть с Тобой искренней, но ясно мне, что всего не скажу, не сумею сказать. Смотрю на звезды и говорю: миллиарды звезд. Mиллиарды миль. Что с того, если я этого не чувствую? Знаю, что Ты Великий, Могущественый, Бессмертный и так далее. Знаю — и больше ничего. А я так люблю звезды, как они любить не умеют, даже как бы ни старались, не дулись, как бы ни, пыжились и носом сопели. А за что я их люблю — не скажу, да если бы хотела сказать — не сумею. Вот моя молитва… Умная ли, глупая ли — какая есть. Сумбурная она, потому что и я сумбурная. Боже, трудно Тебе со мной. А представь себе, как мне с собой тяжело.

Вот, что я Тебе предложу.

Пока оставь меня такой, какая я есть. Не спеши меня переделывать. Ты сам по себе, и я сама по себе, будто мы друг друга и не знаем вовсе. Я постараюсь никого не раздражать, не высмеивать, не подшучивать. Даже стану читать молитвы, только не буду возводить очи к небу и голову склонять, вздыхать и скорбные мины строить, как те, степенные. И не знаю, как скоро снизойдет на меня эта "степенность". И даже не обещаю, что захочу этот миг ускорить. Да и зачем спешить? Само придет. И в один прекрасный день, совершенно неожиданно, мы встретимся. Не знаю, где, как, когда, но знаю: увижу Тебя, кровь потечет быстрее, сердце сильнее застучит и — yверую. Уверую, что Ты — другой. Что Ты с ними не якшаешься, что они и на Тебя тоску нагоняют. Что Тебе они не интересны, а меня Ты понимаешь и хочешь со Мной серьезно и откровенно беседовать. Скажешь мне: «Я знал, это они Тебя от меня отвратили. Не хотела Ты верить в то, во что они веруют». Скажешь: «Знаю, они, меня обманывают, лгут мне». Скажешь о себе: «Я одинок, покинут, обижен и полон тоски, но свободен, свободен, как сокол». И заключим мы союз: Ты и я. И рассмеемся им в лицо. Возьмемся за руки и пустимся наутек. Они рассердятся, будут нас стыдить, что ведем себя неприлично. А мы остановимся, повернемся, и язык им покажем: я и Ты. И с хохотом убежим. И будем снег пригоршнями есть. Любимый, любимейший Боже. Ты ведь можешь себе такое позволить, ну хотя бы один — единственный раз. Ух, ну и нудные они, ну и лживые. И ждет их кара за грехи их.