Там же, где «не обломилось».

Мышь решительно отодвинул свое блюдо в сторону, подаваясь вперед, кладя локти на стол.

— Урок социологии специально для тебя, пацан. Ты у нас, я заметил, очень правильный, подчиняешься государственной системе, так?

Да я самый законопослушный гражданин, какого он только встречал.

— А что такое, по-твоему, верхушка власти на вашей земле? Чем твой государственный аппарат отличается от нашей мафии?

Я, кажется, не совсем понял его вопроса. Он попросил меня отличить белое от черного?

— Как у тех, так и у других есть своя территория — зона влияния. На этой территории действуют законы, установленные государственной или мафиозной верхушкой. Людей, проживающих на их территории, они облагают налогами, собирают с них дань, а взамен защищают их, а также свои интересы и границы от посягательства вражеских государств и группировок. Время от времени эти посягательства случаются, вспыхивают военные конфликты. Реальность такова, что при этом гибнут люди, и счет жертв порой идет на тысячи, а то и на миллионы. — Он выдержал паузу, словно давал мне минутку на осмысление, а может просто нагнетал драматичность момента. — Так что ты там говорил про белое и черное?

Во всяком случае, говорю, государством заправляют порядочные люди. Их выбирают сами граждане, у нас демократия.

— Демократия у них, ты слышал, Олафер?

— Иллюзия выбора — это не так уж и плохо, — отвечает Раску старик, бодро жуя круассаны, макая их предварительно в джем. — У нас здесь тоже не рай земной, не нам их осуждать.

— Мы, по крайней мере, не держим людей за идиотов.

— Вряд ли это делает их счастливыми, — отозвался дед, поворачиваясь ко мне. — Ты ешь, парень. Вот увидишь, если продолжишь хлопать ушами, Анна подчистит всё и тебе не достанется ни гренка.

Я посмотрел на Анну. Она не выглядела, как человек, который на подобное способен, хотя в словах старика был смысл: рядом с женщиной уже стояла парочка опустошенных креманок и большая менажница. Ну и метаболизм у нее, должно быть…

— Босс прозвала Анну «Жадиной», — заявляет Раск шепотом.

Мы с Эльзой кривим губы, стараясь сдержать улыбки.

Благо, что не обжорой.

— А какое ваше кодовое имя? — обращаюсь я к Олаферу.

Тот приосанился, расправляя плечи.

— Тут легко догадаться, парень.

Без понятия, говорю.

— Давай. Я в тебя верю.

На ум приходило лишь «старпер», «динозавр» или «хохмач», но мне жутко не хотелось его обижать: дед он был что надо, потому я просто пожал плечами.

— Император, — отвечает он, махнув на меня рукой.

Что, спрашиваю, серьезно?

— А что, непохож?

Нет. Очень похож. По крайней мере, если бы я хоть с одним встречался лично, то уверен, что он выглядел бы один в один, как Олафер.

Эльза рассмеялась, отчего у всех отлегло от сердца. Воспоминания о вчерашних перипетиях и сегодняшнее напряжение растворились в этом мелодичном звуке.

Но долго наша идиллия не прожила. Уже через минуту она окочурилась от страха, задушенная появлением Десницы.

Я потянулся к карману и вздохнул (попытался) с облегчением: ингалятор был на месте. Это было важно для меня — знать, что он поблизости, потому что легкие мои скрутило двойным нельсоном, стоило заместителю Эльзы переступить порог столовой.

Честно признаться, я не слишком религиозен, но, когда этот парень здесь материализовался, у меня в голове стали сами собой возникать цитаты из Апокалипсиса.

И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, имя которому «смерть»; и ад следовал за ним.

Конь, конечно, остался где-то за пределами этой комнаты, зато всадник заглянул сказать нам, что мы уже можем готовиться.

Дис был страшным, как смертная казнь. Таких людей я в жизни не встречал и думать не думал, что такие существуют. Он был таким бледным, что казался просто восставшим мертвецом.

Врожденный дефицит меланина, а по-человечески — «альбинизм», такие дела. Десница казался монстром, потому что несмотря на правильные черты лица выглядел совершенно безжизненно. Живыми на его лице оставались лишь красные, прозрачные глаза. Его убранные назад волосы были жутко тонкими и белыми, как раскаленный металл. Вообще, это человек был с ног до головы колюч и остер. Вполне вероятно, что у тех, кто отважился до него дотронуться, на всю жизнь оставались ужасные шрамы.

Короче, в тот раз мне в голову лезла всякая чушь. Я так задумался, что даже не заметил, как все поднялись. Все, кроме меня и Эльзы: она, вероятно, перетрусила не меньше моего. Думаю, даже больше — новоприбывший смотрел исключительно на нее.

Я ждал, когда заместитель воскликнет: «ну наконец-то!» или «я заждался!», в конце концов, «сколько можно, мать твою, прохлаждаться?!».

Ни звука. Мы словно собрались на групповую медитацию.

Он всматривался в несчастную Эльзу, изучал, медленно водя глазами, словно прикасался, ощупывал, проверял. В какой-то момент Эльза не выдержала и отвернулась, опустив голову.

Не знаю почему, но мне ее стало в этот момент жутко жалко. Десница словно пытал ее, не приближаясь. Вбивал гвозди в ее ладони, а мы этого даже не слышали, позволяя ему…

— Посмотри на меня, — раздался в тишине приказной тон. — Девчонка, я к тебе обращаюсь.

Эльза сжалась еще сильнее, и я просто не выдержал. Не знаю, на что я рассчитывал, но видеть, как все повторяется снова, что даже здесь ее не отпускают прошлые страхи, а этот парень их еще и обостряет, было выше моих сил.

Я открыл рот и задохнулся.

— От… станьте… от нее… — прохрипел я, после чего трясущимися руками достал «тайлед» и сделал глубокий вдох, словно впитывал в себя эликсир бесстрашия. — Она не ради этого терпела четырнадцать лет унижения и лишений, чтобы теперь выслушивать приказы от… того, кто вообще не должен был этого допустить!

Стихами заговорил. Не знаю, на что я надеялся, приказывая этому парню не отдавать приказы своему начальству. В моих мыслях бы сейчас и сам дьявол шею свернул.

Жадина Анна перекатывает карамель за щекой и раскусывает ее с характерным треском, разрушая всеобщее оцепенение.

Я во все глаза смотрю на то, как Дис отодвигает стул и садится, тем самым позволяя и всем остальным расслабиться. Левой рукой он кладет черные лакированные изогнутые ножны себе на колени, и я испуганно сглатываю. Черт с ним, с оружием, у этого человека не было левой руки, на ее месте красовался кибернетический протез. Ювелирная работа.

— Как скажешь, босс, — проговорил Десница через мгновение, откидываясь на спинку стула. — Кажется, ты растешь к земле. И мне жутко хочется знать, умники, что вы теперь будете с этим делать.

Эльза спотыкалась, но не упиралась, когда я схватил ее за руку и потащил прочь из парадной столовой. Кажется, она просто еще не привыкла к своему новому телу — вестибулярный аппарат у нее был ни к черту, а вести ее за собой, все равно что перетаскивать с места на места полное собрание Британники, — еще то удовольствие.

В итоге я нырнул внутрь пустующей тесной комнатенки, какого-то подсобного помещения, утягивая за собой и Эльзу. Закрыл дверь.

— Ты сам его слышал! Ты слышал! — нервы ее сдали. Будь я на ее месте, мои бы сдали тоже. Но я только молчал, тупо уставившись себе под ноги. — Я знала… я, как только это произошло, сразу почувствовала, что это не мое… не мое тело! Я не смогла сегодня заснуть! Всю ночь меня мучили кошмары, которые я забывала сразу же после того, как открывала глаза. Я так ничего и не вспомнила! Господи, а теперь… меня словно всю выворачивает! Это хуже, чем физическая боль.

Я сам его слышал. Я слышал.

Вцепившись в свои волосы пальцами, я медленно съехал по стене на пол.

Кто бы мог подумать, что в тот раз шаги Десницы, идущего от порога трапезной к столу, на самом деле являлись отсчетом.

До разрыва шаблона остается десять, девять, восемь…

До вулканизации мозга — семь, шесть, пять, четыре…